Он случается раз в две недели, мой тайный ритуал. Подхожу к зеркалу, внимательно всматриваюсь и молча киваю: пора.
В назначенный себе час сажусь на велосипед и через десять минут брусчатого Берлина оказываюсь под вывеской "Салон Билал". Сейчас начнется мужское ремесло.
Стилист, парикмахер, фризойр (на местном), брадобрей. Да, точнее всего брадобрей, потому что именно волосы на лице, а не на голове мужчины, имеют какую-то особую силу и требуют особого отношения.
Началось все семь лет назад в турецкой деревушке на берегу зимнего моря. Брадобрей приезжал в салон два раза в неделю на пару часов, его надо было поймать. Я тогда привык стричься стильно и гламурно у женщины-стилиста и зашел в старенький салон, пахнущий дешевым одеколоном, с недоверием. Я еще не знал, что уже не выйду прежним.
Мастер пустился танцевать вокруг меня, ножницы в руках мелькали, словно кисть художника. Он и правда периодически отступал, прищурившись, чтобы полюбоваться на “полотно”. Стрижка была завершена через десять минут, но, к моему удивлению, это было только начало.
Мастер взял маникюрные ножницы и залез ими мне в нос. Легкими движениям почикав торчащую шерсть и даже не коснувшись кожи, так что не пришлось чихать, он положил ножницы и достал новый диковинный инструмент: ватный тампон на палке, подобный тому, которым ставят банки. Он макнул его в спирт, поджег и стал водить факелом вокруг моих ушей, опаляя немногочисленный ворс. Закончилось все тем самым дешевым одеколоном на моих щеках.
Турецкие мужчины будут пощетинистей меня, и все процедуры им безусловно нужны, на мне же они выглядели как пляски шамана, вошедшим в контакт не с моим телом, а, скорее, с единым мужским духом. Я почувствовал, что вдруг, нежданно-негаданно вступил в тайный клуб, где есть простота, грубоватость, шерсть, терпкий запах и ремесло. Все, из чего сделан мужчина.
С тех пор я хожу стричься только к мужчинам. Я помню каждого своего брадобрея-мужчину. Таджика в Москве за сто рублей, на которого я сменил женщину-стилиста за две тысячи. Помню мастера в Самарканде, Дарамсале и, конечно, в Берлине.
Я люблю приходить в свой ливанский салон без записи, с живой очередью, чтобы посидеть полчаса-час, в этом пространстве и пропитаться его духом. Мне нравится наблюдать за неспешным ритмом этого места. Здесь только мужчины. Женщинам сюда нельзя. Простой, чуть небрежный интерьер, волосы с пола убираются символично парой взмахов метлы, так что можно сказать, что салон наполнен духом всех когда либо заходивших сюда мужчин. Мастера ведут беседу на арабском с клиентами и между собой. Мне приносят приторный чай в тюльпановом стаканчике. Через айпэд из колонок играет ливанская жалостливая музыка. И конечно, все тот же терпкий запах дешевого одеколона.
Хозяин салона, молодой парень Билал, работает с бородой клиента. Вообще, стрижка мужчины состоит на двадцать процентов из головы и на восемьдесят из бороды. Сейчас в Берлине мода на бороды, все растят, что у кого есть. Я тоже ращу свою и люблю ее, но все же с черной завистью заглядываюсь на густые, четко очерченные рисунки на лицах турок и ливанцев.
Билал натягивает треугольник из нитки, третий конец сжимает в зубах и резко запрокидывает голову, выдергивая волоски на лице клиента. Завораживающий процесс. Я тоже так хочу, но мне особо дергать нечего. Моей мягкой и редкой бороде вполне хватает триммера и опасной бритвы. Да, опасной бритвы, это мой любимый момент: мастер молча и сосредоточенно, не теряя грациозности, заносит бритву над моей шеей. Чувствую сонной артерией касание холодной стали. И это тоже тайный ритуал. Двое мужчин и лезвие не шее. Бескровная битва. Танец смерти ради жизни и красоты.
И снова все заканчивается одеколоном. Несу его на себе домой, как знак принадлежности к мужскому миру ремесленников, где нет ничего, кроме своего дела, сделанного мастерски. Ничего лишнего. По-моему, я только что вывел формулу мужчины: ничего лишнего.