Чудеса красной пропаганды: обольшевичение белоэмиграции в 1930-е годы.
Интервью с Дм. Сеземаном (2006)
Михаил Соколов:
Как это удалось воспитать в Париже человека с комсомольским, таким советским сознанием?
Дмитрий Сеземан: Вы правильно употребили слово «комсомольским», потому что я был в лицее ответственным комсомольской ячейки. В лицее в Мишле. Очень хороший лицей, я до сих пор вспоминаю с благодарностью то, что мне удалось сохранить из того, что мне тогда преподавали. Как удалось? Этот вопрос следует задать мне только во вторую очередь, в первую очередь надо его задать моей маме и ее мужу.
У нас ведь дома часто собирались люди. Я помню, мы сидим на кухне, был такой знакомый Алексей Эйснер, поэт, дьякон и коммунист - вот какая жизнь была. И он читает вслух газету «Правда», московскую газету «Правда», в которой изложена встреча товарища Сталина со стахановцами какими-то. И вот он читает это вслух, причем он старается, это меня поразило тогда, так по-актерски изобразить стахановцев и товарища Сталина. Товарища Сталина он изображал таким басовитым, отеческим тоном, с восторгом читал. Как это могло быть?
Моя мама была человеком из хорошей университетской русской семьи петербургской. Каким это образом могло получиться?
Михаил Соколов: Ваша мама Нина Николаевна бежала из Петрограда, когда участвовала в каких-то таких конспиративных делах с белыми, а не наоборот.
Дмитрий Сеземан: Совершенно верно, потому что была советская власть. А когда не было советской власти, то она таскала эсеровские прокламации, будучи девицей 15-летней, она таскала и раздавала эсеровские прокламации. Но как только революция, которую она ждала, произошла, так она наоборот попала, присоединилась к белогвардейским конспирациям.
А потом приехала сюда, бежав через лед Финского залива и под пулями красногвардейцев, попала сюда. И, наоборот, через года два-три вдруг появилось у нее и людей этого же круга такое ощущение, что «как все это могло быть, как мы могли пойти против своего народа, как мы могли…» Некоторые даже, как мой отчим, воевали против советской власти, он был белым офицером, и Сережа Эфрон тоже был белым офицером. И появилось такое чувство, это мы возвращаемся к тому, что вы называете 30-м годам, чувство вины, которую надо было искупить обязательно. И советская власть, которая далеко не всегда была глупой, а была очень хитрой, она быстро их заметила и сказала: вы говорите, что вы каетесь, вы должны нам показать, что вы раскаялись.
Тогда появился Союз возвращения на родину, куда ходили, смотрели советские фильмы, советскую кинохронику. Я помню, моя мама, которая никогда ни к какому заводу ближе чем за версту не подходила, она восхищалась, потому что в кинохронике показывали какой-то магнитогорский завод, где плавили какую-то сталь, ее это приводило в неслыханный восторг. И никого не нашлось, кто бы думал: как вы думаете, ведь здесь при капитализме совершенно так же плавят сталь, как и при социализме, то, что вам показали.
(...)
БОНУС: Бердяев был подражателем Эйнштейна? или прототипом?
Дмитрий Сеземан:
"...У нас долго в доме бывали люди чрезвычайно интересные и далеко не все одинакового образа мыслей. Например, Николай Александрович Бердяев. Бердяев мне был очень интересен, потому что он язык высовывал. У него был такой тик страшный, и он высовывал огромный лиловый язык. И когда я знал, что придет в гости Бердяев, то я радовался, что зрелище Бердяева, высовывающего язык, мне очень нравился..."
Михаил Соколов:
Как это удалось воспитать в Париже человека с комсомольским, таким советским сознанием?
Дмитрий Сеземан: Вы правильно употребили слово «комсомольским», потому что я был в лицее ответственным комсомольской ячейки. В лицее в Мишле. Очень хороший лицей, я до сих пор вспоминаю с благодарностью то, что мне удалось сохранить из того, что мне тогда преподавали. Как удалось? Этот вопрос следует задать мне только во вторую очередь, в первую очередь надо его задать моей маме и ее мужу.
У нас ведь дома часто собирались люди. Я помню, мы сидим на кухне, был такой знакомый Алексей Эйснер, поэт, дьякон и коммунист - вот какая жизнь была. И он читает вслух газету «Правда», московскую газету «Правда», в которой изложена встреча товарища Сталина со стахановцами какими-то. И вот он читает это вслух, причем он старается, это меня поразило тогда, так по-актерски изобразить стахановцев и товарища Сталина. Товарища Сталина он изображал таким басовитым, отеческим тоном, с восторгом читал. Как это могло быть?
Моя мама была человеком из хорошей университетской русской семьи петербургской. Каким это образом могло получиться?
Михаил Соколов: Ваша мама Нина Николаевна бежала из Петрограда, когда участвовала в каких-то таких конспиративных делах с белыми, а не наоборот.
Дмитрий Сеземан: Совершенно верно, потому что была советская власть. А когда не было советской власти, то она таскала эсеровские прокламации, будучи девицей 15-летней, она таскала и раздавала эсеровские прокламации. Но как только революция, которую она ждала, произошла, так она наоборот попала, присоединилась к белогвардейским конспирациям.
А потом приехала сюда, бежав через лед Финского залива и под пулями красногвардейцев, попала сюда. И, наоборот, через года два-три вдруг появилось у нее и людей этого же круга такое ощущение, что «как все это могло быть, как мы могли пойти против своего народа, как мы могли…» Некоторые даже, как мой отчим, воевали против советской власти, он был белым офицером, и Сережа Эфрон тоже был белым офицером. И появилось такое чувство, это мы возвращаемся к тому, что вы называете 30-м годам, чувство вины, которую надо было искупить обязательно. И советская власть, которая далеко не всегда была глупой, а была очень хитрой, она быстро их заметила и сказала: вы говорите, что вы каетесь, вы должны нам показать, что вы раскаялись.
Тогда появился Союз возвращения на родину, куда ходили, смотрели советские фильмы, советскую кинохронику. Я помню, моя мама, которая никогда ни к какому заводу ближе чем за версту не подходила, она восхищалась, потому что в кинохронике показывали какой-то магнитогорский завод, где плавили какую-то сталь, ее это приводило в неслыханный восторг. И никого не нашлось, кто бы думал: как вы думаете, ведь здесь при капитализме совершенно так же плавят сталь, как и при социализме, то, что вам показали.
(...)
БОНУС: Бердяев был подражателем Эйнштейна? или прототипом?
Дмитрий Сеземан:
"...У нас долго в доме бывали люди чрезвычайно интересные и далеко не все одинакового образа мыслей. Например, Николай Александрович Бердяев. Бердяев мне был очень интересен, потому что он язык высовывал. У него был такой тик страшный, и он высовывал огромный лиловый язык. И когда я знал, что придет в гости Бердяев, то я радовался, что зрелище Бердяева, высовывающего язык, мне очень нравился..."