А как насчёт того чтобы нам товарищи убить бы немца?
ВИКИ (дополнение 2018г.)
Особенно часто Имперским министерством народного просвещения и пропаганды цитировались филиппики известного журналиста Ильи Эренбурга, в разных своих статьях развивающего мысль о том, что «Германия и её население есть не что иное, как громадное сборище бандитов» и взывал к мести:[5]
И вот мы в Германии.. немецкие города горят и это меня радует... Немец - повсюду немец. Он уже подвергается наказанию, но ещё недостаточно. И что может нас остановить? .. Нет, Германия, слишком поздно. Час мести пробил!
Цитата из И. Эренбурга (1942):
nbsp; В начале войны у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, в них жило некоторое уважение к немцам, связанное с преклонением перед внешней культурой. Это тоже было результатом воспитания. <…> Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя, назвал их трусами. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода...» <…>
Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность.
Я помнил «странную войну» - торжественные похороны немецкого летчика, рёв громкоговорителей... Война - страшное, ненавистное дело, но не мы её начали, а враг был силён и жесток.
(...............)
Но Гитлер вовлек в массовые зверства не только эсэсовцев, гестаповцев, профессиональных или самодеятельных палачей, а всю свою армию, связал десятки миллионов немцев круговой порукой.
Я вспомнил одного белобрысого, на вид добродушного немца; до войны он работал мастером в Дюссельдорфе, у него там была семья; он бросил русского младенца в колодец, потому что страдал бессонницей, принял несколько таблеток люминала, а ребенок не давал ему уснуть.
(...............)
КОНЕЦ ЦИТАТ из http://m-introduction.livejournal.com/5053.html
Во-первых, какая связь между "странной войной" (1939-1940) и похоронами немца?
Во-вторых - понятна "наивность" красноармейцев 1941 года, успешно преодолённая уже после 1-го года войны (а после 3-го перешедшая в другую крайность). Но в истоках "наивности" - предвоенная пропаганда, теоретический большевистский "классовый подход", вполне сработавший в конце 1-й Мировой. Тогда в окопах смертельно устали воевать все стороны, причём русская армия - очевидно, устала сильнее. Хотя - были на фронтах Германской войны заградотряды и была антигерманская пропаганда...
Эренбурга тогда русской аримии не хватило.
Особенно часто Имперским министерством народного просвещения и пропаганды цитировались филиппики известного журналиста Ильи Эренбурга, в разных своих статьях развивающего мысль о том, что «Германия и её население есть не что иное, как громадное сборище бандитов» и взывал к мести:[5]
И вот мы в Германии.. немецкие города горят и это меня радует... Немец - повсюду немец. Он уже подвергается наказанию, но ещё недостаточно. И что может нас остановить? .. Нет, Германия, слишком поздно. Час мести пробил!
Цитата из И. Эренбурга (1942):
nbsp; В начале войны у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, в них жило некоторое уважение к немцам, связанное с преклонением перед внешней культурой. Это тоже было результатом воспитания. <…> Помню тяжелый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя, назвал их трусами. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышленый паренек говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода...» <…>
Конечно, самым страшным было в те месяцы превосходство немецкой военной техники: красноармейцы с «бутылками» шли на танки. Но меня не менее страшили благодушие, наивность, растерянность.
Я помнил «странную войну» - торжественные похороны немецкого летчика, рёв громкоговорителей... Война - страшное, ненавистное дело, но не мы её начали, а враг был силён и жесток.
(...............)
Но Гитлер вовлек в массовые зверства не только эсэсовцев, гестаповцев, профессиональных или самодеятельных палачей, а всю свою армию, связал десятки миллионов немцев круговой порукой.
Я вспомнил одного белобрысого, на вид добродушного немца; до войны он работал мастером в Дюссельдорфе, у него там была семья; он бросил русского младенца в колодец, потому что страдал бессонницей, принял несколько таблеток люминала, а ребенок не давал ему уснуть.
(...............)
КОНЕЦ ЦИТАТ из http://m-introduction.livejournal.com/5053.html
Во-первых, какая связь между "странной войной" (1939-1940) и похоронами немца?
Во-вторых - понятна "наивность" красноармейцев 1941 года, успешно преодолённая уже после 1-го года войны (а после 3-го перешедшая в другую крайность). Но в истоках "наивности" - предвоенная пропаганда, теоретический большевистский "классовый подход", вполне сработавший в конце 1-й Мировой. Тогда в окопах смертельно устали воевать все стороны, причём русская армия - очевидно, устала сильнее. Хотя - были на фронтах Германской войны заградотряды и была антигерманская пропаганда...
Эренбурга тогда русской аримии не хватило.