Коллекционеры
В тот год, когда один вечно бухой правитель России передал свою власть другому, никому неизвестному с острыми и злыми глазками, в то лето, когда в Аргуне полыхала Вторая чеченская война, а атомная подлодка Курск готовилась в свое последнее плавание, я направил свой автомобиль на Запад, в сторону старой спокойной Германию. Я делал так уже несколько лет подряд. Благодаря приоткрывшимся границам и моим связям в немецкоязычном мире, у меня была возможность выезжать на несколько недель с целью заработать. Зарабатывал я столько, сколько мне не удавалось заработать в течение всего остального года у себя на родине. Я занимался ремонтом квартир, реставрацией мебели, уходом за запущенными садиками пожилых немецких бюргеров. За все это мне платили по-дружески много, так что отказ от летнего отпуска вполне оправдывал себя, а иногда и отпуск удавался, если удавалось закончить работы пораньше.
Ехать мне предстояло на самый юг Германии в район Шварцвальда (Черного Леса) в маленький городок N, затерявшийся в самом центре этой горной лесистой местности. По пути я заехал к своему немецкому заказчику, который подробно объяснил мне, что нужно сделать, выдал ключи, большую сумму наличных денег на покупку инструмента и материала (конечно же с обязательством предоставления всех квитанций) и забил для меня один из своих автомобилей всякой снедью. Переночевав у заказчика, я рано утром уже на чужом автомобиле отправился дальше и к полудню, пропетляв по горным серпантинам и пробравшись по узким дорогам через буковые леса, наконец добрался до места назначения.
Городок N находился на вершине холма и состоял только из одной длинной улицы, которая делила городок на две части. В центре была маленькая площадь с обязательными ратушей, церковью, харчевней с простым названием "У Фрица", аптеки, пекарни, пары магазинов и овощной лавки. Больше в городе никаких заведений не было. Я медленно проехал по центральной улице, незаметно для себя погружаясь в царящее здесь средневековье. Сама улица, мощеная камнем, древние дома с черепичными крышами - казалось весь этот мир застрял где-то в позапрошлом веке, спятался в своем черном лесу от ужасов двух последних мировых войн и катаклизмов. Последний солдат, проходивший здесь, был, наверное, еще солдат армии Наполеона.
Проехав через город, я нашел место, где мне предстояло поселиться. Мой заказчик снял мне небольшую квартирку в подвальном этаже частного года на самом краю города. Хозяин дома, пожилой сухой старик со смешным именем Альфонс, показал мне мое убежище - комнату, в которой была только кровать и тумбочка. На тумбочке стояли плитка и электрический чайник. В углу гудел старый холодильник. Одна дверь вела из комнаты в душевую с туалетом, другая на открытую веранду с плетенными креслами и чайным столиком. Выйдя на веранду, я тут же полюбил это место. Дом стоял на вершине холма. Сразу от веранды вниз спускались виноградные поля, по-видимому Альфонса, дальше простиралась долина с маленькой речушкой. На другом берегу речки виднелись красные крыши домов следующего маленького городка с обязательным шпилем церкви по центру. Дальше за городком снова поднимались горы, поросшие лесом.
Полюбовавшись видом на долину и перегрузив в холодильник заботливо переданные мне заказчиком консервы с сосисками, большие черные хлеба, минералку и пиво, я отправился смотреть свое место предстоящей работы.
Дом, который мне нужно было отреставрировать, находился на противоположном конце городка. Как оказалось, это была бывшая водяная мельница. Она стояла у подножия холма, с которого раньше стекал ручей, который и приводил в движение колесо мельницы.
Ручья уже не было. Колеса мельницы тоже не было, только из стены дома торчал четырехгранный кованный штырь, на котором оно когда-то крепилось. Сам двухэтажный дом был в большом запустении: с просевшей с одной стороны крышей, с давно не крашенными прогнившими ставнями на окнах, с серыми, заросшими бурьяном стенами. Мне предстояло обновить только то, что находится снаружи: поправить крышу, вычистить и выкрасить стены, оконные и дверные рамы, наличники и ставни, двери и ворота, поставить вокруг дома ограду.
Я открыл полученными от заказчика ключами старый заржавевший замок и зашел в дом. Внутри оказался маленький дворик. Когда мельница еще работала, в него, через ворота с улицы, въезжали повозки, груженные мешками с зерном и выезжали груженные мукой. На первом этаже была большая кухня с печкой, не такой как в русских домах, высокой, на которой можно спать, а низкой, по пояс, с комфорками и большим коробом вытяжки над ней. В жилых помещениях, на удивление хорошо сохранившихся, никакой мебели или другого признака проживания людей не было. В мельничном цеху оборудование было давно снято. Сам жернов, старинный каменный диск с насечками, был вкопан посреди мощенного дворика у входа в дом. Цех был заставлен старой мебелью, ящиками, ржавыми железяками и прочим хламом, который мне предстояло выбросить в контейнер для строительного мусора, уже поставленный возле дома. Во всем доме пахло плесенью, пылью и, на удивление, хлебом.
Я обошел дом вокруг, планируя с чего мне начать и как распланировать время и виды работ. К обеду к дому уже подвезли строительные леса. Хозяин фирмы по установке лесов, молодой парень Михаель, и два его помощника тут же принялись за работу, и через пару часов дом со всех сторон был схвачен в алюминиевый каркас. Я расспросил у Михаеля про ближайшие строительные рынки, столярные мастерские, пилорамы, и, выдав каждому по купюре на чай, распрощался с бригадой. Их грузовик уехал, а я остался один на один со своим домом, который я уже мысленно назвал "моя фазенда".
Начать я решил с крыши. Погода стояла хорошая, дождей не предвиделось. Поэтому лучшего времени для того, чтобы снять черепицу с прогнивших стропил не было. Уже в первый вечер я снял черепицу с части крыши, там, где стропила прогнили и крыша провалилась вовнутрь, и сложил черепицу тут же на строительных лесах. Я снял старые рейки державшие черепицу и при последних лучах задящего за горизонт солнца сделал замеры стропил.
На следующее утро я заказал на ближайшей пилораме новые стропила, привез в на одолженном там же прицепе, и уже к вечеру установил их взамен старых прогнивших. На следующий день я закрепил новые планки и положил обратно черепицу. Та часть работы, которая как мне казалось, будет самой тяжелой и займет у меня больше всего времени, на деле оказалась самой легкой и нетрудной. Я еще не знал, какое испытание приготовила мне моя "фазенда" в будущем.
Начались трудовые будни. Вставал я рано, с восходом солнца, и работал до наступления темноты. Весть о мне быстро обошла городок. Все считали меня работящим и усердным плотником, работающим буквально от рассвета до заката. На самом деле я просто стремился поскорей закончить работу, чтобы успеть вернуться домой и использовать остаток отпуска для настоящего отдыха.
Придя вечером в свою квартирку, я первым делом отмывался в душе, затем, сварив сосисок, чистый и посвежевший, выходил на веранду, где любовался заходящим за горы солнцем, ужинал, отдыхал и планировал все, что мне предстояло сделать на следующий день. Все было бы хорошо, если бы не мой сосед, владелец дома Альфонс. Над моей верандой была его, соединенная с моей железной винтовой лестницей. Как только я заканчивал ужин и поудобнее усаживался в старом плетенном кресле, как слышался скрип лестницы, и сверху, ко мне в гости, спускался Альфонс со стеклянным кувшином самодельного вина. Сам того не подозревая, я в первый же вечер открыл "ларец Пандоры", пригласив Альфонса к себе на террасу. Впервые за десять лет, после того, как умерла его жена, у Альфонса появился собеседник. В первый же вечер он обрушил на меня огромный объем информации, начиная со своего военного детства, и заканчивая всеми болезнями, которые посещали его организм за последние тридцать лет. Остановить его не представляло никакой возможности.
На следующий день Альфонс уже не спрашивая разрешения спустился ко мне на веранду, терпеливо ждал пока я закончу со своими сосисками и начинал рассказывать уже про болезни своей почившей супруги, про проблемы далеко живущих детей, про соседей, и так без остановки. Из-за Альфонса я лишился своего, после длинного трудового дня, заслуженного отдыха. Нужно было что-то делать.
Идея пришла внезапно, после того, как Альфонс обмолвился о груде старых писем, скопившихся на чердаке, дескать не помешало бы их все разобрать и систематизировать. Желая занять Альфонса, отправив его подальше на чердак и тем самым обеспечить мне хотя бы несколько спокойных вечеров, я попросил его показать эти письма. Уже на следующий вечер Альфонс был у меня с огромным кожаным чемоданом полным старых бумаг. Мы принялись рассматривать его содержимое, когда я, сам того не подозревая, подготовил себе первую ступеньку к спасению.
- Смотрите, сколько почтовых марок на старых конвертах - сказал я. Если бы собрать их в альбом, то получилась бы, наверное, интересная коллекция.
- Кому может быть интересна такая коллекция? - спросил Альфонс.
- Ну если бы я был маленьким, и мой дедушка подарил бы мне такой альбом, я бы очень обрадовался. - ответил я.
Мои слова неожиданно произвели на Альфонса большое впечатление. Уж не знаю, в каких отношениях он был со своими детьми, но, видимо, искал способа сблзиться с ними, а главное со своим шестилетним внуком, которого он очень любил и видел нечасто. Теперь у Альфонса появилась цель подарить ему красивый альбом с марками.
На следующий же день мне был продемонстрирован самый дорогой и большой альбом для марок, который можно было найти в магазинах соседнего большого города. А раз есть альбом, то он должен быть заполнен. Теперь старый Альфонс спускался ко мне намного реже. Все чаще я слышал, на его веранде надо мной скрип его кресла, звяканье ножниц, шум фена. Альфонс возился со старыми конвертами, осторожно отделял марки, размещал их в альбоме. Теперь я был предоставлен сам себе.
Тем временем работа продвигалась. Крыша уже была отремонтирована, и из далека сияла симметрией линий и четкостью граней. Я снял с петель ворота и входную дверь также как и створки оконных ставней. Кое-где пришлось сделать врезки нового дерева, заменить отдельные элементы. Я вырезал новые части, составлял, скреплял клеем, гвоздями или шурупами, зачищал стыки шкуркой, грунтовал и красил. Работы было много. Внутренний дворик дома все больше напоминал столярную мастерскую. Везде стояли элементы деревянных конструкций, сохли покрашенные оконные рамы, весь пол был усыпан стружкой и опилками.
Я благодарил небо за хорошую погоду при которой краска быстро сохла и работа спорилась намного быстрее, чем это было бы при дожде. По моим расчетам я должен был завершить все работы на неделю раньше запланированного срока, то есть раньше уехать домой, что предавало мне больше радости от работы и сил в течение всего дня.
Вечером я возвращался домой пешком (был весь в пыли и стружках, не хотел пачкать салон автомобиля). Встречавшиеся мне по пути жители городка уважительно здоровались со мной, проезжавшие рядом машины останавливались, водители предлагали мне подвезти до дома. Шел я по городу в традиционной плотницкой форме: белая рубашка без воротника, черная жилетка с перламутровыми пуговицами, черная куртка, расклешенные брюки с двумя молниями вместо одной. Сбоку на специальной цепочке, как меч, висел плотницкий молоток. На начищенной пряжке ремня красовался герб Ордена свободных плотников с девизом "Выше плотницкое искусство".
Поздороваться со мной выходили старики. Те их них, кто раньше тоже были плотниками, приветствовали меня согласно традиции словами "Здравствуй, брат плотник". В ответ мне полагалось остановится, приподнять циммерманскую шляпу (ту самую, которая была романе у Раскольникова), также поприветствовать "брата плотника" и затем солидно, с чувством собственного достоинства поговорить с коллегой, рассказав что строил в течение дня, какие трудности были при ремонте и как я их умудрился преодолеть. При этом полагалось слегка пожурить бывших строителей дома, в том или ином месте допустивших небольшую халтуру, и рассказать, как сделал бы я на их месте и почему так было бы лучше.
После такого обстоятельного разговора, обычно следовало приглашение зайти в дом, попробовать собственного вина или знаменитой шварцвальдовской ветчины собственного изготовления. Я обычно вежливо отказывался, не желая утруждать собеседников и внутренне желая поскорее добраться до душа и до заветной веранды. После этого следовало вежливое прощание, и я следовал по своему маршруту дальше. Традиционная форма плотников, также как и автомобиль с немецкими номерами, были частью моей маскировки. В мои планы не входило быть арестованным немецкой полицией за нелегальную работу и депортированным из страны без права въезда на несколько лет. В городке все считали меня странствующим подмастерьем с русскими корнями, судя по акценту, откуда-то из под Кельна.
В Германии, особенно в ее глубинке, до сих пор царствует культ уважения к мастеровым людям: плотникам, столярам, каменщикам. Пожилые люди, видя меня, целый день работающего у дома и устало возвращающегося после тяжелого трудового дня домой, видели во мне остатки еще тех древних германских традиций: трудолюбия, мастерства, аккуратности, даже и не подозревая, что человек их олицетворяющий никаким образом к немецкой нации не принадлежал. Тем не менее я, со своей стороны, сколько мог старался соответствовать требованиям моего ремесленного Ордена свободных плотников, намного старшего, чем Орден свободных каменщиков, но не превратившегося в течение столетий по воле политических авантюристов и конспираторов в подпольную секту. Я представлял себя как артист, со всех сторон окруженный придирчивыми зрителями, и тщательно старался играть свою роль.
Общаясь со мной, бывшие плотники вспоминали свои молодые дни, то время, когда при строительстве нового дома по случаю установки крыши проходил веселый праздник. На крышу ставился венок с разноцветными ленточками, возле дома ставились скамьи за которыми заказчик стройки или его хозяйка щедро угощали ремесленников свежим пивом, и напившись, плотники устраивали танцы с хлопаньем в ладоши, кидали молотки в цель или пели свои плотницкие песни:
"Спи спокойно молодой подмастерье,
Свою работу ты все равно уже проспал..."
На стройке шефство надо мной взяла ближайшая к моей "фазенде" соседка - "тетушка Фрида". Это я так назвал про себя эту маленькую но очень энергичную старушку по имени Фрида. А однажды я назвал ее так вслух, и это ей так понравилось, так что теперь я ее только так и звал - "тетушка". Спустившись со строительных лесов на следующий же день в свой первый перерыв, я с удивлением обнаружил у порога дома большой серебряный поднос с кофейником, чашкой и свежими булочками. Позавтракав, я познакомился и с самой хозяйкой подноса. Я сказал, что кофе и булочки мне понравились, и теперь каждый день ровно в десять утра тетушка Фрида уже ждала меня с подносом полным либо печенья, либо со свежими будочками, либо с куском вишневого пирога. Встречи наши были на пятнадцать минут, пока я отдыхал и завтракал, но и за это время нам удавалось поговорить и о наших семьях (у тетушки Фриды, как оказалось, было пятеро детей, а муж умер три года тому назад), и о судьбе самого дома, который я реставрировал. Тетушка лично знала последнего мельника, деда моего заказчика, и помнила тот день, когда мельница закрылась. В отличие от Альфонса, от тетушки Фриды отвязаться было намного легче. Достаточно было сказать, что мне пора работать, и она тут же, подхватив поднос послушно уходила.
Закончив со ставнями и воротами, я начал реставрацию фасада и только сейчас обнаружил настоящую проблему, которую мне предстояло решить. Все дело было в особой дранке, который традиционно покрывались фасады домов в Шварцвальде. Этот тип покрытия состоял из мелких планок, вырезанных под особым углом с закругленными концами. Эти планки крепились на стену дома одна к одной с шагом в полпланки в следующем ряду так, что создавалось впечатление рыбьей чешуи. В такой рыбьей чешуе были почти все дома в округе.
Реставрируя свою "фазенду" я видел, что часть планок прогнила, развалилась или осыпалась и заменить их мне нечем. Дома в Шварцвальде с такой дранкой больше не делались, ни в одном магазине она не продавалась. Ближайшая фирма согласилась изготовить их на заказ, но при условии, если я закажу не менее десяти тысяч штук и запросила в оплату такую сумму, какую я не смог бы собрать и за три поездки в Германию. Оставался один выход, делать планки самому.
Я вынул с задней стенки "фазенды" нужное количество планок, для того, чтобы закончить передний фасад здания. Строительные леса уже сняли. Дом сиял белыми стенами, свежевыкрашенными зелеными ставнями и воротами. Все в городке хвалили мою работу, но никто не видел задней стены, на которой черным клеймом сиял квадрат деревянной стены без обшивки метр на метр, и не закрыв который я не мог уехать.
Я засек время, вырезая одну планку и оказалось, что чтобы закрыть квадрат мне потребуется неделя времени. Та самая неделя, которую, как я думал, мне удалось сэкономить. Я уже был в отчаянье, но идею мне подсказал Альфонс, которому я рассказал про проблему. Как оказалось в подвале любого дома в Шварцвальде хранится как минимум ящик такой дранки про запас. У самого Альфонса такого ящика не было, его дом с оштукатуренными стенами представлял в городке редкое исключение.
Но целых два ящика было в подвале у тетушки Фриды. Правда она наотрез отказалась передать мне хотя бы одну планку. Да и другие жители городка отказывались. Их можно было понять: случить что, и уже у них будут проблемы с поиском такого, как оказалось, редкого материала.
Водя валиком с краской по сене дома, я, в отчаянии, старался придумать план, который помог бы мне завладеть заветными планками. И тут я вспомнил про новое занятие Альфонса. Я бросился в мельничный цех в моей "фазедне", перерыл несколько ящиков и нашел наконец то, что искал: старые бумаги, газеты, письма, а на них МАРКИ! В тот же вечер я потратил уйму времени на то, чтобы отмочить марки от старых конвертов. За ночь они подсохли и на следующий день у меня уже была небольшая коллекция почтовых марок 60- 70 годов.
На следующий день во время "кофейного" перерыва, я провел хитрый разговор с тетушкой Фридой, начав издалека про внуков. Конечно же у тетушки Фриды были внуки. Тут же была продемонстрирована фотография двух белокурых ангелочков лет пяти. Когда будет день рождения ее младшей внучки? - Как раз через месяц. И что она собирается ей подарить? Пока неизвестно. Может что-нибудь из одежды.......
Не замечая моей расставленной ловушки, тетушка Фрида тут же стала строить планы на счет подарка, и тут я захлопнул ловушку, разложив перед ней несколько самых красивых марок, в первую очередь с цветами. Я подозревал, что цветы ей будут особенно приятны, так и получилось. Тетушка Фрида тут же загорелась идеей большого альбома и я, тут как тут, предложил свои услуги, так как "все равно собираюсь в город и мог бы заехать в магазин и заодно купить для нее альбом". Тетушка тут же согласилась и, конечно же, альбом я выбрал самый большой. А раз есть альбом, его необходимо заполнить.
Работы постепенно заканчивались. Я выкрасил фасад дома в яркий белый цвет, навесил ставни и ворота. Выбросил весь мусор из мельничного цеха, оставив себе только старый полевой бинокль с цейсовскими линзами. Среди хлама в цеху я нашел хорошо сохранившуюся бочку, распилил ее поперек - получились два вазона для цветов, которые я поставил возле входа. Я выкосил всю траву вокруг дома и убрал бурьян, прочистил дорожку и вкопанный в землю жернов. Обновил и покрасил каменную балку над входной дверью, на которой с гордостью была выбита дата строительств дома 1791. Я поставил ограду и входную калитку, и тут снова пришла тетушка Фрида. Она обыскала весь дом, опросила всех соседей, нашла сколько могла марок, но альбом все равно получился не полным. Какая жалось! А у меня как раз остались марки! Такие красивые! Вообще-то, я собирался забрать их с собой, но уж раз такой случай может быть я поменяю их на что-нибудь. Нет, продавать я их не хочу. Именно поменять. На что? Ну например на планки дранки, мне не хватает как раз чуть-чуть.....
С тяжелым сердцем от того, что делаю темное дело, я выложил перед тетушкой свою коллекцию марок. Их было много, как раз столько, сколько нужно, чтобы заполнить альбом и все, что я за них просил, это планки из тетушкиного подвала, никому не нужные деревянные планки. За каждую марку по одной планке - разве это не честный обмен? Скрепя сердцем тетушка согласилась.
В день моего отъезда я пригласил Альфонса и тетушку Фриду к моей отреставрированной "фазенде". Это был мой праздник открытия дома. Я заказал в пекарне настоящий шварцвальдовский вишневый пирог и позаботился о кофе и чае. В день моего отъезда они наконец-то встретились, Альфонс и тетушка Фрида. Конечно же они знали друг о друге и раньше, в таком маленьком городе все друг друга знают. Но проживая на противоположных концах городка, они не были ничем связаны, а сегодня они оба пришли со своими альбомами, чтобы просто похвалиться коллекциями марок, и с удивлением обнаружили одинаковые альбомы в руках друг у друга. Мало того, я поменялся кое-какими марками с Альфонсом и намеренно передал кое-какие марки тетушке Фриде так, что теперь у каждого из них была какая-то недостающая часть серии, так что теперь им было чем заняться вдвоем.
Мы пили вместе чай, кушали пирог, но я видел с каким нетерпением они поглядывали на альбомы друг друга, ожидая, когда я наконец-то уберусь.
Мой праздник закончился. Я сел в машину, помахал на прощанье рукой и поехал. В зеркале заднего вида я видел двух стариков, склонивших головы над альбомом с марками близко друг к другу. Я посмотрел вперед. Впереди меня ждали три тысячи километров до дома, новости о чеченской войне, о подводной лодке Курск и прочие реальности совсем другой жизни.