История одного подлеца.
Жарким июньским днем Он и такие же, как он, стояли на перроне Ташкентского вокзала. Пыльный состав вагонов готовился к большому путешествию в три тысячи километров. Рядом с ними стояли их провожающие: жены и дети всех возрастов и улыбок. Они провожали своих отцов и мужей в далекую северную страну, в которой есть деньги и работа. Вокруг него крутились 3 сына (Абдурахим, Халим, Мухаббат) и одна маленькая дочка (Шахло), одетая в новенькое колоритное платье. Чтобы надеть новое платье, должен быть повод, он был, их отец ехал в Россию, ехал на заработки и наугад. Его супруга плачет, то ли от счастья, то ли от горя. Слезы перемешиваются с улыбкой и хной, что брови накрашены. Получается не очень приятное зрелище, но Он все равно ее обнимает и обещает по приезду купить ей новый ковер. Металлический голос на узбецком языке объявляет о посадке на поезд Ташкент-Москва, и толпа верующих в светлое будущее спешит занять свои места. Поезд ровно по расписанию начинает движение и за ним еще долго долго бегут его дети, махая рукой, Он машет им в ответ. В течение трехдневного путешествия по вагону ходят обсуждения: где лучше работать? кем лучше работать? Правда, на последний вопрос ответов немного, т.к. список доступных вакансий очень мал. Либо грузчик на склад, либо разнорабочим на стройку. Все угощают друг друга почти засохшей лепешкой и ожидают от жизни чуда.
Первое время он с двумя товарищами работал по приезжей специальности. Таскал кирпичи, мешал лопатой раствор и думал о детях. Думать о детях в его обязанности, конечно, не входило, но все же он думал тайком и украдкой. С работой своей он справлялся отлично. Не пьет, не курит, и эти плюсы давали о себе знать. Проявлял себя инициативно, стараясь сделать больше. Местные «иванычи» и прочие «петровичи», конечно, его ругали за это: Ты, чего, мол, инициативный какой? Инициатива наказуема, знаешь?! С понтами своими прекращай, давай, работай, как все. Но то ли в силу непонимания русской речи или в силу характера рабочего, «иванычей» он не слушал. Через два месяца работы на стройке ему выдали заработанные деньги. Получилось немного, но почти все до копейки он передал домой через товарищей, которые ехали обратно. Себе он оставил рублей 500 и то - на всякий случай. За жилье он не платил, так как жил на стройке в вагончике строительном, на еду у него тоже почти не уходило, их кормили чем-то съедобным или не очень. Так бы он там и работал до «пенсии», если бы не прораб с националистическими наклонностями, который не любил всю эту «шушеру-мушеру», как он говорил, приезжую. Состояние у него было в тот момент не из приятных, конечно, один в чужом городе, в кармане 150 рублей, потертый пакет с вещами и темнота. Вечерняя московская темнота. Он шел поникший вперед и наугад. В пятиэтажках слева и справа горели тусклые лампы, он, не поднимая глаз, всматривался в образы обитателей этих квартир и мирно шел. Он думал о детях, вспоминал улыбку своей жены, вспоминал свой двор. Дом. У него же есть большой дом, там тоже горят лампы, а его дети, наверняка, бегают по двору и кидают в друг друга тутовник. По тротуару шли не знакомые ему люди, тащили в руках пакеты с едой, у него тоже был пакет, но еды в нем не было. Он мечтал о том, что сейчас опустит руку в карман и вытащит оттуда ключ медного цвета, откроет этим ключом обитую искусственной кожей дверь и навстречу ему выбегут его дети. А жена его, Райхон, на кухне готовит ему плов. Мечты так быстро не сбываются, и он это знал, поэтому даже не стал пробовать опускать руку в карман. Эта ночь еще только начиналась, свет в окнах гас один за одним. Машины по дороге проезжали все реже и реже…
Ота! Ота! Қайтди! ("Отец, отец вернулся" с узб.) Его дети бегали вокруг него, не отставая, он всем по очереди раздавал подарки: старшему костюм, среднему портфель, младшим дочке и сыну куклу и машинку, соответственно. Жена получает новый обещанный ковер….этот один и тот же сон снился ему всю темную ночь. Ночевал он в одном из подъездов, стоя прислонившись к стене. Отец не вернулся и до возвращения ему еще далеко….Продолжение следует….