Гроза
Тьма накатывалась стремительно. Сумеречное небо над Волгой стало гневно-черным. Мы спешили домой, но не успели. Из подворотни вылетел вихрь, взметнув в глаза тучи пыли: фронт ненастья настиг городок. Заскрипели деревья, зашипели листья. Мы не успели.
Подъезд двухэтажного дома лучился светом - наше укрытие. Какая-то женщина внутри делала движения руками. Кажется, колдовала с телефоном. Начался ураган. Полетели ветки, задергались провода, вспышки озаряли горизонт, сараи заблестели влагой. Дворик разметало стихией. Пропало освещение. Тьма вокруг сгустилась, ярче стали молнии. Я прикрыл дверь, чтобы отгородиться от буйства. Матюша ерзал на руках.
Молодая женщина начала сопереживать нам и вызванивать своего родственника-таксиста. Тот разгребал завалы на безвестном перекрестке, обещал прорваться. Гроза продолжала рвать Юрьевец на части. Матюша притих на руках. У нее оказалось трое детей. У нас не оказалось телефона.
Стал накрапывать дождь. В подъезд вышел мужчина той женщины. За ним маленькая дочка. Мужчина стал вызванивать другого автолюбителя. Они посчитали, что нам нужна помощь. Это было интересно - мы не просили их ни о чем. Мужчина живописал по телефону, как страдает молодая пара, как надрывается ребенок. Адъ выходил кромешный. Кажется, он очень хотел помочь. Его окающая речь, специфический словарный набор, были самобытны. Жена была не менее достойна этнографического внимания. Мы стояли в глубине деревянного подъезда, пахнущего старостью, смотрели на них и слушали. Вспышки молний высвечивали фигуры в распахнутом дверном проеме. Они закурили на крыльце, пряча от ветра огоньки. Отогнали с порога дочь. Потом муж ушел домой, а жена снова звонила другу, который под дождем разбирал завал. Опять говорила ему, как терзает нас стихия. Мы смущенно благодарили. Она рассказала, что хотят с мужем четвертого. Это были наши ровесники. Жена даже чуть моложе - Света узнала ее по школе. Где-то двадцать семь - двадцать восемь лет. Четвертого...
Ветер почти стих, шел несильный дождь. Пришла машина. Мы забрались на заднее сиденье и заскользили по улицам. Узкие тенистые улицы городка были засыпаны ветвями. Стихия, походя, хоронила городок. Водитель рассказывал, как разгребал завал, как перед ним упали деревья. Он был возбужден, и местное оканье становилось еще отчетливее. Слушать его было наслаждением. Правда в его устах уже превращалась в быль, но еще не канонизировалась по законам жанра. В этой истории еще не появился град с голубиное яйцо (с прошлого года, для фактуры), ливень адской стеной (вместо накрапывающего дождика), ветер, срывающий крыши (вместо обрывающего провода). Мы были первыми слушателями его полуночных приключений, которые еще продолжались. Мы были его героями и жертвами. Завтра полуночные подвиги будут пересказаны десяткам людей. Там обязательно будет молодая пара, которую чуть не растерзала стихия, надрывающийся ребенок, поваленные бурей деревья и мелькающий между ними бэтмобиль.
Подъезд двухэтажного дома лучился светом - наше укрытие. Какая-то женщина внутри делала движения руками. Кажется, колдовала с телефоном. Начался ураган. Полетели ветки, задергались провода, вспышки озаряли горизонт, сараи заблестели влагой. Дворик разметало стихией. Пропало освещение. Тьма вокруг сгустилась, ярче стали молнии. Я прикрыл дверь, чтобы отгородиться от буйства. Матюша ерзал на руках.
Молодая женщина начала сопереживать нам и вызванивать своего родственника-таксиста. Тот разгребал завалы на безвестном перекрестке, обещал прорваться. Гроза продолжала рвать Юрьевец на части. Матюша притих на руках. У нее оказалось трое детей. У нас не оказалось телефона.
Стал накрапывать дождь. В подъезд вышел мужчина той женщины. За ним маленькая дочка. Мужчина стал вызванивать другого автолюбителя. Они посчитали, что нам нужна помощь. Это было интересно - мы не просили их ни о чем. Мужчина живописал по телефону, как страдает молодая пара, как надрывается ребенок. Адъ выходил кромешный. Кажется, он очень хотел помочь. Его окающая речь, специфический словарный набор, были самобытны. Жена была не менее достойна этнографического внимания. Мы стояли в глубине деревянного подъезда, пахнущего старостью, смотрели на них и слушали. Вспышки молний высвечивали фигуры в распахнутом дверном проеме. Они закурили на крыльце, пряча от ветра огоньки. Отогнали с порога дочь. Потом муж ушел домой, а жена снова звонила другу, который под дождем разбирал завал. Опять говорила ему, как терзает нас стихия. Мы смущенно благодарили. Она рассказала, что хотят с мужем четвертого. Это были наши ровесники. Жена даже чуть моложе - Света узнала ее по школе. Где-то двадцать семь - двадцать восемь лет. Четвертого...
Ветер почти стих, шел несильный дождь. Пришла машина. Мы забрались на заднее сиденье и заскользили по улицам. Узкие тенистые улицы городка были засыпаны ветвями. Стихия, походя, хоронила городок. Водитель рассказывал, как разгребал завал, как перед ним упали деревья. Он был возбужден, и местное оканье становилось еще отчетливее. Слушать его было наслаждением. Правда в его устах уже превращалась в быль, но еще не канонизировалась по законам жанра. В этой истории еще не появился град с голубиное яйцо (с прошлого года, для фактуры), ливень адской стеной (вместо накрапывающего дождика), ветер, срывающий крыши (вместо обрывающего провода). Мы были первыми слушателями его полуночных приключений, которые еще продолжались. Мы были его героями и жертвами. Завтра полуночные подвиги будут пересказаны десяткам людей. Там обязательно будет молодая пара, которую чуть не растерзала стихия, надрывающийся ребенок, поваленные бурей деревья и мелькающий между ними бэтмобиль.