Природа, свобода и благодать в споре Августина с Юлианом Экланским
(Ленка Карфикова, Прага)
Полемика с Юлианом Экланским, охватывающая последние десять лет жизни Августина (419-430), бесспорно является самым объемным и самым страстным литературным обменом, который когда-либо вел Августин. В этом младшем на поколение епископе с античным образованием, представлявшем элиту итальянского епископата (Юлиан был сыном корреспондента Августина - кампанского епископа Мемория - и зятем епископа Эмилия Беневентского) Августин нашел того партнера, который не только мог состязаться с ним в красноречии и напористости, но вместе с этим равнялся ему в серьезности, с которой Юлиан относился к богословской проблематике, ставшей предметом пелагианского спора, в частности, к понятию человеческой природы . Перед лицом учения Августина о наследственном повреждении природы и борьбы с пелагианством, которое в Западной Церкви получило благословение нескольких епископов, Юлиан чувствовал необходимость воспротивиться этой «манихейской» дезынтрепретации христианства, пришедшей из Африки, и защитить благого Творца, благую человеческую природу, супружество как нечто благое, свободное стремление человека к добродетели и святости как нечто наполненное смыслом.
Юлиан, к чьему пониманию человеческой воли я незамедлительно вернусь, не был, однако, первым автором, представление которого о человеческой природе Августин считал необходимым опровергнуть как слишком оптимистичное. На несколько лет раньше он по этой же теме полемизировал с Пелагием.
Мой новый перевод для Трудов КДА
Полемика с Юлианом Экланским, охватывающая последние десять лет жизни Августина (419-430), бесспорно является самым объемным и самым страстным литературным обменом, который когда-либо вел Августин. В этом младшем на поколение епископе с античным образованием, представлявшем элиту итальянского епископата (Юлиан был сыном корреспондента Августина - кампанского епископа Мемория - и зятем епископа Эмилия Беневентского) Августин нашел того партнера, который не только мог состязаться с ним в красноречии и напористости, но вместе с этим равнялся ему в серьезности, с которой Юлиан относился к богословской проблематике, ставшей предметом пелагианского спора, в частности, к понятию человеческой природы . Перед лицом учения Августина о наследственном повреждении природы и борьбы с пелагианством, которое в Западной Церкви получило благословение нескольких епископов, Юлиан чувствовал необходимость воспротивиться этой «манихейской» дезынтрепретации христианства, пришедшей из Африки, и защитить благого Творца, благую человеческую природу, супружество как нечто благое, свободное стремление человека к добродетели и святости как нечто наполненное смыслом.
Юлиан, к чьему пониманию человеческой воли я незамедлительно вернусь, не был, однако, первым автором, представление которого о человеческой природе Августин считал необходимым опровергнуть как слишком оптимистичное. На несколько лет раньше он по этой же теме полемизировал с Пелагием.
Мой новый перевод для Трудов КДА