Глядя на испещренный могильными впадинами план, думаешь, насколько иначе всё это выглядит в реальности. Так легко растекаться мыслью по древу сидя в кабинете, делать выводы, искать закономерности. Можно педантично распланировать раскопки, разбить сетку для выноса в натуру, подсчитать объемы. А каково было бы растекаться по древу глядя вот на такой план!
А ведь изображено одно и тоже место! Новых могил там не появилось (это древнее кладбище), просто сказывается разница в методике съемки. Этот глазомерный план родом из 60-х мы имели на руках, приступая к работе в нулевых. Сняв тахеометром план этой местности в 2011 мы поразились разнице. Однако, чтобы она стала очевидной пришлось изрядно потоптаться в могилах и возле оных.
В отличие от современных христианских кладбищ, где могилы выражены в рельефе валообразной насыпью, многие древние захоронения, наоборот, вычисляются по просевшей земле. Поэтому главный инструмент археолога глаза и... ноги. В тайге любую отрицательную форму микрорельефа яму со временем затягивают мхи. Контуры оплывают. Сосновый бор кажется ровным и ничем не отличающимся от многих других. И только продавив ногами подушку мха, шаг за шагом нащупав края продолговатой могилы, понимаешь - здесь был похоронен человек, и ставишь вешку. Переходя метр за метром, понимаешь, что здесь вообще-то захоронено немало людей. Может мор прошел, а может быть этот мыс всегда был погостом для озерных жителей.
Осматривая это место годом раньше, и бегло считая могильные впадины, мы пропустили половину из них!
Шумит сосновый бор-на-костях, стройные стволы как один качаются из стороны в сторону. Июльское марево застряло в зарослях багульника. Ягель на гривках высох и каждый шаг сопровождается хрустом. А в могилах притаились прохладные зеленые мхи. Толстые как перина и чуть влажные на дне. Приляжешь усталый в чужую могилу и думаешь: «Сколько ж вас тут ребята! Попрятались, а мы ищи! График вот срываем!». Крона шумит в ответ - это ветер с озера. И не слышно из-за него моторку с обедом.