Ровер
Когда читаешь в синопсисе картины слова «австралийские пустоши», «мир после глобального коллапса» и «жесткий триллер», сразу представляешь себе ремейк или клон «Безумного Макса» - легендарного боевика, который сделал звездой Мела Гибсона и породил два сиквела и немало подражаний. Однако режиссер «Ровера» Дэвид Мишо не устает подчеркивать в интервью, что его картина, несмотря на совпадение предыстории с «Максом», снята в другом жанре и стиле. И это не частое в подобных случаях отрицание очевидного по юридическим соображениям (если признаешь, что копируешь мэтра, будь добр заплатить ему за права!), а констатация объективного факта. Да, Эрик и Макс могли бы быть соседями и даже друзьями. Но фильмы о них настолько разные, что если вы обожаете цикл о Максе, то «Ровер», вполне вероятно, вам не понравится.
Почему? Потому что «Макс» - это цикл боевиков, воспевающих насилие и восхищающихся им. Да, фильмы с Гибсоном описывают мир после глобального кризиса, и им есть что сказать о деградации нравов и о распаде общества, больше не скованного государством. Но созданы они не ради философских и социальных выкладок, а ради погонь, перестрелок и головокружительных трюков. Особенно это касается сиквелов «Макса», снятых с многократно большим бюджетом, чем был у дебютной ленты цикла.
Напротив, в «Ровере» экшен-сцен сравнительно немного, длятся они считаные секунды, и Мишо не смакует в них не единого кадра. Его фильм не о том, как круто гонять по заброшенным дорогам и перестреливаться с маньяками, а о той выжженной пустыне, в которую превращается уютная цивилизованная страна, когда в ней умерло все, что прежде связывало и объединяло людей. При этом «Ровер» оказывается депрессивнее даже мрачнейшей «Дороги» Джона Хиллкоата, где, по крайней мере, еще были живы и крепки семейные связи. Картина Мишо начинается с того, что брат бросает на дороге брата, и достигает кульминации, когда брат наставляет на брата оружие. И для фильма важно, что эти братья - не хитрые махинаторы вроде участников средневековых династических войн, а самые обычные мужчины, один из которых еще и умственно отсталый, физически неспособный на предательство и коварство (не слишком убедительная, но и не позорная роль бывшего «сумеречника» Паттинсона). Если такие люди не могут удержаться вместе, какие шансы у всех остальных, скованных менее прочными узами?
Конечно, кое в ком еще теплится человечность. Эрик оказывается не таким уж безжалостным сукиным сыном, каким он предстает в начале картины, и по дороге герои встречают пару персонажей, еще не заразившихся мыслью «Теперь каждый сам за себя!». Но ясно, что это не ростки новой цивилизации, а конвульсии старой. И хотя Эрик тяжело мучается угрызениями совести, она не мешает ему убивать и воровать. В сущности, он хуже тех, кого преследует, - и это становится окончательно ясно, когда выясняется, почему Эрику так дорога украденная у него машина.