Брэм: перлы. Том 2, часть 5.
Продолжение выдержек из этой замечательной книги.
Еще подробнѣе и яснѣе изображаетъ Ньютонъ появленіе и исчезновеніе колибри. «Появленіе колибри», говоритъ онъ, «столь не похоже на обыкновенное появленіе птицъ, что человѣкъ, никогда не переплывавшій Атлантическаго океана, не можетъ составить себѣ объ этомъ яснаго понятія. Даже сравненіе съ порхающей бабочкой-сфинксомъ будетъ не въ пользу бабочки. Вы стоите передъ цвѣткомъ и любуетесь имъ; вдругъ между вами и цвѣткомъ появляется маленькій темный предметъ, нѣчто словно привѣшенное между четырьмя положенными крестъ на крестъ проволоками. Предметъ этотъ одно мгновеніе виднѣется передъ цвѣткомъ, спустя мгновеніе прикрѣпляется къ нему; пространство между каждой парой проволокъ кажется наполненнымъ сѣрымъ туманомъ; еще мгновеніе - и, испуская лучъ сапфироваго или смарагдоваго свѣта, маленькій предметъ быстро удаляется, такъ быстро, что глазъ не можетъ за нимъ слѣдовать, слово остается не произнесеннымъ, мысль, начинавшая шевелиться въ мозгу, остается недодуманной.
(ст. Колибри, т.2, стр. 330)
Три самца, пойманные в апрѣлѣ мѣсяцѣ, немедленно освоились со своимъ новымъ мѣстомъ жительства. Одинъ изъ нихъ тотчасъ же отыскалъ банку съ сахарнымъ сиропомъ и нѣсколько разъ сосалъ изъ нея. Одинъ умеръ, другіе же два стали такими ручными, что одинъ уже въ тотъ же самый день, когда былъ пойманъ, подлеталъ къ моему лицу, садился мнѣ на губы или на подбородокъ, совалъ мнѣ свой клювъ въ ротъ и лизалъ мою слюну. Онъ сталъ такъ смѣлъ и такъ часто повторялъ свои опыты, что, наконецъ, прямо таки надоѣлъ мнѣ, ибо упорно совалъ во всѣ части моего рта свой выдвижной языкъ, попадая то между челюстью и щекой, то подъ языкъ и т. д.
(ст. Колибри, т.2, стр. 336)
Трудно себѣ представить существо болѣе безпомощное, чѣмъ стрижъ, лишенный возможности летать и принужденный двигаться по землѣ. О ходьбѣ стрижа не можетъ быть и рѣчи; онъ даже ползать не можетъ.
(ст. Башенный стриж, т.2, стр. 342)
Въ Германіи башенный стрижъ устраиваетъ свое гнѣздо на церковныхъ колокольняхъ или на другихъ высокихъ зданіяхъ, въ трещинахъ каменныхъ стѣнъ или во всевозможныхъ дуплахъ деревьевъ, рѣже въ углубленіяхъ на крутыхъ обрывахъ. То и дѣло онъ прогоняетъ скворцовъ и воробьевъ изъ коробковъ, привѣшенныхъ для нихъ, и притомъ такъ безцеремонно, что не смущается даже заставъ самку скворца или воробья сидящей на яйцахъ, а въ буквальномъ смыслѣ слова бросаетъ на нее или на ея птенцовъ свое безпорядочное гнѣздо и мучаетъ ее до тѣхъ поръ, пока она не покинетъ гнѣзда.
(ст. Башенный стрижъ, т.2, стр. 342)
Наиболѣе высокое мѣсто въ этомъ подотрядѣ занимаютъ тонкоклювыя (Bucerotes), обнимающія два семейства, птицъ-носороговъ и удодовъ, форма клюва которыхъ и манера ѣсть оправдываетъ ихъ названіе. […]
Птицъ-носороговъ (Bucerotidae) охарактеризовать нетрудно, такъ какъ длинный, очень толстый, болѣе или менѣе загнутый клювъ, большею частью снабженный странными наростами или такъ называемыми рогами, хотя бы форма его была весьма различна, представляетъ такой характерный признакъ, что не даетъ возможности смѣшать этихъ птицъ съ другими.
(ст. Тонкоклювые, т.2, стр. 354)
В последнѣе время токовъ не разъ привозили в Европу. Они не могутъ быть причислены къ особенно привлекательнымъ комнатнымъ птицамъ, двигаются мало, рѣдко издаютъ какіе-нибудь звуки и врядъ-ли подозрѣваютъ, до какой степени они странныя существа.
(ст. Токо, т.2, стр. 356)
Большею частью по сосѣдству другъ отъ друга живетъ 20 или 30 этихъ птицъ, причемъ 6-8 селятся на одномъ деревѣ, если оно достаточно велико, и здѣсь онѣ, какъ уже было замѣчено, пребываютъ цѣлыми часами, неизмѣнно сохраняя преисполненную достоинства серьезность судьи и отъ поры до времени издавая нѣсколько полу-сдержанныхъ звуковъ, которые столь же оригинальны, какъ внѣшній видъ и нравы этихъ птицъ. Звуки эти напоминаютъ кваканбе зеленой лягушки и врядъ-ли громче его. Если же безжалостный охотникъ подходитъ къ такому торжественному сборищу и выстрѣломъ сбиваетъ одну птицу съ дерева, не ранивъ ея на смерть, то звукъ, издаваемый раненымъ гомраемъ, приведетъ его въ крайнее изумленіе. Ибо звуки, раздающіеся въ такомъ случаѣ, нельзя сравнить ни съ чѣмъ, кромѣ рева осла.
(ст. Гомрай, т.2, стр. 358)
Въ южной Европѣ онъ преимущественно пребываетъ въ виноградникахъ; въ Африкѣ его можно видѣть во всякой деревнѣ, даже среди городовъ. Но пищу этому грязному существу доставляетъ не скотъ, а самъ человѣкъ. Как ни усердствуютъ грифы, но всѣхъ нечистотъ они не въ силахъ уничтожить, и ихъ остается достаточное количество для тѣхъ птицъ, которыя, подобно всѣмъ извѣстному, восхваляемому во многих сказаніяхъ Гудгуду, считаютъ навозныя кучи чрезвычайно аппетитными предметами.
Поведеніе удода оригинально, но привлекательно. Осторожный и пугливый въ Европѣ, онъ избѣгаетъ человѣка и, собственно говоря, довѣрчиво относится только къ пастуху, стадо котораго доставляетъ птицѣ пропитаніе; на югѣ же удодъ самымъ тѣснымъ образомъ подружился с человѣкомъ и продѣлываетъ свои штуки передъ самыми его глазами. Но и здѣсь въ извѣстныхъ случаяхъ обнаруживается главная черта характера удода, безграничная трусость. Удодъ настолько уменъ, что чувствуетъ себя въ полной безопасности при видѣ обыкновеннаго человѣка или домашняго животнаго; но уже собака заставляетъ птицу призадуматься, кошка принуждаетъ ее быть на сторожѣ, пролетающая мимо ворона безпокоитъ ее, а вездѣ встрѣчающійся коршунъ-паразитъ или безвредный стервятникъ вызываетъ невыразимый ужасъ.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 362)
Вообще выборомъ мѣста для сооруженія гнѣзда удодъ не особенно затрудняется. Въ Европѣ онъ довольствуется всякимъ сколько нибудь укромнымъ мѣстечкомъ на поверхности земли; въ степныхъ мѣстностяхъ онъ помѣщаетъ свое гнѣздо даже между костями падали: Палласъ нашелъ однажды гнѣздо съ семью птенцами въ грудной клѣткѣ человѣческаго скелета. Дупла деревьевъ обыкновенно ничѣмъ не выстилаются, но иногда въ нихъ кладется нѣсколько стебельковъ и корешковъ, а также немного коровьяго помета; гнѣзда же, помѣщающіеся на землѣ, созидаются изъ разныхъ сухихъ стебельковъ, тонкихъ корешковъ, дрока и украшаются коровьимъ пометомъ.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 363)
Во время высиживанія удодъ и его птенцы воняютъ дѣйствительно нестерпимо, такъ что в Германіи они за этотъ запахъ вошли въ поговорку. Родители не въ состояніи выбрасывать изъ гнѣзда пометъ птенцовъ; поэтому птенцы, по словамъ Науманна, «сидятъ по самую шею въ собственномъ навозѣ», который, начиная гнить, распространяетъ отвратительный запахъ. Уже самка, сидящая на яйцахъ, рѣдко даетъ себѣ трудъ выбрасывать изъ гнѣзда свой собственный пометъ; жилище же дѣтей никогда не чистится. Вонь привлекаетъ к гнѣзду мухъ, которыя кладутъ въ навозъ свои яички, и гнѣздо такимъ образомъ кишитъ еще личинками. Птенцы, разумѣется, воняютъ всего больше; но подъ конецъ старики мало уступаютъ имъ въ этомъ отношеніи, и лишь черезъ нѣсколько недѣль по оставленіи гнѣзда и тѣ, и другіе теряютъ присущій имъ запахъ. Когда птенцы становятся взрослыми, то запахъ этотъ становится такъ мало замѣтенъ, что ихъ самихъ и ихъ родителей можно ѣсть безъ отвращенія.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 364)
<
Продолженiе слѣдуетъ...
В НАЧАЛО
Еще подробнѣе и яснѣе изображаетъ Ньютонъ появленіе и исчезновеніе колибри. «Появленіе колибри», говоритъ онъ, «столь не похоже на обыкновенное появленіе птицъ, что человѣкъ, никогда не переплывавшій Атлантическаго океана, не можетъ составить себѣ объ этомъ яснаго понятія. Даже сравненіе съ порхающей бабочкой-сфинксомъ будетъ не въ пользу бабочки. Вы стоите передъ цвѣткомъ и любуетесь имъ; вдругъ между вами и цвѣткомъ появляется маленькій темный предметъ, нѣчто словно привѣшенное между четырьмя положенными крестъ на крестъ проволоками. Предметъ этотъ одно мгновеніе виднѣется передъ цвѣткомъ, спустя мгновеніе прикрѣпляется къ нему; пространство между каждой парой проволокъ кажется наполненнымъ сѣрымъ туманомъ; еще мгновеніе - и, испуская лучъ сапфироваго или смарагдоваго свѣта, маленькій предметъ быстро удаляется, такъ быстро, что глазъ не можетъ за нимъ слѣдовать, слово остается не произнесеннымъ, мысль, начинавшая шевелиться въ мозгу, остается недодуманной.
(ст. Колибри, т.2, стр. 330)
Три самца, пойманные в апрѣлѣ мѣсяцѣ, немедленно освоились со своимъ новымъ мѣстомъ жительства. Одинъ изъ нихъ тотчасъ же отыскалъ банку съ сахарнымъ сиропомъ и нѣсколько разъ сосалъ изъ нея. Одинъ умеръ, другіе же два стали такими ручными, что одинъ уже въ тотъ же самый день, когда былъ пойманъ, подлеталъ къ моему лицу, садился мнѣ на губы или на подбородокъ, совалъ мнѣ свой клювъ въ ротъ и лизалъ мою слюну. Онъ сталъ такъ смѣлъ и такъ часто повторялъ свои опыты, что, наконецъ, прямо таки надоѣлъ мнѣ, ибо упорно совалъ во всѣ части моего рта свой выдвижной языкъ, попадая то между челюстью и щекой, то подъ языкъ и т. д.
(ст. Колибри, т.2, стр. 336)
Трудно себѣ представить существо болѣе безпомощное, чѣмъ стрижъ, лишенный возможности летать и принужденный двигаться по землѣ. О ходьбѣ стрижа не можетъ быть и рѣчи; онъ даже ползать не можетъ.
(ст. Башенный стриж, т.2, стр. 342)
Въ Германіи башенный стрижъ устраиваетъ свое гнѣздо на церковныхъ колокольняхъ или на другихъ высокихъ зданіяхъ, въ трещинахъ каменныхъ стѣнъ или во всевозможныхъ дуплахъ деревьевъ, рѣже въ углубленіяхъ на крутыхъ обрывахъ. То и дѣло онъ прогоняетъ скворцовъ и воробьевъ изъ коробковъ, привѣшенныхъ для нихъ, и притомъ такъ безцеремонно, что не смущается даже заставъ самку скворца или воробья сидящей на яйцахъ, а въ буквальномъ смыслѣ слова бросаетъ на нее или на ея птенцовъ свое безпорядочное гнѣздо и мучаетъ ее до тѣхъ поръ, пока она не покинетъ гнѣзда.
(ст. Башенный стрижъ, т.2, стр. 342)
Наиболѣе высокое мѣсто въ этомъ подотрядѣ занимаютъ тонкоклювыя (Bucerotes), обнимающія два семейства, птицъ-носороговъ и удодовъ, форма клюва которыхъ и манера ѣсть оправдываетъ ихъ названіе. […]
Птицъ-носороговъ (Bucerotidae) охарактеризовать нетрудно, такъ какъ длинный, очень толстый, болѣе или менѣе загнутый клювъ, большею частью снабженный странными наростами или такъ называемыми рогами, хотя бы форма его была весьма различна, представляетъ такой характерный признакъ, что не даетъ возможности смѣшать этихъ птицъ съ другими.
(ст. Тонкоклювые, т.2, стр. 354)
В последнѣе время токовъ не разъ привозили в Европу. Они не могутъ быть причислены къ особенно привлекательнымъ комнатнымъ птицамъ, двигаются мало, рѣдко издаютъ какіе-нибудь звуки и врядъ-ли подозрѣваютъ, до какой степени они странныя существа.
(ст. Токо, т.2, стр. 356)
Большею частью по сосѣдству другъ отъ друга живетъ 20 или 30 этихъ птицъ, причемъ 6-8 селятся на одномъ деревѣ, если оно достаточно велико, и здѣсь онѣ, какъ уже было замѣчено, пребываютъ цѣлыми часами, неизмѣнно сохраняя преисполненную достоинства серьезность судьи и отъ поры до времени издавая нѣсколько полу-сдержанныхъ звуковъ, которые столь же оригинальны, какъ внѣшній видъ и нравы этихъ птицъ. Звуки эти напоминаютъ кваканбе зеленой лягушки и врядъ-ли громче его. Если же безжалостный охотникъ подходитъ къ такому торжественному сборищу и выстрѣломъ сбиваетъ одну птицу съ дерева, не ранивъ ея на смерть, то звукъ, издаваемый раненымъ гомраемъ, приведетъ его въ крайнее изумленіе. Ибо звуки, раздающіеся въ такомъ случаѣ, нельзя сравнить ни съ чѣмъ, кромѣ рева осла.
(ст. Гомрай, т.2, стр. 358)
Въ южной Европѣ онъ преимущественно пребываетъ въ виноградникахъ; въ Африкѣ его можно видѣть во всякой деревнѣ, даже среди городовъ. Но пищу этому грязному существу доставляетъ не скотъ, а самъ человѣкъ. Как ни усердствуютъ грифы, но всѣхъ нечистотъ они не въ силахъ уничтожить, и ихъ остается достаточное количество для тѣхъ птицъ, которыя, подобно всѣмъ извѣстному, восхваляемому во многих сказаніяхъ Гудгуду, считаютъ навозныя кучи чрезвычайно аппетитными предметами.
Поведеніе удода оригинально, но привлекательно. Осторожный и пугливый въ Европѣ, онъ избѣгаетъ человѣка и, собственно говоря, довѣрчиво относится только къ пастуху, стадо котораго доставляетъ птицѣ пропитаніе; на югѣ же удодъ самымъ тѣснымъ образомъ подружился с человѣкомъ и продѣлываетъ свои штуки передъ самыми его глазами. Но и здѣсь въ извѣстныхъ случаяхъ обнаруживается главная черта характера удода, безграничная трусость. Удодъ настолько уменъ, что чувствуетъ себя въ полной безопасности при видѣ обыкновеннаго человѣка или домашняго животнаго; но уже собака заставляетъ птицу призадуматься, кошка принуждаетъ ее быть на сторожѣ, пролетающая мимо ворона безпокоитъ ее, а вездѣ встрѣчающійся коршунъ-паразитъ или безвредный стервятникъ вызываетъ невыразимый ужасъ.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 362)
Вообще выборомъ мѣста для сооруженія гнѣзда удодъ не особенно затрудняется. Въ Европѣ онъ довольствуется всякимъ сколько нибудь укромнымъ мѣстечкомъ на поверхности земли; въ степныхъ мѣстностяхъ онъ помѣщаетъ свое гнѣздо даже между костями падали: Палласъ нашелъ однажды гнѣздо съ семью птенцами въ грудной клѣткѣ человѣческаго скелета. Дупла деревьевъ обыкновенно ничѣмъ не выстилаются, но иногда въ нихъ кладется нѣсколько стебельковъ и корешковъ, а также немного коровьяго помета; гнѣзда же, помѣщающіеся на землѣ, созидаются изъ разныхъ сухихъ стебельковъ, тонкихъ корешковъ, дрока и украшаются коровьимъ пометомъ.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 363)
Во время высиживанія удодъ и его птенцы воняютъ дѣйствительно нестерпимо, такъ что в Германіи они за этотъ запахъ вошли въ поговорку. Родители не въ состояніи выбрасывать изъ гнѣзда пометъ птенцовъ; поэтому птенцы, по словамъ Науманна, «сидятъ по самую шею въ собственномъ навозѣ», который, начиная гнить, распространяетъ отвратительный запахъ. Уже самка, сидящая на яйцахъ, рѣдко даетъ себѣ трудъ выбрасывать изъ гнѣзда свой собственный пометъ; жилище же дѣтей никогда не чистится. Вонь привлекаетъ к гнѣзду мухъ, которыя кладутъ въ навозъ свои яички, и гнѣздо такимъ образомъ кишитъ еще личинками. Птенцы, разумѣется, воняютъ всего больше; но подъ конецъ старики мало уступаютъ имъ въ этомъ отношеніи, и лишь черезъ нѣсколько недѣль по оставленіи гнѣзда и тѣ, и другіе теряютъ присущій имъ запахъ. Когда птенцы становятся взрослыми, то запахъ этотъ становится такъ мало замѣтенъ, что ихъ самихъ и ихъ родителей можно ѣсть безъ отвращенія.
(ст. Обыкновенный удод, т.2, стр. 364)
<
Продолженiе слѣдуетъ...
В НАЧАЛО