герой-эмигрант отправляется в каннибальскую Совдепию... и конец его неизвестен
Н. Берберова, "Курсив мой" - эпизод с Андреем Белым.
"...8 сентября утром был сделан групповой снимок (1923), а вечером был многолюдный прощальный обед. И на этот обед Белый пришел в состоянии никогда мною не виданной ярости. Он почти ни с кем не поздоровался. Зажав огромные кисти рук между колен, в обвисшем на нем пестро-сером пиджачном костюме, он сидел, ни на кого не глядя, а когда в конце обеда встал со стаканом в руке, то, с ненавистью обведя сидящих за столом: (их было более двадцати) своими почти белыми глазами, заявил, что скажет речь. Это был тост как бы за самого себя. Образ Христа в эти минуты ожил в этом юродствующем гении: он требовал, чтобы пили за него потому, что он уезжает, чтобы быть распятым. За кого? За всех вас, господа, сидящих в этом русском ресторане на Гентинерштрассе, за Ходасевича, Муратова, Зайцева, Ремизова, Бердяева, Вышеславцева... Он едет в Россию, чтобы дать себя распять за всю русскую литературу, за которую он прольет свою кровь.
- Только не за меня! - сказал с места Ходасевич тихо, но отчетливо в этом месте его речи. - Я не хочу, чтобы вас, Борис Николаевич, распяли за меня. Я вам никак не могу дать такого поручения."
-------------------Конец цитаты из Берберовой. А у меня ассоциация: нет ли связи этой вот белой жертвы с жертвой в набоковском "Подвиге" (1932), где, как известно, лирический герой-эмигрант отправляется - тоже с такой вот фатальностью - в каннибальскую Совдепию? И конец его - неизвестен.
