Мой БАМ
Ради интереса я зашел в авиакассы Владивостока - вдруг хватит. Не хватило. Это было ожидаемо, и потому я сильно не огорчился. Взял билет на поезд до Комсомольска-на -Амуре. Мне надо было в Пермь, но по Транссибу я уже ездил, а по БАМу нет. Комсомольск-на-Амуре - почти самая оконечность БАМа, дальше только Совгавань.
В последних числах сентября в Приморье стояла золотая осень. В Японском море можно было купаться, во Владике подозрительно зеленела листва. Я сошел с « Тани Карпинской» в грузовом порту города: в отличие от седого капитана меня не встречала красотка на лексусе. Впрочем, я не печалился, бредя мимо длинных рядов японских джипов, которым вскоре предстояло разбрестись по всей русской земле. Вышел за ворота и думал, что же делать. Была та беззаботная пора отрочества, когда время являлось категорией настолько относительной, что я не придавал ему значения.
Небо было столь чистым, улицы свежими, а подводная лодка и вправду стояла на постаменте в центре города, что я не удивился, не найдя в списке погибших моряков инициалы деда, хотя по семейной легенде его фамилия должна была быть где-то здесь. Он был моряком, воевал морпехом, и должен был умереть, потому что не отдал врачам пораженную гангреной ногу. Выжил. Но его записали погибшим.
2
Я был очарован городом, хотя мой отец, как и Гришковец терпеть его не мог за промозглые туманы. Стояла бархатная осень, и просто так сесть в поезд и ехать домой было бы преступлением против свободы. Поэтому я сел на паром до Славянки, что недалеко от границы с Китаем. Взял бутылку вина.
3
Догорал закат: мы пили на верхней палубе с каким-то парнем - у него тоже было с собой. Играл тогдашний хит «Коламбия Пикчерз не представляет». Я сошёл на берег как настоящий моряк, качаясь. В Славянке было очень темно и был длинный забор, вдоль которого я ушел в ночь. В общем, это совершенно другая история, никакого отношения не имеющая к БАМу, кроме того факта, что после того как я благополучно вернулся во Владик, поскитавшись по Хасанскому району, я поехал на БАМ.
4
Владивосток, вокзал
Поезд покидал пляжи Шаморы и устремлялся на север. Лето резко кончилось. Затуманились чозениевые леса в долинах Сихотэ-Алиня; поезд на ощупь крался сквозь дальневосточный туман. После Хабаровска началось цветастое разнолесье - было приятно смотреть в окно. Я даже поверил, что мне продали именно элеутерококковый мёд, а не абы какой.
В Комсомольске-на-Амуре я сразу пересел на поезд до Тынды. Начались чеканящие слух названия станций: Баджал, Могды, Чегдомын, Ургал, Дипкун.
5
Чем жестче становились названия, тем меньше людей оставалось в поезде. Одного англомолчащего иностранца подвыпившие бамчане и бамчанки уговаривали вылезти на какой-то жёсткой станции и, похоже, уговорили. Дальше всех держался разговорчивый сверхсрочник. Похоже, он рассчитывал рассказать мне ВСЮ свою жизнь, вплоть до самых интимных подробностей последних дней. Но станция Дипкун выдернула его из поезда на полуслове. Осталось смотреть в окно - там была бесконечная лиственничная тайга, горевшая золотом огнем осени.
6
Утром была стылая Тында. О Тынде я знал лишь, что количество солнечных дней в ней превышает аналогичное в Ялте. Мне не повезло. Было колючее утро дымчато-холодного дня. Осень здесь закончилась, воцарилось предзимье. Если восточный БАМ пылал лиственничной хвоей, то здесь она уже облетела. Я вышел на привокзальную площадь: густой пар от маневровых тепловозов поднимался в воздух, резкие гудки будили столицу БАМа.
В очереди в кассу могучий вахтовик изливал душу соседке, с которой только что познакомился: «Как я раньше обедал, знаешь?» Дама не очень-то хотела знать, но собеседник напирал: «Пачка пельменей и бутылка водки!» Дама молчала. «Теперь уже не могу так. Проблемы начались по этой части. Я вот думаю - неужели из-за водки?»
7
Откровенность сибиряков меня поначалу обескураживала. Особенно в дальних скорых поездах. Незнакомый человек вдруг начинал рассказывать тебе такое, что я начинал чувствовать себя как на исповеди. По всей видимости, плацкартный вагон в советское время заменил людям церковное таинство. Традиция жива до сих пор, и чем дальше на Восток, тем меньше люди тяготятся душевным грузом, сбрасывая его во время транссибириады. Мне нечего было сбрасывать, и я внимал. Я был неплохим слушателем, что особо ценится на Транссибе. Говорить-то все умеют.
8
Ориентирование по карте с иероглифами
Плацкарта до Чары не было. Под Чарой хотел посмотреть самую северную пустыню мира - ту что посреди вечной мерзлоты. Пришлось брать купе (универовская бухгалтерия этого не любит). Ехал с железнодорожниками, один из которых был машинист и следовал на свою «дистанцию пути». Я слушал.
На БАМе почти на всем протяжении тепловозная тяга. Осложняют дело одноколейность, большие уклоны и малые радиусы. Все это повышает требования к квалификации машиниста. Разница в вождении между электрифицированными равнинами Европейской России и тепловозными сопками Азии колоссальная.
9
К каждому сопочному взъему локомотив должен подойти как разгоряченный конь, в узко заданном скоростном и временном интервале, чтобы наверняка взять высоту. Ж/д магистраль в здешних местах - единственная транспортная коммуникация, которая коммутирует пережатые хребтами долины; она не продублирована ни автодорогами, ни речными путями. Косячить никак нельзя. В общем, я проникся профессией машиниста, даже не читая Платонова.
В Новой Чаре я вышел похмельным утром. Похмелье было у природы. Ночью шел дождь, а к утру подморозило. Меня знобило: два месяца странствий дали о себе знать - хотелось тепла и уюта. Чарский вокзал был напрочь лишен и того и другого. Это, вообще, оказалось чертовски нечеловеческое место - эта Чара. Казалось, поселок здесь оказался по чьему-то злому умыслу.Я думал об этом, глядя на мрачный Кодарский хребет, который подпер набухшие синевой тучи - Мордор наяву.
Были первые октября, и лиственничный лес уже оголился - я плелся в предрассветной рани на ближайшую сопку, чтобы согреться и собраться. Мое уныние скрашивали небольшие зверьки на теплотрассе.
Всё воспринималось очень остро - панорама Кодара потрясла мое ознобленное нутро.
10
Вид на Новую Чару с ЮВ. Слева сзади -Кодарский хребет
Где-то на пути к нему чуть белели желанные пески.
11
Путь к ним через какое-то время преградила река. Был паводок, и я не смог перебрести.
12
Маневрировать в поисках обходных путей не стал - Чара уже утомила меня, и я отдался солнцу, которое вдруг посетило этот немилосердный край. Природа уже замерла в предвкушении снега и не спешила радоваться свету. Мне ничего не оставалось, как сделать это за нее.
13
Потом я бесцельно бродил по Чаре, и думал о путях человеческих и об удоканской меди;
14
Вид от Новой Чары в сторону Удоканского месторождения
фотографировал любопытности; ел халву.
15
16
Снова вернулся на утреннюю сопку - вид стал веселее. Чуть-чуть…
17
18
Ж/д вокзал Чары солнечным октябрьским вечером. Кодарский хребет на горизонте
Поезд покидал неуютную Чарскую котловину и в окне проносились томные грядово-мочажинные ландшафты, оттененные синевой гор.
19
Я продолжал есть халву. Мой юный попутчик с интересом отнесся к сладостям, и я поделился с ним. Конечно же, он хотел стать машинистом и ехал учиться в Северобайкальск. Знаменитый Северо-Муйский тоннель был ночью, и ночью же в Таксимо наш состав электрифицировался: к Байкалу мы подъезжали без дыма и копоти. Северобайкальск оказался городом на самом берегу озера, и чтобы дойти до воды, надо было просто перейти пути и пересечь прибрежный лес. Обрывистый берег чудо-озера не грел - он был суров и тоже готовился к зиме.
20
21
Местная бора мигом вытянула из меня остаточное плацкартное тепло и я, проверив воду (вдруг теплая), пошел в город.
22
23
По пути читал остаточные лозунги времен зачатия БАМа - время здесь остановилось.
24
25
26
В городе было мокро, был проспект, и парк с каруселями в конце.
27
Купил на рынке у кавказцев плиточного чая - того, который прессован до состояния доски и который надо рубить топором или крошить ножом. Ни до, ни после, я такого чая нигде не видел и не пил. Вкус описать трудно, особенно если сравнивать его с нормальным чаем.
На вокзале раздумывал, куда взять билет: победил дом.
28
Даванский перевал уже засыпало снегом, и было приятно смотреть на заряды мокрого снега, зная, что сам в тепле, и тебе не предстоит мокнуть за окном.
29
В Усть-Куте вернулась осень, а Лена еще жила навигацией.
30
В Тайшете я снова оказался на Транссибе. В Новосибирске пересел на «Сибиряка» который на деле оказался европейцем. До Москвы всего двое суток, но пассажиры из самого крупного города за Уралом полагали это расстояние слишком долгим. Они ощутимо тяготились временем, в то время как люди, едущие с Дальнего Востока, или с Байкала не парились по поводу зря проведенного времени. За первые сутки-двое они успевали доместифицировать вагонное пространство, и чувствовали себя как дома. Время для них летело незаметно.
2006 год,
фотоаппарат Смена 8М