Стихи
НА ВЕЧЕРНЕМЪ АСФАЛЬТѢ
Мысли священныя, жальте
Жалами медленныхъ осъ!
Въ этой толпѣ неисчетной,
Здѣсь, на вечернемъ асфальтѣ
Духъ мой упорный возросъ.
Въ этой толпѣ неисчетной
Что я? - лишь отзвукъ другихъ.
Чуткое сердце трепещетъ,
Стонъ вѣковой, безотчетный
Въ немъ превращается въ стихъ.
Чуткое сердце трепещетъ
Трепетомъ тонкой струны...
Слышитъ таинственный ропотъ...
Шаръ электрическій блещетъ
Мертвымъ лучомъ съ вышины.
Слышитъ таинственный ропотъ
Сердце, въ молчаньѣ толпы.
Здѣсь, на вечернемъ асфальтѣ,
Словно предчувствіе - топотъ,
Даль - словно въ вѣчность тропы.
Здѣсь, на вечернемъ асфальтѣ
Духъ мой упорный возросъ.
Что я? - лишь отзвукъ случайный
Древней, мучительной тайны.
Мысли священныя, жальте
Жалами медленныхъ осъ!
В.Я.Брюсовъ, 25 iюня 1910
Изъ цикла "ОСЕННІЙ МАЙ"
Въ началѣ лѣта, юностью одѣта,
Земля не ждетъ весенняго привѣта,
Не бережетъ погожихъ, теплыхъ дней,
Но, расточительная, все пышнѣй
Она цвѣтетъ, лобзаніемъ согрѣта.
И ей не страшно, что далеко гдѣ-то
Конецъ таится радостныхъ лучей,
И что недаромъ плакалъ соловей
Въ началѣ лѣта.
Не такъ осенней нѣжности примѣта:
Какъ набожный скупецъ, улыбки свѣта
Она сбираетъ жадно, передъ ней
Недологъ путь до комнатныхъ огней.
И не найти вѣрнѣйшаго обѣта
Въ началѣ лѣта.
М.А.Кузминъ, iюнь - августъ 1910
У КАМИНА
Наплывала тѣнь... Догоралъ каминъ,
Руки на груди, онъ стоялъ одинъ,
Неподвижный взоръ устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
"Я пробрался вглубь неизвѣстныхъ странъ,
Восемьдесятъ дней шелъ мой караванъ,
Цѣпи грозныхъ горъ, лѣсъ, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не разъ изъ нихъ въ тишинѣ ночной
Въ лагерь долеталъ непонятный вой.
Мы рубили лѣсъ, мы копали рвы,
Вечерами къ намъ подходили львы.
Но трусливыхъ душъ не было межъ насъ,
Мы стрѣляли въ нихъ, цѣлясь между глазъ.
Древній мной отрытъ храмъ изъ-подъ песка,
Именемъ моимъ названа рѣка,
И въ странѣ озеръ пять большихъ племенъ
Слушались меня, чтили мой законъ.
Но теперь я слабъ, какъ во власти сна,
И больна душа, тяжело больна.
Я узналъ, узналъ, что такое страхъ,
Погребенный здѣсь въ четырехъ стѣнахъ.
Даже блескъ ружья, даже плескъ волны
Эту цѣпь принять нынѣ не вольны..."
И, тая въ глазахъ злое торжество,
Женщина въ углу слушала его.
Н.С.Гумилевъ, осень 1910
БЕЗЪ ИМЕНИ
Курганъ разрытъ. Въ тяжеломъ саркофагѣ
Онъ спитъ, какъ стражъ. Желѣзный мечъ въ рукѣ.
Поютъ надъ нимъ узорной вязью саги
Беззвучныя, на звучномъ языкѣ.
Но ликъ сокрытъ - опущено забрало.
Но плащъ истлѣлъ на ржавленой бронѣ.
Былъ воинъ, вождь. Но имя Смерть украла
И унеслась на черномъ скакунѣ.
И.А.Бунинъ, 1906-1911
На облачныхъ снѣгахъ паря,
Безъ свиста, шелеста и гула
Уже закатная заря
Студенымъ полымемъ пахнула.
И въ пышущихъ на кровь мѣхахъ
Двухъ легкихъ радостно я чую
Сквозь пыльно-золотистый прахъ
Холодную струю ночную.
И слышу, какъ изъ глубины
Подъ льдистой ясностью сознанья,
Взметнувъ кипящія желанья,
Плывутъ безформенные сны.
М.Зенкевичъ, 1909-1911
ЯЩЕРЫ
О ящеры-гиганты, не безслѣдно
Вы - дѣтища подводной темноты -
По отмелямъ, сверкая кожей мѣдной,
Проволокли громоздкіе хвосты!
Истлѣло сѣмя, скрытое въ скорлупы
Чудовищныхъ, таинственныхъ яицъ, -
Набальзамированы ваши трупы
Подъ жирнымъ иломъ царственныхъ гробницъ.
И вашихъ тѣлъ мнѣ святы превращенья:
Они меня на гребень вознесли,
И мнѣ владѣть, какъ первенцу творенья,
Просторами и силами земли.
Я звѣрь, лишенный и когтей, и шерсти,
Но радугой разумною проникъ
Въ мой рыхлый мозгъ сквозь студень двухъ отверстій
Пурпурныхъ солнцъ тяжеловѣсный сдвигъ.
А все затѣмъ, чтобъ пламенемъ священнымъ
Я просвѣтилъ свой древній, темный духъ
И на кострѣ предъ Богомъ сокровеннымъ,
Какъ царь послѣдній, радостно потухъ;
Чтобъ предъ Его всегда багрянымъ трономъ,
Какъ теплый паръ, легко поднявшись ввысь,
Подобно раскаленнымъ электронамъ,
Мои частицы въ золотѣ неслись.
М.Зенкевичъ, 1911
Что, если Богъ - сорвавшійся кистень,
А боль - изломанной души повязка,
А ты, любовь, распарывая день,
Ослабишь быль и не услышишь хряска?
И съ отреченіемъ ты думаешь, что крѣпокъ,
Что властенъ день и грубъ и чуждъ легендъ.
Но ты не знаешь: тѣло - только слѣпокъ
Боговъ, или боготворимыхъ щепокъ,
Или изъ Библіи исполненный фрагментъ.
И помню я, какъ вечера сличали
Съ открытымъ небомъ станъ твоихъ одеждъ,
Съ тѣмъ небомъ, что откапываютъ греки.
О какъ глумились небеса-калѣки
Надъ тѣмъ, что я - одинъ изъ тѣхъ невѣждъ,
Что свергли плоть, что царственнѣй печали.
Б.Л.Пастернакъ, 1911
(Изъ цикла "ВЪ ЦАРСКОМЪ СЕЛѢ")
Смуглый отрокъ бродилъ по аллеямъ,
У озерныхъ грустилъ береговъ,
И столѣтіе мы лелѣемъ
Еле слышный шелестъ шаговъ.
Иглы сосенъ густо и колко
Устилаютъ низкіе пни...
Здѣсь лежала его треуголка
И растрепанный томъ Парни.
А.А.Ахматова, 1911
Сжала руки подъ темной вуалью...
"Отчего ты сегодня блѣдна?"
- Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Какъ забуду? Онъ вышелъ шатаясь,
Искривился мучительно ротъ...
Я сбѣжала, перилъ не касаясь,
Я бѣжала за нимъ до воротъ.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказалъ мнѣ: "Не стой на вѣтру".
А.А.Ахматова, 1911
Я живу, какъ кукушка въ часахъ,
Не завидую птицамъ въ лѣсахъ.
Заведутъ - и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
А.А.Ахматова, 1911
Подъ навѣсомъ темной риги жарко,
Я смѣюсь, а въ сердцѣ злобно плачу.
Старый другъ бормочетъ мнѣ: "Не каркай!
Мы ль не встрѣтимъ на пути удачу!"
Но я другу старому не вѣрю.
Онъ смѣшной, незрячій и убогій,
Онъ всю жизнь свою шагами мѣрилъ
Длинныя и скучныя дороги.
И звенитъ, звенитъ мой голосъ ломкій,
Звонкій голосъ не узнавшихъ счастья:
"Ахъ, пусты дорожныя котомки,
А на завтра голодъ и ненастье!"
А.А.Ахматова, 1911
Я пришла сюда, бездѣльница,
Все равно мнѣ гдѣ скучать!
На пригоркѣ дремлетъ мельница.
Годы можно здѣсь молчать.
Надъ засохшей повиликою
Мягко плаваетъ пчела,
У пруда русалку кликаю,
А русалка умерла.
Затянулся ржавой тиною
Прудъ широкій, обмелѣлъ,
Надъ трепещущей осиною
Легкій мѣсяцъ заблестѣлъ.
Замѣчаю все какъ новое.
Влажно пахнутъ тополя.
Я молчу. Молчу, готовая
Снова стать тобой, земля.
А.А.Ахматова, 1911
РЫБАКЪ
Руки голы выше локтя,
А глаза синѣй, чѣмъ ледъ.
Ѣдкій, душный запахъ дегтя,
Какъ загаръ, тебѣ идетъ.
И всегда, всегда распахнутъ
Воротъ куртки голубой,
И рыбачки только ахнутъ,
Закраснѣвшись предъ тобой.
Даже дѣвочка, что ходитъ
Въ городъ продавать камсу,
Какъ потерянная бродитъ
Вечерами на мысу.
Щеки блѣдны, руки слабы,
Истомленный взоръ глубокъ,
Ноги ей щекочутъ крабы,
Выползая на песокъ.
Но она уже не ловитъ
Ихъ протянутой рукой.
Все сильнѣй біенье крови
Въ тѣлѣ, раненомъ тоской.
А.А.Ахматова, 1911
Весна отсiяла... Какъ сладостно-больно,
Душой отрезвяся, любовь схоронить.
Ковыльное поле дремуче-раздольно,
И рдяна заката огнистая нить.
И сѣрыя избы съ часовней убогой,
Понурыя ели, бурьяны и льны
Суровымъ безвѣстьемъ, печалію строгой -
"Навѣки", "Прощаю" - какъ сердце, полны.
О матерь-отчизна, какими тропами
Бездольному сыну укажешь пойти:
Разбойную ль удаль помѣрить съ врагами
Иль робкой былинкой кивать при пути?
Былинка поблекнетъ, и удаль обманетъ,
Умчится, какъ буря, надежды губя,-
Пусть вѣтромъ нагорнымъ душа моя станетъ
Пророческой сказкой баюкать тебя.
Баюкать безмолвье и бури лелѣять,
Въ степи непогожей шумѣть ковылемъ,
На спящія села прохладою вѣять
И въ окна стучаться дозорнымъ крыломъ.
Н.А.Клюевъ, 1911
Въ морозной мглѣ, какъ око сычье,
Луна-дозорщица глядитъ;
Какое свѣтлое величье
Въ природѣ мертвенной сквозитъ!
Какъ будто въ полѣ, мглой объятомъ,
Для правыхъ подвиговъ и силъ,
Подъ сребротканымъ, снѣжнымъ платомъ
Прекрасный витязь опочилъ.
О, кто ты, родина? Старуха?
Иль властноокая жена?
Для песнотворческаго духа
Ты полнозвучна и ясна.
Твои черты январь-волшебникъ
Туманитъ вьюгой снѣговой,
И схимникъ-боръ читаетъ требникъ,
Какъ надъ ушедшею, тобой.
Но ты вовѣкъ неуязвима
Для смерти яростныхъ зубовъ,
Какъ мать, какъ женщина любима
Толпой отверженныхъ сыновъ.
На ихъ любовь въ плѣну угрюмомъ,
На воли пламенный недугъ
Ты отвѣчаешь бора шумомъ,
Мерцаньемъ звѣздъ да свистомъ вьюгъ.
О, изрѣки: какія боли,
Ярмо какое изнести,
Чтобъ въ тайники твоихъ раздолій
Открылись свѣтлые пути?
Чтобъ, неизбывная доселѣ,
Родная сгинула тоска
И легкозвоннѣе метели
Слетала пѣсня съ языка?
Н.А.Клюевъ, 1911
На пѣсню, на сказку разсудокъ молчитъ,
Но сердце такъ странно правдиво,-
Все плачетъ оно, непонятно груститъ,
О чемъ? - Знаютъ вѣтеръ да ивы.
О томъ ли, что юность безслѣдно прошла,
Что поле заплаканно-нище?
Вонъ сѣрыя избы родного села,
Луга, перелѣски, кладбище.
Вглядись въ листопадную странничью даль,
Въ болотъ и овраговъ пологость,
И сердцу-дитяти утѣшной едва ль
Почуется правды суровость.
Потянетъ къ загадкѣ, къ свирѣльной мечтѣ,
Вздохнуть, улыбнуться украдкой
Задумчиво-нѣжной небесъ высотѣ
И ивамъ, лепечущимъ сладко.
Примнится чертогомъ - покровъ шалаша,
Колдуньей лѣсной - незабудка,
И горько въ себѣ посмѣется душа
Надъ правдой слѣпого разсудка.
Н.А.Клюевъ, 1911
ВАШЕ СЕРДЦЕ
Словно въ домъ, гдѣ разбито имя Бога надъ дверью,
Въ ваше сердце проникла толпа бѣсенятъ:
Это бѣсы насмѣшки новой вѣрѣ - Безвѣрью -
Литургію-попойку творятъ.
Но живетъ нѣкій сторожъ и въ покинутыхъ храмахъ -
Онъ живетъ, и зовется Отчаяньемъ онъ;
И великой метлою стаю бѣсовъ упрямыхъ
Онъ безъ жалости вымететъ вонъ.
И, дотлѣвши, погаснетъ ваша искра живая,
Онѣмѣлый алтарь распадется въ куски,
И въ руинахъ забродитъ, завывая, зѣвая,
Одичалая кошка Тоски.
Х.Н.Бяликъ, пер. В.Жаботинскаго
И сказал Амассiя Амосу:
"Провидецъ, бѣги!"
(Амосъ, 7:12)
Бѣжать? О, нѣтъ! Привыкъ у стада
Я къ важной поступи вола:
Мой шагъ тяжелъ, и рѣчь безъ склада
И, какъ сѣкира, тяжела.
Мой пылъ угасъ, и въ сердцѣ холодъ,
Но не на мнѣ за то позоръ:
Не встрѣтилъ наковальни молотъ,
И въ гниль обрушился топоръ...
Что ж, покорюсь Судьбѣ рѣшенной,
Свяжу мой скарбъ, стяну кушакъ,
И прочь пойду, цѣны поденной
Не заработавшій батракъ.
И будутъ рощи мнѣ подруги,
И будутъ долы мой пріютъ,
А васъ - а васъ лихія вьюги,
Какъ сгнившій мусоръ, разнесутъ...
Х.Н.Бяликъ, пер. В. Жаботинскаго