(no subject)
Когда, неделю или две назад я увидел в фэйсбучном посте bibola жалобы на то, как трудно переносить жару в 30+ градусов, я отметил, что у любого беларуса на этот случай имеется лайфхак: достаточно представить, каково приходится тем, кто в такую погоду сидит на Окрестина по десять человек в четырехместной камере - и, (внезапно!) оказывается, что ТЕБЕ уже не так уж и жарко. Я, конечно, не думал тогда, что смогу изучить на собственном опыте, каково оно там (хотя - опять-таки, как шчыры беларус - вовсе не исключал такой возможности).
Первое восприятие жары above the norm я ощутил, когда меня с еще одним «политическим» - Пашей из Дзержинска - перевозили на Окрестина из РУВД. Я раньше только в больших автозаках ездил, а тут оказался в багажнике милицейского «патриота», оборудованном для перевозки двоих зека. «Тошнить» в тридцатиградусную жару через вечерний городской трафик - in se такое себе, но хуже стало, когда мы остановились, заняв очередь на выгрузку (там было три или четыре других “патриота» еще, и один бусик, и ждали мы всяко больше часа - тюремщики никуда не спешили). В нашем отсеке температура быстро стала, как в турецкой бане (мы с Пашей решили, что шестьдесят градусов там точно было). Вся одежда пропиталсяь пОтом насквозь, по открытым частям тела струйки текли что твоя весенняя капель. В ответ на наши просьбы, один из ментов сопровождения открыл внешнюю дверцу багажника - и, несмотря на наличие внутренней с решетчатым окошком - окружающая тепература вдруг показалась нам такой прохладной, что вот сидел бы и сидел. Я так Паше и сказал: «пусть бы нас уж оформляли подольше: вряд ли там в камере температура будет более комфортной». Я еще процитировал арабскую (вроде) пословицу (вычитанную в какой-то книжке): «покажи им смерть - и они примирятся с лихорадкой». Та же мысль выражается анекдотическим «заведи козу - а потом продай козу», и вообще очень типична для характеризации терпеливости беларусов.
Когда нас с Пашей запускали в пятиместную камеру - где уже сидело семь человек - то всем арестантам велели сдать матрасы и подушки. (И, забегая вперед - перестали отключать (или, хотя бы, приглушать) на ночь яркое освещение камеры). Я зашел, отметил для себя живописные монохромные татуировки некоторых из будущих сокамерников (как потом выяснилось, у иных сроки отсидки за плечами исчислялись двузначными цифрами - в годах, не в сутках) и объяснил, что матрасы у них менты забирают в надежде, что они разозлятся на «политических» и сделают наше пребывание на Окрестина поелику возможно невыносимым. Общая реакция была вполне искренней: «Да х%* им! Да и х%* на них!». В результате, ваш покорный слуга (в ситуации, когда троим арестантам доводилось спать на голом полу и еще одному - на скамейке у стола) получил в свое распоряжение не только верхние нары, но и одну из двух «заныканных» подушек. На ИВС Окрестина (как там на ЦИПе не знаю пока, Бог миловал), от отличие от решетчатых основ нар Жодина - нары представляют собой гладкие плиты из ДСП, обитые железным «уголком» по краям, так что спать на них без матраса хоть и неудобно, но вполне возможно.
NB: Кормежка на ИВС - значительно лучше, чем на Жодино. И хлеб дают с настоящего хлебокомбината, а не кирпичи непропеченные, пригодные скорее для лепки шахматных фигур, чем для еды.
Первое восприятие жары above the norm я ощутил, когда меня с еще одним «политическим» - Пашей из Дзержинска - перевозили на Окрестина из РУВД. Я раньше только в больших автозаках ездил, а тут оказался в багажнике милицейского «патриота», оборудованном для перевозки двоих зека. «Тошнить» в тридцатиградусную жару через вечерний городской трафик - in se такое себе, но хуже стало, когда мы остановились, заняв очередь на выгрузку (там было три или четыре других “патриота» еще, и один бусик, и ждали мы всяко больше часа - тюремщики никуда не спешили). В нашем отсеке температура быстро стала, как в турецкой бане (мы с Пашей решили, что шестьдесят градусов там точно было). Вся одежда пропиталсяь пОтом насквозь, по открытым частям тела струйки текли что твоя весенняя капель. В ответ на наши просьбы, один из ментов сопровождения открыл внешнюю дверцу багажника - и, несмотря на наличие внутренней с решетчатым окошком - окружающая тепература вдруг показалась нам такой прохладной, что вот сидел бы и сидел. Я так Паше и сказал: «пусть бы нас уж оформляли подольше: вряд ли там в камере температура будет более комфортной». Я еще процитировал арабскую (вроде) пословицу (вычитанную в какой-то книжке): «покажи им смерть - и они примирятся с лихорадкой». Та же мысль выражается анекдотическим «заведи козу - а потом продай козу», и вообще очень типична для характеризации терпеливости беларусов.
Когда нас с Пашей запускали в пятиместную камеру - где уже сидело семь человек - то всем арестантам велели сдать матрасы и подушки. (И, забегая вперед - перестали отключать (или, хотя бы, приглушать) на ночь яркое освещение камеры). Я зашел, отметил для себя живописные монохромные татуировки некоторых из будущих сокамерников (как потом выяснилось, у иных сроки отсидки за плечами исчислялись двузначными цифрами - в годах, не в сутках) и объяснил, что матрасы у них менты забирают в надежде, что они разозлятся на «политических» и сделают наше пребывание на Окрестина поелику возможно невыносимым. Общая реакция была вполне искренней: «Да х%* им! Да и х%* на них!». В результате, ваш покорный слуга (в ситуации, когда троим арестантам доводилось спать на голом полу и еще одному - на скамейке у стола) получил в свое распоряжение не только верхние нары, но и одну из двух «заныканных» подушек. На ИВС Окрестина (как там на ЦИПе не знаю пока, Бог миловал), от отличие от решетчатых основ нар Жодина - нары представляют собой гладкие плиты из ДСП, обитые железным «уголком» по краям, так что спать на них без матраса хоть и неудобно, но вполне возможно.
NB: Кормежка на ИВС - значительно лучше, чем на Жодино. И хлеб дают с настоящего хлебокомбината, а не кирпичи непропеченные, пригодные скорее для лепки шахматных фигур, чем для еды.