На фоне работы Александры Качко (Zoa Art)
Участвую в этой выставке. Слушаю. Наблюдаю. Читаю километровые обсуждения в ФБ. Хочу сказать.
Сам контент выставки, интенции организаторов и участниц, реакция профессиональной и не очень общественности на нее очень напоминает мне ситуацию начала 2000-х с документальным театром в России. Тем самым, который "вербатим" и "Театр.doc". Тогда группа драматургов, взяв на вооружение новую технику, начала наступление на "русский репертуарный театр", который к тому времени был (и, увы, местами остался) колоссом на глиняных ногах (военные обороты использую намеренно, то была настоящая борьба). Работали в поле, ходили в народ, делились своим личным, болезненным и сокровенным, говорили об очень неприятном, всем известном, но табуированном, экспериментировали с формой и языком, игнорировали авторитеты, впитывали все, что могло пригодиться, из психологии, совриска, эстрады и телевидения... Родилось театрально-драматургическое движение, которое, во-первых, изменило театральный язык времени, во-вторых, зафиксировало речевые дискурсы времени, в-третьих, изменило само время.
Такова эволюция: когда нечто окостеневает, замыкается на себе, чересчур элитизуется (т.е. превращается во вредное образование) - внутри этого "нечто" возникает противодействие, которое взрывает его изнутри. Российское современное искусство - явление, конечно, не столь жалкое, как "репертуарный театр", но не менее шизофренизированное. Здесь принято деление на "высокое" и "низкое" искусство, "женское/слишком женское" (используется как негативное определение) и мачистское (негативная коннотация обычно не вкладывается); здесь нужно тусоваться в нужное время с нужными людьми, попадать только на "правильные" выставки (за участие в "неправильной" - обструкция) и, вообще, действовать строго и выверено, ибо любое "мимо" будет стоить тебе слишком дорого. Есть ряд вещей, которые считаются неприличными в приличном арт-сообществе, однако это не то, что вы подумали (например, "х.й" и его производные как раз приличны (в театре вот до сих пор приходится доказывать, что обсценная лексика может быть на сцене); неприлично же прямо и открыто выражать свои чувства в работах, заниматься самовыражением и демонстрировать мастерство) - т.е. неприлично показать себя человеком, мужчиной или женщиной. Нужно быть Художником с "чрезвычайно продуманным теоретическим бэкгаундом". Иначе: "Это не искусство", - будет вердикт. "Ни один эксперт не выпустит это за пределы..." (далее называется гетто, в которое арт-критик тебя засовывает). В этом смысле, российская арт-система мало чем отличается, например, от жесткого религиозного сообщества, где женщину обязательно хотят засунуть либо замуж, либо в монахини (а третьего, четвертого, пятого путей просто не дано).
И вот появляется выставка, которая откровенно игнорирует эти негласно принятые правила. Во-первых, это не просто выставка, это объединение, которое имеет потенциал стать движением (отличие движения от тусовки, надеюсь, понятны). Во-вторых, здесь взяты на вооружение жанры, которые совриском отнесены к "низким" (комиксы, скетчинг, иллюстрация и т.п.), и забытые техники (сухая игла, линогравюра) - т.е. графика. В-третьих, ставка делается не на раскрученных авторов и даже не на профессиональных художников (хотя и таковые участвуют), а в первую очередь на личность и ее опыт (некоторые впервые сделали работы специально для этой выставки). В-четвертых, выставка очерчивает вокруг себя политический и гендерный - феминистический - круг (хотя участвуют не только художницы-феминистки), заведомо вызывая на себя огонь, если вспомнить про "слишком женское".
Отсюда - методы: непосредственная работа в социальной среде ("Девочки Нижнего Новгорода" Виктории Ломаско, "Кучёр. Портрет деревни" Татьяны Фасхутдиновой, "Обитатели 5-ой психиатрической больницы в Хотьково" Яны Сметаниной), фиксация социальных типов, социальных историй и даже речевых дискурсов (что не было новостью, когда речь шла о концептуалистах, но почему-то вызывает вопросы сейчас), работа с историческими социальными историями ("Регина Йонас - женщина-раввин" Эльке Штайнер, "Интервью с Еленой Алехиной, сотрудницей Государственного музея им. Булгакова в Москве" Беттины), автобиография как материал для изображения ("Девочка с бантиками" Лены Хейдиз), переворачивание социальных штампов ("Женщины и спорт" Хагра), плакат и граффити как социальное сообщение ("Вкл.-Выкл." Умная Маша, плакаты Анны Репиной, "Девочка должна слушаться" Микаэлы, городские трафареты группы "Жена", "Кунсана, Нисо, Айсулу и Наргиз" GANDHI), табуированные темы ("Рождение" Юлии Резниковой), терапевтический комикс ("Истерические писания Полины П." Полины Петрушиной, "Чтобы быстрее убиралось" Алевтины Кохидзе, "Нелюбовь" Маши Ивановой, "Развод!" Ники Дубровской).
Далее я хотела, было, прокомментировать некоторые критические замечания по поводу выставки. А среди них навскидку было все, что угодно, кроме анализа собственно работ: от "стенгазеты" до "вагинороссиян". Но не буду. Пусть фрустрированные остаются со своей фрустрацией, ложные "левые" - со своими мнимыми угнетенными, а иронические Художники - со своим прищуром. Мне просто нравится, что "Феминистский карандаш" как следует всколыхнул это болото.