Как Ленину принесли рыбу
Владимир Ильич Ленин, по воспоминаниям современников обладал необыкновенно широкими энциклопедическими познаниями и прекрасно разбирался в любом вопросе, какого ни касался. Одному господу известно, сколько леса перевели на бездарную макулатуру, восхваляющую «Лучшего из лучших». Каждый писака, на протяжении семидесяти с лишним лет производя подобные опусы, лизал настоящую власть, вернее ее альфа-самца, как бы утверждая легитимную преемственность от этого к последующим, по признаку избранности и гениальности. Одним щелкоперам хорошо платили, другим грозили отправить осваивать малонаселенные, но богатые полезными ископаемыми регионы нашей обширной Родины.
Многие небылицы, в которые отказываются верить даже дети и дураки, пошли с легкой руки таких товарищей как Вольский, Бонч-Бруевич, Крупская и еще де¬сятка полтора оставшихся не у дел, старых большевиков. Позже в поте лица, свой хлеб отрабатывала плеяда молодых писателей типа Михаила Зощенко. Оставим их ложь, на их же совести. Каждый пытался доказать, что наступила новая мировая эпоха, бесконечного добра, справедливости и скорого процветания, а тот лидер, любимец народных масс, инициатор ее наступления, оказывается самый, что ни на есть обычный человек, вовсе не из камня и стали, а из нервов и мяса. И самое главное, что он заключает в себе все самое лучшее, накопленное человечеством за несколько предыдущих тысячелетий. Попыток раскрытия этой темы предоста¬точно. Попробую со своей стороны и я. Эдакое сочинение на тему «самый чело¬вечный…». Эпизод из детских рассказов «Как Ленину принесли рыбу».
Следуя идее об исключительности и всесторонней образованности вождя, предположу, что в пиве, Владимир Ильич разбирался не хуже чем в Марксизме.
Марксизм Ильич употребил единожды, и все знают, что из этого получи¬лось. Но вот пиво, он пивал частенько и со вкусом. Мог с легкостью отли¬чать на¬тураль¬ный продукт от суррогатного, знал какие закуски, и в какое время суток идут к пенному напитку, в зависимости от того, темный он, или светлый, и из ка¬кого сы¬рья произведен. Передают, что не однократно давал разносы наркомам Тео¬доро¬вичу и Ногину, за то, что те никак не могли поставить на поток производ¬ство ка¬чественного зелья в молодой советской республике.
Пивную культуру вождь постигал не в родном Симбирске и не в Казани, где учился позже. В первой ссылке, в Шушенском, в лесной глухомани, попить хоро¬шего пивка ему тоже ни кто не предлагал. Глубокое знание вопроса к нему при¬шло позже, во времена европейской эмиграции, в сытой и благополучной Швей¬царии, где трепетное отношение к божественному нектару сохранилось и по сей день. Товарищи по партии, знавшие его в тот период, отмечают, что вождь любил пропустить кружку, другую. Особенное предпочтение Ильич отдавал темным сор¬там баварского, сваренного в Мюнхене.
Надежда Константиновна, вспоминала, что ее супруг, великий практик рабо¬чего движения, сев на велосипед, не ленился отма¬хать с бидончиком наперевес с десяток верст, в поисках свежего разлива. Бывало, подъезжая к дому с флягой полной пива , Ильич азартно звонил в велосипедный звонок и затем, бод¬рячком, под лай дворовых швейцарских собак, по винтовой ле¬стнице взлетал на второй этаж к дверям своей съемной квартиры. А жена Наденька, с те¬щей, заслы¬шав ве¬селье, ставили на примус сковороду. И в скорости, в шипящем масле, при¬готовля¬лась любимая его закуска - глазунья из трех яиц с кусочками швейцарской вет¬чины. Все товарищи по партии в эмиграции, полагали, что такая идиллия будет продолжаться бесконечно. Но политический момент вызревал, и пломбированный немецкий ва¬гон уже стоял под парами.
Событие, которое я хочу описать, произошло несколько позже, осенью 18 года, в наиболее тяжелые для молодого советского государства времена. В.И. Ле¬нин работая, сутками сидел безвылазно в кремле, в своем рабочем кабинете, и время от времени переби¬вался ржаными сухариками под морковный чаек. Тогда, в один из вечеров, ходоки принесли ему копченую рыбу.
Выйдем за рамки жанра, и допустим для красочности палитры, что первый председатель совнаркома, мягко сказать не доедал.
По воспоминаниям ленинского секретаря Фотиевой, в те первые месяцы ста¬новления советской государственно¬сти, отбоя от ходоков не было. Лапотники перли со всей России. Учитывая их на¬циональный менталитет, большинство му¬жиков, называя самого главного большевика «Наш Ильич», мечтали с ним обяза¬тельно выпить. Ленин не был заклятым трезвенни¬ком, но и пить с кем попало, себе не позволял. Злобный чекист Петерс, со своими латышами, держал позиции у Спасских ворот кремля. Пришлое мужичье шманали, изымая горячительное, и без лишних церемоний, отправляли просителей назад в губернии, давая для раз¬гона пинка. Часть изъятого шло на поддержание боевого духа революционных стрелков - инородцев. Что-то отправляли на фронт матросам. А остальным за¬правляли ленинский лимузин. Ездить приходилось не мало. Бензину в условиях международной изоляции и разрухи, взяться было не от куда. Мало кому удава¬лось пройти латышские кордоны. Тупые и злые чухонцы русских ненавидели, и взяток не брали, договориться с ними было не возможно. Все как сейчас. Как про¬ник в кремль мужик с рыбой, остается загадкой.
Босяк, обрисовавшийся в приемной председателя совнаркома, имел дело го¬сударственной важности. Вождь пребывал в деловом настроении, и согласился принять представителя трудо¬вого народа. Проситель оказался выборным началь¬ником волжской рыболовецкой артели, тружеником весла, невода и зюзыги. Вы¬глядел посетитель не презентабельно, имел мозолистые руки и лукавый взгляд. Едва войдя в двери, он заломил малахай, и стал отбивать поклоны, причем что-то прятал за спиной. Нелепая поза вошедшего, поначалу на¬сторожила Вождя, но по¬следний, будучи непревзойденным психологом, оглядев доходягу с ног до головы, успокоился, поняв, что никакой угрозы гость в себе не таит.
Сбивчиво, запинаясь, проситель начал угодливо мямлить о деле, приведшем его с родных волжских берегов, за многие версты, к главному человеку в столице. Рассказ о прежних страданиях под гнетом царского режима, я думаю можно опус¬тить. Все видели картину Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Ильич видел тоже, по¬этому слушал ходока в пол уха. Суть сводилась к тому, что с приходом новой вла¬сти в артели начисто исчезли все сети и невода. Баркасы прохудились, и ловить рыбу для пропитания трудового народа стало не возможно, о чем рыбаки волжане, суряне и примкнувшие к ним ветлугаи, переживают и не находят себе места. И пролетарская их со¬весть не может мирится, с тем, что ценный белковый продукт, из которого приготовляют великолепные закуски уходит от голодаю¬щих детей ре¬волюции в акватории злобного КОМУЧА, окопавшегося с бе¬лой сволочью в рай¬оне Самары. Ленин, слушая свист, пропившего сети рыбака, повел ноздрей. Чут¬кий нюх уловил запах мастерски закопченной севрюги, тот запах, ко¬торый ни одна русская душа выросшая на Волге, ни с каким другим, во век не пе¬репутает.
Ленин, не был бы Лениным, а тем более вождем мирового пролетариата, если бы, проигнорировал просьбу трудового народа и не помог решить в одно¬часье, столь незначительную закавыку. Взяв чистый лист бумаги, единым росчерком пера, он распорядился часть побрякушек, изъятых у буржуазии и предназначен¬ных на закупку паровой машины у шведов, перенаправить советским рыбакам.
Ар¬тельщик, имя его кануло в лету истории, не ожидал такого скорого решения своей проблемы, некоторое время переминался с ноги на ногу и не знал, как выра¬зить переполнявшее его чувство благодарности. Казалось, он онемел. Пауза затя¬нулась. Ильич нетерпеливо покашлял, на что рыбак встрепенулся и вновь, отби¬вая поклоны, воровато выложил на стол пе¬ред вождем бакшиш, который прятал до этого за спиной - объемистый сверток в вощеной бумаге, источавший божест¬вен¬ный, копчено-рыбный аромат.
Владимир Ильич, изображая чрезвычайно занятого человека, на ходу переда¬вая пла¬менный привет трудящимся Волги, вытолкал пролетария за дверь, после чего, потирая руки, с протяжным «Ну-с-с-с», приблизился к столу, и осторожно развер¬нул бумагу.
Рыба севрюга, в Волге тогда, она еще водилась, выглядела до крайности аппе¬титно. Крупная, жирная, с золотистой корочкой, прокопченная на ольхе, с учетом всех тонкостей процесса, улыбаясь вождю вытянутым ры¬лом, как бы призывала отщипнуть кусочек, положить его в рот и наслаждаться таянием на языке изы¬сканного деликатеса.
Сию же секунду, Владимир Ильич, ощутил во всем своем организме обильное выделение различных соков. Слюна едва ли не стекала ручьями на стол, когда он, в свойственной деловой манере, схватил трубку телефона и энергично потребовал к себе Феликса Эдмундовича. Главный чекист не заставил себя ждать, скрипя са¬погами и потрясая козлиной бородкой, явился едва «гроза всей мировой буржуа¬зии» успел повесить трубку на рычаг. Дзержинский, как известно, был поляком, толка в копченой рыбе не понимал и к пиву относился без особого паритета, всему предпочитая кокаин. Но как подпольщик со стажем, был суров, исполнителен, и молчалив. Языком чесать на митингах, в отличие от каких-нибудь Зиновьевых или Бухариных, не любил. Именно такой человек в таком случае и был нужен.
- Феликс Эдмундович, что у нас на данный момент происходит с пивом? - грас¬сируя, потребовал отчета глава первого советского правительства. Формально данная тема находилась в компетенции наркомов Теодоровича и Ногина, однако обращение к главе тайной полиции, придавало ситуации несколько иной оттенок и направляло ее в особое русло. Глава ВЧК вытянувшись в струну, как бы благодаря за оказанное доверие, моментально выдал всю диспозицию по интересующему вождя вопросу. Картина выходила безрадостной. Пивозаводчиков Корнеева и Горшанского солдатские депутаты объявили мироедами, как говорится, пустили им петуха под крышу, а склады разграбили и тут же перепились. А пиво с трех¬горной мануфактуры, после ее национализации стало более всего напоминать мочу, нежели что-то другое. Чтобы попить хорошего пивка, необходимо было по¬слать в Питер, а еще лучше, в Гельсингфорс.
Владимир Ильич, обладая неким подобием внутренней культуры, скверносло¬вить себе, не позволял, но в тот момент, в душу выматерив солдатских депутатов, схватил со стола пресс-папье и в сердцах, швырнул его в угол. Феликс, знавший Ильича давно, раззявил от изумления рот. Однако вспышка гнева, длилась не до¬лее, вспышки молнии - вождь уже через секунду был серьезен, собран и деловит. Ме¬ряя короткими шагами просторный кабинет, он уже громко и отчетливо отда¬вал распоряжения главе ВЧК.
- Возьмете мой лимузин и пусть вас Гиль, отвезет к коменданту кремля мат¬росу Маль¬кову. Скажете, что от меня. Пускай он вам выдаст из личных запасов три, нет, - Ильич смерил взглядом товарища по партии, - пять литров немецкого трофейного! И мигом обратно. Никого не звать! Все ясно!?
- Да, батенька, и еще, уже в дверях остановил Ленин Дзержинского. Вынув из ящика стола большой кухонный нож, первый председатель СНК, развернул рыбу и ловким движением отсек ей голову и хвост. - А это завезите по дороге в детский дом. Я слышал, они там не доедают…
Описывая этот, казалось бы, ничего не значащий эпизод, я хотел сосредото¬чить внимание читателя на том, что глава первого советского правительства, был чело¬веком не злым и жизнерадостным. Имел, с позволенья сказать, слабости, но никогда при этом не забывал о простом народе. Недаром, позже стали слагать ле¬генды о его исключительной «человечной человечности». По мнению некоторых ис¬ториогра¬фов, Ленин был первым из российских государственников, кто напря¬мую установил прочную связь между властной верхушкой огромной страны и ку¬харками, в потен¬циале мо¬гущими занять его место. Разумеется, со временем, и в сле¬дующей жизни. И народ отплатил вождю щедро. До сей поры по обширным про¬сторам моей ро¬дины, раз¬бросано несчетное количество бронзово-бетонных, за¬си¬женных голубями истуканов, изображающих лысого человека с протянутой к го¬ризонту рукой и надписями на постоментах медными буквами, типа «Великому Ленину от благо¬дарных по¬томков». И местами чуть ниже, коряво, где краской, а где кирпичом, от избытка чувств тех же потомков случаются дополнения, ну, в общем, Вы встречали…
Многие небылицы, в которые отказываются верить даже дети и дураки, пошли с легкой руки таких товарищей как Вольский, Бонч-Бруевич, Крупская и еще де¬сятка полтора оставшихся не у дел, старых большевиков. Позже в поте лица, свой хлеб отрабатывала плеяда молодых писателей типа Михаила Зощенко. Оставим их ложь, на их же совести. Каждый пытался доказать, что наступила новая мировая эпоха, бесконечного добра, справедливости и скорого процветания, а тот лидер, любимец народных масс, инициатор ее наступления, оказывается самый, что ни на есть обычный человек, вовсе не из камня и стали, а из нервов и мяса. И самое главное, что он заключает в себе все самое лучшее, накопленное человечеством за несколько предыдущих тысячелетий. Попыток раскрытия этой темы предоста¬точно. Попробую со своей стороны и я. Эдакое сочинение на тему «самый чело¬вечный…». Эпизод из детских рассказов «Как Ленину принесли рыбу».
Следуя идее об исключительности и всесторонней образованности вождя, предположу, что в пиве, Владимир Ильич разбирался не хуже чем в Марксизме.
Марксизм Ильич употребил единожды, и все знают, что из этого получи¬лось. Но вот пиво, он пивал частенько и со вкусом. Мог с легкостью отли¬чать на¬тураль¬ный продукт от суррогатного, знал какие закуски, и в какое время суток идут к пенному напитку, в зависимости от того, темный он, или светлый, и из ка¬кого сы¬рья произведен. Передают, что не однократно давал разносы наркомам Тео¬доро¬вичу и Ногину, за то, что те никак не могли поставить на поток производ¬ство ка¬чественного зелья в молодой советской республике.
Пивную культуру вождь постигал не в родном Симбирске и не в Казани, где учился позже. В первой ссылке, в Шушенском, в лесной глухомани, попить хоро¬шего пивка ему тоже ни кто не предлагал. Глубокое знание вопроса к нему при¬шло позже, во времена европейской эмиграции, в сытой и благополучной Швей¬царии, где трепетное отношение к божественному нектару сохранилось и по сей день. Товарищи по партии, знавшие его в тот период, отмечают, что вождь любил пропустить кружку, другую. Особенное предпочтение Ильич отдавал темным сор¬там баварского, сваренного в Мюнхене.
Надежда Константиновна, вспоминала, что ее супруг, великий практик рабо¬чего движения, сев на велосипед, не ленился отма¬хать с бидончиком наперевес с десяток верст, в поисках свежего разлива. Бывало, подъезжая к дому с флягой полной пива , Ильич азартно звонил в велосипедный звонок и затем, бод¬рячком, под лай дворовых швейцарских собак, по винтовой ле¬стнице взлетал на второй этаж к дверям своей съемной квартиры. А жена Наденька, с те¬щей, заслы¬шав ве¬селье, ставили на примус сковороду. И в скорости, в шипящем масле, при¬готовля¬лась любимая его закуска - глазунья из трех яиц с кусочками швейцарской вет¬чины. Все товарищи по партии в эмиграции, полагали, что такая идиллия будет продолжаться бесконечно. Но политический момент вызревал, и пломбированный немецкий ва¬гон уже стоял под парами.
Событие, которое я хочу описать, произошло несколько позже, осенью 18 года, в наиболее тяжелые для молодого советского государства времена. В.И. Ле¬нин работая, сутками сидел безвылазно в кремле, в своем рабочем кабинете, и время от времени переби¬вался ржаными сухариками под морковный чаек. Тогда, в один из вечеров, ходоки принесли ему копченую рыбу.
Выйдем за рамки жанра, и допустим для красочности палитры, что первый председатель совнаркома, мягко сказать не доедал.
По воспоминаниям ленинского секретаря Фотиевой, в те первые месяцы ста¬новления советской государственно¬сти, отбоя от ходоков не было. Лапотники перли со всей России. Учитывая их на¬циональный менталитет, большинство му¬жиков, называя самого главного большевика «Наш Ильич», мечтали с ним обяза¬тельно выпить. Ленин не был заклятым трезвенни¬ком, но и пить с кем попало, себе не позволял. Злобный чекист Петерс, со своими латышами, держал позиции у Спасских ворот кремля. Пришлое мужичье шманали, изымая горячительное, и без лишних церемоний, отправляли просителей назад в губернии, давая для раз¬гона пинка. Часть изъятого шло на поддержание боевого духа революционных стрелков - инородцев. Что-то отправляли на фронт матросам. А остальным за¬правляли ленинский лимузин. Ездить приходилось не мало. Бензину в условиях международной изоляции и разрухи, взяться было не от куда. Мало кому удава¬лось пройти латышские кордоны. Тупые и злые чухонцы русских ненавидели, и взяток не брали, договориться с ними было не возможно. Все как сейчас. Как про¬ник в кремль мужик с рыбой, остается загадкой.
Босяк, обрисовавшийся в приемной председателя совнаркома, имел дело го¬сударственной важности. Вождь пребывал в деловом настроении, и согласился принять представителя трудо¬вого народа. Проситель оказался выборным началь¬ником волжской рыболовецкой артели, тружеником весла, невода и зюзыги. Вы¬глядел посетитель не презентабельно, имел мозолистые руки и лукавый взгляд. Едва войдя в двери, он заломил малахай, и стал отбивать поклоны, причем что-то прятал за спиной. Нелепая поза вошедшего, поначалу на¬сторожила Вождя, но по¬следний, будучи непревзойденным психологом, оглядев доходягу с ног до головы, успокоился, поняв, что никакой угрозы гость в себе не таит.
Сбивчиво, запинаясь, проситель начал угодливо мямлить о деле, приведшем его с родных волжских берегов, за многие версты, к главному человеку в столице. Рассказ о прежних страданиях под гнетом царского режима, я думаю можно опус¬тить. Все видели картину Ильи Репина «Бурлаки на Волге». Ильич видел тоже, по¬этому слушал ходока в пол уха. Суть сводилась к тому, что с приходом новой вла¬сти в артели начисто исчезли все сети и невода. Баркасы прохудились, и ловить рыбу для пропитания трудового народа стало не возможно, о чем рыбаки волжане, суряне и примкнувшие к ним ветлугаи, переживают и не находят себе места. И пролетарская их со¬весть не может мирится, с тем, что ценный белковый продукт, из которого приготовляют великолепные закуски уходит от голодаю¬щих детей ре¬волюции в акватории злобного КОМУЧА, окопавшегося с бе¬лой сволочью в рай¬оне Самары. Ленин, слушая свист, пропившего сети рыбака, повел ноздрей. Чут¬кий нюх уловил запах мастерски закопченной севрюги, тот запах, ко¬торый ни одна русская душа выросшая на Волге, ни с каким другим, во век не пе¬репутает.
Ленин, не был бы Лениным, а тем более вождем мирового пролетариата, если бы, проигнорировал просьбу трудового народа и не помог решить в одно¬часье, столь незначительную закавыку. Взяв чистый лист бумаги, единым росчерком пера, он распорядился часть побрякушек, изъятых у буржуазии и предназначен¬ных на закупку паровой машины у шведов, перенаправить советским рыбакам.
Ар¬тельщик, имя его кануло в лету истории, не ожидал такого скорого решения своей проблемы, некоторое время переминался с ноги на ногу и не знал, как выра¬зить переполнявшее его чувство благодарности. Казалось, он онемел. Пауза затя¬нулась. Ильич нетерпеливо покашлял, на что рыбак встрепенулся и вновь, отби¬вая поклоны, воровато выложил на стол пе¬ред вождем бакшиш, который прятал до этого за спиной - объемистый сверток в вощеной бумаге, источавший божест¬вен¬ный, копчено-рыбный аромат.
Владимир Ильич, изображая чрезвычайно занятого человека, на ходу переда¬вая пла¬менный привет трудящимся Волги, вытолкал пролетария за дверь, после чего, потирая руки, с протяжным «Ну-с-с-с», приблизился к столу, и осторожно развер¬нул бумагу.
Рыба севрюга, в Волге тогда, она еще водилась, выглядела до крайности аппе¬титно. Крупная, жирная, с золотистой корочкой, прокопченная на ольхе, с учетом всех тонкостей процесса, улыбаясь вождю вытянутым ры¬лом, как бы призывала отщипнуть кусочек, положить его в рот и наслаждаться таянием на языке изы¬сканного деликатеса.
Сию же секунду, Владимир Ильич, ощутил во всем своем организме обильное выделение различных соков. Слюна едва ли не стекала ручьями на стол, когда он, в свойственной деловой манере, схватил трубку телефона и энергично потребовал к себе Феликса Эдмундовича. Главный чекист не заставил себя ждать, скрипя са¬погами и потрясая козлиной бородкой, явился едва «гроза всей мировой буржуа¬зии» успел повесить трубку на рычаг. Дзержинский, как известно, был поляком, толка в копченой рыбе не понимал и к пиву относился без особого паритета, всему предпочитая кокаин. Но как подпольщик со стажем, был суров, исполнителен, и молчалив. Языком чесать на митингах, в отличие от каких-нибудь Зиновьевых или Бухариных, не любил. Именно такой человек в таком случае и был нужен.
- Феликс Эдмундович, что у нас на данный момент происходит с пивом? - грас¬сируя, потребовал отчета глава первого советского правительства. Формально данная тема находилась в компетенции наркомов Теодоровича и Ногина, однако обращение к главе тайной полиции, придавало ситуации несколько иной оттенок и направляло ее в особое русло. Глава ВЧК вытянувшись в струну, как бы благодаря за оказанное доверие, моментально выдал всю диспозицию по интересующему вождя вопросу. Картина выходила безрадостной. Пивозаводчиков Корнеева и Горшанского солдатские депутаты объявили мироедами, как говорится, пустили им петуха под крышу, а склады разграбили и тут же перепились. А пиво с трех¬горной мануфактуры, после ее национализации стало более всего напоминать мочу, нежели что-то другое. Чтобы попить хорошего пивка, необходимо было по¬слать в Питер, а еще лучше, в Гельсингфорс.
Владимир Ильич, обладая неким подобием внутренней культуры, скверносло¬вить себе, не позволял, но в тот момент, в душу выматерив солдатских депутатов, схватил со стола пресс-папье и в сердцах, швырнул его в угол. Феликс, знавший Ильича давно, раззявил от изумления рот. Однако вспышка гнева, длилась не до¬лее, вспышки молнии - вождь уже через секунду был серьезен, собран и деловит. Ме¬ряя короткими шагами просторный кабинет, он уже громко и отчетливо отда¬вал распоряжения главе ВЧК.
- Возьмете мой лимузин и пусть вас Гиль, отвезет к коменданту кремля мат¬росу Маль¬кову. Скажете, что от меня. Пускай он вам выдаст из личных запасов три, нет, - Ильич смерил взглядом товарища по партии, - пять литров немецкого трофейного! И мигом обратно. Никого не звать! Все ясно!?
- Да, батенька, и еще, уже в дверях остановил Ленин Дзержинского. Вынув из ящика стола большой кухонный нож, первый председатель СНК, развернул рыбу и ловким движением отсек ей голову и хвост. - А это завезите по дороге в детский дом. Я слышал, они там не доедают…
Описывая этот, казалось бы, ничего не значащий эпизод, я хотел сосредото¬чить внимание читателя на том, что глава первого советского правительства, был чело¬веком не злым и жизнерадостным. Имел, с позволенья сказать, слабости, но никогда при этом не забывал о простом народе. Недаром, позже стали слагать ле¬генды о его исключительной «человечной человечности». По мнению некоторых ис¬ториогра¬фов, Ленин был первым из российских государственников, кто напря¬мую установил прочную связь между властной верхушкой огромной страны и ку¬харками, в потен¬циале мо¬гущими занять его место. Разумеется, со временем, и в сле¬дующей жизни. И народ отплатил вождю щедро. До сей поры по обширным про¬сторам моей ро¬дины, раз¬бросано несчетное количество бронзово-бетонных, за¬си¬женных голубями истуканов, изображающих лысого человека с протянутой к го¬ризонту рукой и надписями на постоментах медными буквами, типа «Великому Ленину от благо¬дарных по¬томков». И местами чуть ниже, коряво, где краской, а где кирпичом, от избытка чувств тех же потомков случаются дополнения, ну, в общем, Вы встречали…