На Карском Взморье Воздух Свеж
Тот вечер памятен мне. Холодное море, негреющее солнце, пронизывающий ветер. Обычное лето Кары. Полевой ужин. Сели за стол в телогрейках, в штормовках. Как всегда. От прочих этот вечер отличало лишь то, что он был последним на берегу Карского моря. Завтра мы возвращались на месторождение и разъезжались. Наше совместное с экологами поле подходило к концу. Мы прошли его разными маршрутами, разными ногами, разными глазами. Прошли успешно: материал собран, зерна отделены от плевел. И вот мы снова вместе: стол накрыт, приподнятое настроение, предвкушение выпивки. Достано НЗ, ярко заблестели глаза.
Чудом нашлись какие-то невероятные закуски. Ян Альбертович достал варенье…ВАРЕНЬЕ!
Надо отчетливо понимать (и ценить), насколько Ян Альбертыч уникальный в экспедициях человек - у него есть ВСЁ. Такой человек обязательно должен быть в команде. Запасная ложка, вилка, скотч, палетка, палатка - всё. И когда к концу поля обостряется аппетит, вся надежда на Яна и на этнографов (если они есть). Первый обрадует эксклюзивными съестными припасами, вторые принесут гостинцы с чужого стола.
И мы принесли. Из чумовладений мы с Андреем Владимировичем вернулись не с пустыми руками - под всеобщее одобрение я вынул оленью вырезку килограмм на десять. Спасибо Аркаше из восьмой бригады. Накануне он забил оленёнка. Забил как бы для меня - специально, говорит, белого выбрал. «Как бы» потому что олешка он все равно забил бы - шкурки августовского неплюя незаменимы для пошива детской одежды, а так вроде подарок сделал.
Я жил у Аркадия в чуме, питался с его стола, точнее - с его ножа.
И в тот вечер было неудобно не айбатить с хозяином, который ради меня забил оленя.
Я пил свежую теплую кровь из кружки и нахваливал, отрезал своим перочинным ножом куски печени - и нахваливал. Я достойно гостевал.
- Ты в соль макни, в соль - советовал Аркадий.
Я макал в соль. Нижняя часть была лица вся в крови, и губы побурели от крови, стали липкими от крови. Как у всех.
Я хотел было отрезать сердца, но Аркадий жестом остановил. Сам взял сердце и разрезал его вдоль на длинные аккуратные доли.
- А если поперек?
- Сердце болеть будет.
Сердце было упруго-мягким, вкусным и теплым и не таким сладким как вырезка со спины. Сердце мне понравилось. Когда на следующий день прощались, Аркаша выдал мне тот большой кус оленины в дорогу. Он молодец, даже намекать не пришлось - сам сообразил. Да я бы и не стал.
Коллеги наши, биологи, сидели на рыбе и на оленьей тушенке.
Но консервированная оленина, как ни крути, смахивает на консервированную говядину. Мы были очень кстати со своими деликатесами. И кстати была Кара со своим промозглым ветром, томным, зависшим навсегда над горизонтом солнцем. Оно давало правильный свет на наш заполярный бивуак.
Мы осмотрели близлежащее святилище ненцев. Его как видно подзабросили и черепа белых медведей расплылись вокруг небольшого булгуняха, вероятно, служившего постаментом.
Вокруг поспевала морошка. Из обрыва торчала огромная линза тысячелетнего льда.
Ромашки кое-как угнездились на изъеденном солифлюкцией песчаном мыске.
Одинокое побережье очень сурового и неуютного моря…только не в этот вечер
Когда-то здесь потерпел крушение …Крузенштерн, внук того самого знаменитого Крузенштерна. Ненцы спасли команду и вывезли на оленях в Обдорск (Салехард). Губа, отделяющая Шараповы Кошки (островная цепь) от Карского моря стала зваться Крузенштернской. А теперь именем Крузенштерна названо месторождение газа. И мы здесь из-за него. Из-за газа, не из-за Крузентштерна.
Шурпа из оленины была чудесна, но я уже так наелся оленины, что с удовольствием переключился на продукцию «ихтиологического цеха»: вяленого муксуна и щокура.
Где-то должна была быть горбуша, но ихтиологи не справлялись с объемами, и испортили эту, не самую типичную для Карского моря рыбу. Ненцы спрашивали у ихтиологов, что за зверь такой зубастый, откуда приплыл, можно ли есть. Ранее тут водилась исключительно белая рыба, а тут красная приплыла - вдруг больная какая!?
Настало время баек - и биологи напрягли коллективную память. Всплыли многочисленные казусы, связанные с полем вечно закрытого и сверхсекретного нашего Севера. И все эти чудо-мудо-проверяющие: таможенники, пограничники, охранники и прочие бесчисленные мундиры, готовые проверить человека до дыр. Вспомнился и наш собственный свежайший опыт, когда при сдаче багажа в грузовой вагон в Лабытнангах, принимающий вскрывал мешки, набитые бутылками с дистиллированной водой. Мешки он не развязывал, а вспарывал ножом - ему так было сподручнее! Пробовал дистиллированную воду на вкус из каждой бутылки - не верил, дурак! Особенно опасны эти дураки, когда биологи везут формалин. Не верят.
Потом настало время стихов за авторством и исполнением Николая. Разные стихи: и по стилю и по качеству, один просто шедевральный - про болячки. В авторском исполнении, на берегу Кары, после вина-водочки он произвел ошеломительный эффект - я валялся. В прямом смысле - слушать стоя стало отчего-то невозможно.
Не знаю, дрогнуло ли бы во мне сейчас хоть что-нибудь, перечитай я его. Разве память бы посмеялась. Таким и запомнился этот вечер.
Фотографии Ильи Абрамова, Андрея Головнёва