Страсти по Володе
Владимир Ильич Ленин, Володя Ульянов... Для меня они всегда были совершенно разными людьми. В школе почти в каждом классе висел портрет милого мальчика с большими голубыми глазами и пухлыми щечками. На его круглый выдающийся лоб ниспадали завитки белокурых волос, его нежная аристократическая кожа излучала здоровье и благополучие. Мне даже в голову не могло придти, что этот маленький принц и лысый карлик с бревном на плече - один и тот же человек.
Поэтому в детстве у меня было два Ленина. Один таскал бревна, принимал ходоков, лежал в Мавзолее. Второй был под стать ангелу, которым я любовался при каждой удобной возможности - во время скучных уроков и долгих бесцельных перерывов. Позже я обнаружил его черты на полотнах фламандских живописцев, чьи младенцы и ангелочки были удивительно похожими на маленького Володю.
Тогда, сидя за школьной партой в 3 или 5 классе, я знать не знал о том, кем стал мой принц, когда вырос. То есть я, конечно, знал, что он стал кем-то выдающимся, иначе бы с какой стати повсюду было развешивать его портреты, но это знание было скорее на уровне священного трепета перед сверхидеалом, каким нам преподносили учителя образ Володи. Для нас - будущих пионеров, потрет Володи был настоящей иконой, светом в конце туннеля, жизнью после смертью - чем-то таким, что воплощает в себе заветную мечту, последнюю надежду человечества, к чему надо стремиться всеми своими силами и одновременно являл собой что-то недостижимое и запредельное.
Когда я стал октябренком, у меня появился собственный миниатюрный Володя. Его металлическое личико в центре красной звезды сияло как ясно солнышко и вдохновляло меня на благоразумные поступки. Где бы я ни был - везде со мной был мой ангел-хранитель, висевший у меня на груди как можно ближе к сердцу.
Лишь однажды я поддался сиюминутному искушению и тут же был низвергнут в самую пучину порока. Я изменил Володе, а вместе с ним и Родине. Мой ангел-хранитель отвернулся от меня. Своим предательством я почти что продал душу дьяволу и всего то за пару грошей. Угодив в капкан капитализма, я не смог сберечь свою алчную душонку от возможности легкой наживы и продал звездочку одному из представителей польской делегации, навещавшей в то время нашу школу.
Как бы я потом не изворачивался, как бы не пытался убедить всех, что звездочку свою просто потерял, а эту, - да-да, - вот эту монету в пять польских грошей мне дали запросто так, за красивые глазки, из доброты сердечной, в качестве сувенира на долгую и счастливую память от польских товарищей, позора было не миновать. Утешало лишь то, что не во мне одном образовалась такая чревоточина, а еще пара-тройка октябрят продались с потрохами.
А потом я стал... пионером. Родина простила мой грех. Володя же постепенно утрачивал в моем сознании статус священной коровы, хотя я все еще мало понимал, какое отношение этот ангелок имеет к лысому карлику с бревном на плече.