Вот я тут всем ору, что настоящая жизнь - это с парашютами летать среди гусей и жонглировать горящими топорами в электричке Весьегонск-Краков, а не сырники лабать по утрам. А все равно томным вечером нет нет да и тянет к плите.
Вчера с полной илоной решимости забронировала кухню, впустила туда кота и закрыла дверь.
Четыре килограмма кота с интересом смотрело, как я достала топор и разделочную доску и включила Slipknot. Два килограмма курицы боязно ждали этого момента: до конца надеялись и тряслись в холодильнике, думая, что я их не найду. Пора, мои курочки, пора. Зря скукожили и вжали куриные жопки. Мать сегодня в добром настроении свирепствовать, разухабисто и крупно рубить морковь, шинковать чеснок и угваздать плиту вином и маслом.
Наточены ножи. Приготовлен казан. Чугунный, тяжеленный, белорусский. С крыжкой. Крышку, кстати, можно использовать для занятия физкультурой и упражнений ОФП: для укрепления грудных мышц. К себе, от себя, к себе, от себя. И рраз и два и три четыре. И раз и два и три четыре. Закончили упражнение, катим крышку обратно на кухню, вытираем со лба пот и восстанавливаем дыхание. Шутка ли, 5 кг. чугунного веса. Мать знает толк в тяжелом металле.
Три килограмма овощей намекают на то, что сейчас будет серьезное движение, делайте погромче хэви-металл, будем чистить, а потом резать четыре огромные луковицы. Огромным тяжелым ножом ррраз. Ррраз. Ррраз. Первая луковица пошла. Ррраз, рраз, ррраз, вторая пошла. Меркнет свет, перед глазами все расплывается, но это не слезы, это капли дождя. Не утешайте, не надо. Главное глубоко не вдыхаахтыж сука аж до слёз.
*глухие удары топора о деревянную доску*
ранее в сериале мать выглядела еще более устрашающе, т.к. не было топора и приходилось куриные кости ломать руками. Этот звук, будто ломаешь человеку мизинцы и лучше не знать откуда мне этот звук хорошо знаком.
На раскаленной сухой сковороде лежат кусищи курицы. Клокочут и шипят под своим собственным скудным жирком.
На второй сковороде рядом на сливочном масле тушится лук. Уже порублена морковь и красный перец, ошпарены томаты, предварительно надрезанные крест-на-крест и сних снята кожа. Атмосфера кипящей работы в сельском доме перед приездом внуков. Под ногами цинковое ведро с картошкой, о которую трется кот, из тканого мешочка достаешь чеснок. Руку туда запускаешь, а он шуршит, приятно осыпается шелуха и он такой крупный, здоровый, белый. Из Грозного, кстати, гостинец. Аккуратненько так его очищаешь, белый, острый глянцевый, упругий и резкий. Плоскостью тяжелого большого ножа так на него всем весом надавливаешь, а он такой БЛЪБЬЪЬЪ и пал. Давленый чеснок и аромат от него аащщщ сука Ъъъ.
Среди клубов пара и духа падшего чеснока и тушеного лука, именно в тот момент, когда из бутылки льёшь красное вино на уложенное в казан мясо, робко приоткрывается дверь и чей-то рот, который борзо спрашивает а не много ли я лью вина.
Не ори на мать! и дверь тут же послушно закрывается. Послушному закрытию двери также способствует вид топора на столе и разбросанные по нему же сырые куриные кости.
Всё, финиш, выключаешь орущий Слипнот. Уже есть хочется, знаете.
Аромат стоит пьянящий. Остренькая пряная курица, тушеная в красном вине с овощами, травами, приправами и чесноком. Утробно булькает полчаса.
Угваздана вся плита, стол вокруг плиты, в раковине две сковородки и куриная жопа, сотейник, терка, четыре ножа и топор: гора, упирающася в кран.
Голодный мужик уже и так и сяк. И типа водички попить зашел. И да конечно. А у самого живот урчит, поёт жалобную протяжную песню как огромный одинокий кит. Еда. Скоро будет еда.
Сглатываешь слюну и черпаком кладешь наконец в глубокую тарелку пряное блюдо - чахохбили с курицей. Мясо такое сочное и нежное, протушеное так хорошо, что аж отстает от косточек и дымится, а бульен такой насыщенный, ведь там томаты и морковь, перец и лук, хмели-сунели и соли сколько надо, прям не мало и не много. Вот сколько надо. Вкусно.
Горячее блюдо. Детям не понравится, оно такое, знаете, взрослое: с луком.
Нафиг эти парашюты, когда тут такое.