От вооруженных сил в конечном счете ждут готовности защитить страну, а не излечения общественных язв или экономии бюджета. Иной взгляд превращает разговор об армии в полуэстрадное ток-шоу - жанр здесь столь же не уместный, что и при воспоминаниях о блокаде. Поэтому расставим акценты, важные для понимания сути дела. По пунктам.
Первое. В наследство нынешней России досталась, по существу, Советская армия, не соответствующая задачам дня. Сохранять ее прежнюю структуру (значит, и численность) не только затратно, но и бессмысленно. Тем более что никто не отменял и пресловутый закон Мерфи: чем меньше дел, тем шире штаты. Например, Черноморский флот сократился в шесть раз, а аппарат его управления вырос почти в полтора раза.
Структурное реформирование не может быть растянуто на десятилетия. Резать приходится действительно по живому. Слава Богу - не по мертвому.
Второе. Прежде чем резать, принято отмерять. Или начнем с сокращений, а потом посмотрим, для чего пригодится «обновленная» армия? Иными словами, из чего следует, что в результате реформ возрастет качество вооруженных сил? Отсутствие внятной концепции ставит под сомнение итоговый результат. Может быть, все затевалось лишь ради экономии средств?
Отсюда - третье. Экономическая детерминированность военных преобразований, осуществляемая по принципу «меньше, значит, лучше», одновременно влечет коммерциализацию сознания военнослужащих. Речь идет прежде всего о пресловутом приказе №400. В соответствии с ним армию по существу разделяют на высокооплачиваемое меньшинство и завидующее ему большинство. Тем более что критерии для выплаты трехкратного по размеру жалованья трудно считать справедливыми - в «вознагражденной» части служат не только достойные. И наоборот. Приспосабливаясь к этим условиям, командиры вынуждены прибегать к двойной бухгалтерии, то есть перераспределять вознаграждение исходя из задач текущего стимулирования.
Но это не самое страшное. Хуже другое - «экономизация» военной сферы с поправкой на отечественные традиции законопослушания размывает саму идею служения Отечеству. А ведь равномерное и при этом прозрачное увеличение жалованья всем, а не избранным, куда нагляднее обновило бы облик вооруженных сил, нежели полевое обмундирование с заимствованным с американского дождевика нелепым «погоном» на животе. Особенно когда офицер на пике своей карьеры переводится на сержантскую должность. Нужно ли объяснять, что служивый, утрачивающий перспективу роста, в лучшем случае постарается компенсировать ее материально. Или уйдет, так и не постигнув глубины реформаторского замысла. То же и с обеспечением армии жильем - основным показателем социальной направленности военных преобразований. Обещания только тогда внушают оптимизм, когда они выполняются, причем массово. Слащавые телесюжеты с раздачей ключей счастливцам не в счет.
Четвертое. Если несуразица с материально-карьерным стимулированием может быть со временем исправлена, то военно-образовательная реформа закладывает мину под будущее российского воинства. Ибо военное образование всегда и везде опирается на неразрывность, корпоративность и преемственность военно-профессиональной среды. Приостановка даже на год учебного процесса деквалифицирует наставников и лишает обучаемых примера предшественников. Что уж тут говорить об упразднении целых научно-педагогических школ, на протяжении веков формировавших национальный военный менталитет? Притом что мировая практика указывает на сужение военной специализации. Кроме того, военный вуз, особенно в Зауралье, - это важный (иногда безальтернативный) центр формирования местных элит и инфраструктуры. Чем на хиреющих «задворках империи» мы компенсируем закрытие пусть даже не самого престижного училища? Понятно, что потребность в офицерских кадрах пропорциональна численности вооруженных сил, но не слишком ли «арифметическое» решение принято реформаторами?
Пятое. Люди, посвятившие себя военной службе, недоумевают по поводу странностей, выдаваемых за расширенный взгляд на реформу. Можно согласиться с идеей децентрализации столичных властей - такова мировая тенденция. Но зачем переводить главный штаб ВМФ в Петербург? Может, целесообразнее сначала накопить денег и вывести отечественный флот в мировой океан? Именно «наш» флот, а не импортный «Мистраль», который, помимо прочего, дискредитирует российское судостроение. А ведь оно один из источников финансовых поступлений на ту же реформу.
Шестое. Отношение общества к армии требует перезагрузки военно-гражданского диалога, чего, судя по реформе, пока не происходит. Ситуация осложняется подменой взаимной ответственности - запальчивыми претензиями, предъявляемыми огульно, а порой и с улюлюканьями. Притом что военачальник появляется на экране лишь на фоне парадного каре или после очередной аварии или взрыва артсклада.
Может быть, стоит воспользоваться американским опытом военно-гражданского единения? Например, через контору Красного Креста: она как раз между казармой и столовой… В Америке в армию шлют подарки от школ и хора мормонов, бейсбольной команды и коллектива Макдоналдса - открытка с сердечком: «Солдату, который промок в карауле». Почему бы не перенять этот пример? Пара носков-платков, или тюбик с зубной пастой, или карточка (час работы в Интернете) - от 2«Б» класса... Реформационной осмысленности, а заодно материального стимула это не заменит. Но станет доказательством того, что армия не приходится стране пасынком. Не потому ли явно тормозится контрактизация армии, что до сих пор не найдена золотая середина между общегражданскими и материальными стимулами. А солдат-призывник не знает, как обратить армейский опыт в свой жизненный капитал.
Не с этого ли следовало начать военную реформу?