После обстрела
Папа у Ларочки с фашистами воевал. А мама была украинкой. Фашисты были еще те, что в ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ. А украинка была западной.
Г. П. Фитингоф. Ленинград. После обстрела. 1942.
В детстве садилась Ларочка накануне Дня ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ рядышком с папой, помогала ему начищать медали до блеска. Чтоб медали блестели, звенели на папином пиджаке, когда он в строю ветеранов шел на параде. А мама тесто месила для вареников с вишней. Медали начистив, бежала Ларочка к маме за ситцевую занавеску, что отделяла «зало» от «кухни», доставать из вишенок косточки.
В День ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ Ларочкин папа, вернувшись с парада, бывало, выпивал стопочку водочки. Вареничком с вишней закусывал - морщился, сладкого не любил, хоть вишня была кисловатой. Тут и гости к столу подсаживались: раз в два года, иногда и раз в три приезжали на праздники родычи з Украины.
«Шо же, сынку, - говорил Ларочкин диду, - розкажи як было на вийни».
Ларочкин папа лишь отмалчивался, рукой отмахивался, а другой со щеки скупую мужскую в пустой стакан смахивал: «Наливай, мать, вторую!»
Уж кто-кто, а Ларочка знала, что смолчит папа и после второй. После третьей смолчит. Не любил папа Ларочкин о войне говорить. Кто ни спросит - слова не выронит. Лишь когда уж совсем напивался, рвал рубаху, орал: «Да пошли вы, блять, нахуй все-ееее!!» Не на родычей з Украины орал, просто пьяным когда напивался, то ревел и орал, матерился, воротник рвал на рубахе, бил стаканы - мама Ларочки бежала за веником, подметала осколки, слезы фартуком утирала.
Летом мама везла Ларочку к диду, на хутор под Ровно, на три месяца там оставляла - есть со сладкой черешней вареники или с творогом, под сметаной от дойной коровы. Молоко парное пила, вкусно кушала Ларочка, от зари до заката играла, гуляла с кузенами - как любила она их, бойких, голосистых и большеглазых! Как они-то ее обожали... Как «Несе Галя воду» все вместе пели... Красиво-то как...
Прошли годы. Ларочка выросла. Даже можно сказать, постарела. Уж три года как все пытается связь наладить хорошую со своими родычами из Ровно. Диду Ларочкин, правда, помер, и давно уже нет папы с мамой, но кузены, кто старше, кто младше, и у всех давно свои семьи: дети, внуки... чьи ряды поредели, что делать: на войне иногда убивают. Ах, как Ларочка плакала, когда родычи сообщали ей скупо и сухо: Олена загинула, Дмитро зник безвисти, корова в хливи згорила, коли прилитила ракета... Чья корова? А ХЗ, все давным давно живут в городе. И они сейчас ТАК с Ларочкой разговаривают, будто ИХ корова сгорела, будто это сама Ларочка запустила ракетой по хлеву, заодно убив и Олену, и Дмитро... Будто они забыли, как она их, словно родных племянников, принимала со всей душою у себя в гостях, за МКАДом, как в Москву возила, показать МГУ и Кремль... Ну зачем с нею так родичи? Не она же войну-то затеяла...
Обижена Ларочка. Говорит: «Западенки!» Всегда ненавидели русских. И немецких фашистов, предатели, «хлибом-силью» встречали, бандеровцы. На Волыни, вон, всех поляков вырезали, в 1939-м, кажется: «Нет, вы фильм 'Волынь' видели? Посмотрите, вот где вся правда!» А Ларочкин папа воевал против фашистов...
О войне сегодняшней лучше с Ларочкой не говорить. Слишком тяжко ей. Не за то воевал ее папа. И без этой войны ей, Ларочке, проблем - головы выше. И кредиты, и ипотека. У нее самой, у детей ее... Как может, крутится. А тут еще эти родичи со своими претензиями. Негатив весь свой на Ларочку сбрасывают. Хоть вообще их жалко очень. Но себя-то еще жальче. У них чья-то корова сдохла, а у нее кредиты. У них по ночам ракеты, а у нее - ипотека.