Кругом тайга! Лишь бурые медвееедиии...
Быстренько, с хрустом, дяденьке оторвали руки.
Почему именно руки? Но чем же еще прямоходящему Хомо Сапиенсу погладить мишку в зоопарке?
Только руками. Он их и просунул.
Госпидя, мишка то, а, какой умильный! Плутоватые глазки-пуговки, блестящий подвижный носик, роскошная шерстка.
Лапочка! Иди же к дяде! Дядя тебя за ушком почешет.
И двух минут не прошло, как вот дядя отдельно, руки дяди, тут вот, отдельно. Сознание, проявив солидарность с говном, рвануло наружу.
Мамочки в истерике. Ребятишечки в соплях. Все в шоке.
Визг. Мат. Вой сирены машины скорой помощи.
Но ведь каждому юному натуралисту известно, что медвежьи (лат. Ursidae) чуть ли не единственные животные, никоим образом не проявляющие агрессию.
Заранее.
Никаких вам реверансов, перчаток, казусов бели типа рычания, поднятия загривка, демонстрации зубов и "стоять, пацан, ты с какого района"
Лишнее это для медведя.
Просто три картинки.
Раз. Мишка сидит.Цветочки, бабочки, грибочки. Солнце причудливую тень плетет...
Два. Кровища, кишки. Рык. Летит половина черепа, помахивая скальпом. Шок и трепет.
Три. Мишка сидит. Чешет пузо. Бабочки, цветочки. Лишь чуть все примято и несколько забрызгано.
Многие из вас, кого я знаю, знал, узнаю или предпочел бы забыть, похожи, как братья-сестры, на медведя. Этим своим, семейным, медвежьим вдруг.
Замусоленный штамп вражеских голосов, что опять, к слову, сжимают кольцо (чу!), таки и не штамп вовсе, а?
По городам и весям заснеженной России бредут медведи. Вы, господа.
Люди-перевертыши. С лицами, ногами-руками, детьми, работой, плеером; в стрингах, семейных трусах, в костюмах и ватниках, - все, как у людей.
По форме - люди. Как люди.
Как "вдруг, без всякой видимой причины" морфологическая ваша сущность скачкообразно меняется. Ничего не предвещало, ветка ли хрустнула, снежинка ли упала, а медведь уже пришел.
Раздается рычание. Где лицо? Где рыло?
И друг на совместной посиделке вдруг пытается разбить табурет о твою голову.
Барышня открывает окно и через него выходит на улицу, мол, пошли вы в жопу, я первая.
Любимая женщина вдруг выпустит когти, с щелчком вытянет челюсти и вырвет, к едреной матери, тебе сердце, сожрет мозг, намотает нервы на гардину.
Пойдет готовить ужин.
Сидишь, обмякнув в кресле, с переломанным хребтом реальности. Самоуважение сочится из ран.
И кто-то маленький испугано орет на дне тебя противным голоском:
"Бляя, че эт было?! Бляя, че же делать?!"
"Обычно, если зверь пошёл на человека, советуют упасть ничком на землю и не шевелиться, притворяясь мёртвым, пока зверь не уйдёт."
Закрыть глаза. Замереть. Переждать. Не дышать. Медведь ушел?
Ушел. Все образуется. Друг одолжит денег. Любимая накормит ужином и прижмется ночью теплой попой.
Невменяемость вопросов и несимметричность ответов. Медвежья непредсказуемость.
Эй, медвежата, ну что я вам сделал? Я не Дерсу Узала. Нет рогатины, ружья и опыта охоты. Видите, руки пусты.
Я простая обезьяна. Примат. Примитив. С очень подвижным лицом. Слишком подвижным.
Мне трудно замирать с таким лицом. А любая гримаса может вызвать медведя в вас, окружающие мои.
Мне страшно! Не ешьте меня, а. Я не вкусный же!
Почему именно руки? Но чем же еще прямоходящему Хомо Сапиенсу погладить мишку в зоопарке?
Только руками. Он их и просунул.
Госпидя, мишка то, а, какой умильный! Плутоватые глазки-пуговки, блестящий подвижный носик, роскошная шерстка.
Лапочка! Иди же к дяде! Дядя тебя за ушком почешет.
И двух минут не прошло, как вот дядя отдельно, руки дяди, тут вот, отдельно. Сознание, проявив солидарность с говном, рвануло наружу.
Мамочки в истерике. Ребятишечки в соплях. Все в шоке.
Визг. Мат. Вой сирены машины скорой помощи.
Но ведь каждому юному натуралисту известно, что медвежьи (лат. Ursidae) чуть ли не единственные животные, никоим образом не проявляющие агрессию.
Заранее.
Никаких вам реверансов, перчаток, казусов бели типа рычания, поднятия загривка, демонстрации зубов и "стоять, пацан, ты с какого района"
Лишнее это для медведя.
Просто три картинки.
Раз. Мишка сидит.Цветочки, бабочки, грибочки. Солнце причудливую тень плетет...
Два. Кровища, кишки. Рык. Летит половина черепа, помахивая скальпом. Шок и трепет.
Три. Мишка сидит. Чешет пузо. Бабочки, цветочки. Лишь чуть все примято и несколько забрызгано.
Многие из вас, кого я знаю, знал, узнаю или предпочел бы забыть, похожи, как братья-сестры, на медведя. Этим своим, семейным, медвежьим вдруг.
Замусоленный штамп вражеских голосов, что опять, к слову, сжимают кольцо (чу!), таки и не штамп вовсе, а?
По городам и весям заснеженной России бредут медведи. Вы, господа.
Люди-перевертыши. С лицами, ногами-руками, детьми, работой, плеером; в стрингах, семейных трусах, в костюмах и ватниках, - все, как у людей.
По форме - люди. Как люди.
Как "вдруг, без всякой видимой причины" морфологическая ваша сущность скачкообразно меняется. Ничего не предвещало, ветка ли хрустнула, снежинка ли упала, а медведь уже пришел.
Раздается рычание. Где лицо? Где рыло?
И друг на совместной посиделке вдруг пытается разбить табурет о твою голову.
Барышня открывает окно и через него выходит на улицу, мол, пошли вы в жопу, я первая.
Любимая женщина вдруг выпустит когти, с щелчком вытянет челюсти и вырвет, к едреной матери, тебе сердце, сожрет мозг, намотает нервы на гардину.
Пойдет готовить ужин.
Сидишь, обмякнув в кресле, с переломанным хребтом реальности. Самоуважение сочится из ран.
И кто-то маленький испугано орет на дне тебя противным голоском:
"Бляя, че эт было?! Бляя, че же делать?!"
"Обычно, если зверь пошёл на человека, советуют упасть ничком на землю и не шевелиться, притворяясь мёртвым, пока зверь не уйдёт."
Закрыть глаза. Замереть. Переждать. Не дышать. Медведь ушел?
Ушел. Все образуется. Друг одолжит денег. Любимая накормит ужином и прижмется ночью теплой попой.
Невменяемость вопросов и несимметричность ответов. Медвежья непредсказуемость.
Эй, медвежата, ну что я вам сделал? Я не Дерсу Узала. Нет рогатины, ружья и опыта охоты. Видите, руки пусты.
Я простая обезьяна. Примат. Примитив. С очень подвижным лицом. Слишком подвижным.
Мне трудно замирать с таким лицом. А любая гримаса может вызвать медведя в вас, окружающие мои.
Мне страшно! Не ешьте меня, а. Я не вкусный же!