К 90-летию со дня рождения выдающегося русского советского писателя Валентина Пикуля
К 90-летию со дня рождения выдающегося русского советского писателя Валентина Пикуля (13.07.1928-16.07.1990). «У высокоталантливого русского человека, каким был Валентин Пикуль, ярых противников всегда хватало, а с середины семидесятых годов, помнится, они будто с цепи сорвались. В позднехрущевский период, и особенно в «застойное» брежневское время (подозрительно расхваливаемое нынче) активизировалась эмиграция по израильским визам, а для прикрытия сего тщательно организованного процесса всячески превозносились «успехи национальных республик», эффективность «интернационального воспитания». В этой ситуации Валентину Саввичу, отстаивавшему первостепенную роль русского народа в жизни страны, приходилось ох как несладко. Не зря Михаил Александрович Дудин, который переводил с многих языков народов СССР, дружил с поэтами разных национальностей, и тот не выдержал, воскликнув: «Чтим у нас любой якут / И любой манси. / Так за что же нас е*ут / На святой Руси?»
ПЕРОМ и ШПАГОЙ
Идет время, и все острее ощущается непреходящее значение для России и для русского народа творчества Валентина Саввича Пикуля.За годы, прошедшие после свержения советский власти, народные массы под ударами либеральных реформ настолько раздроблены и обездолены, что для их объединения перед лицом очередных притеснений со стороны власти вновь и вновь требуются герои-подвижники, чьи образы ярко и полнокровно воссозданы в лучших произведениях этого выдающегося советского писателя. Да он и сам был из таких героев. С пятнадцати лет воевал с фашистами на эскадренном миноносце «Грозный» Северного флота, в шестнадцать лет стал командиром боевого поста. «Юность моя, - скажет потом Валентин Саввич, - прошла как сплошная вахта». Повзрослев, он заступит на вахту писательскую и будет нести ее мужественно, стойко, отважно, словно вахту ту, боевую...
Первый роман - «Океанский патруль» - о своих товарищах - юнгах Великой Отечественной, этих подлинных «детях войны», Пикуль написал в 1954 году, когда ему было двадцать шесть лет. Рецензировавшая рукопись Вера Федоровна Панова сразу почувствовала незаурядный талант автора, показала ее Юрию Павловичу Герману, и по их рекомендациям его немедля приняли в Союз советских писателей, что было случаем небывалым, если не единственным. Приняли Пикуля в Союз как прозаика, но он еще и стихи писал - хорошие, гражданственные стихи, например, гневный и бескомпромиссный «Марш мертвых команд», который и сейчас бередит душу и сердце, будоражит память, не давая забыть никого и ничто, взывает к беспощадной борьбе:
Кто посмел тосковать о суше?
Забудьте думать и не горюйте.
Номер приказа...
Секретно...
Слушай...
Всем, всем, всем, кто похоронен
на грунте:
«Товарищи матросы, старшины
и офицеры.
В годовщину славной ПОБЕДЫ
нашей
Флагман разрешает
раздраить двери.
И распахнуть
горловины настежь».
Ведущей темой и жизненным призванием станет для Валентина Пикуля отечественная и мировая история, движение и развитие ее, движущие силы, противостояние партий и лидеров, закулисные интриги, тайны царского двора и сановных кабинетов, армия, флот, Церковь, личные устремления государственных деятелей и дипломатов в их диалектической соотнесенности с жизнью простого народа - словом, все то, что зовется большой политикой. А чтобы воссоздавать в художественном произведении многомерную совокупность общественно-политических явлений, нужны разнообразные знания, научная методология и прочее, и прочее, а образование-то у начинающего писателя весьма скромное, незаконченное среднее образование, о чем сообщалось в «листке по учету кадров».
«Я успел окончить лишь 5 классов, когда грянула война, - вспоминал Валентин Саввич в автобиографических заметках «Ночной полет». - Как и все ленинградские дети, дежурил на чердаках. Совал в бочки с водою брызжущие фосфором немецкие «зажигалки». Пережил «глад и хлад» блокады, по-детски еще не сознавая, что все виденное мною уже становилось историей. Выехав весною из осажденного города в Архангельск, я в июле 1942 года - как раз в день своего четырнадцатилетия! - бежал из дома, обуянный жаждой флотской романтики. Был переправлен морем на Соловки (там открылась первая в стране Школа юнг Военно-Морского Флота под командованием капитана I ранга Николая Юрьевича Авраамова. - Э.Ш.), где в звании юнги дал воинскую присягу и освоил специальность рулевого-сигнальщика».
Даже благожелательно настроенные литературные критики нет-нет да и напоминали читателям, что «у Пикуля нет законченного образования - ни исторического, ни филологического». Хотя упреки он веско парировал: «День 9 мая 1945 года я считаю как бы днем получения диплома: самый трудный экзамен был сдан!» Чего уж говорить про завистников, ревниво наблюдавших, как быстро крепнет, заостряется его перо, расширяются масштабы писательского видения. В романе «Баязет» изображалось героическое «баязетское сидение» небольшого гарнизона русских войск в Русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Роман «На обломках великой империи» мягко сочетал в своей стилистике социальные, лирические и сатирические черты, показывая «прогрессивно мыслящего» царского чиновника, получившего пост губернатора, откуда он пытается проводить соответствующие тем мыслям реформы. Однако не в силах совершить что-либо полезное в условиях загнивающей государственной системы, он и сам начинает участвовать в неблаговидных делах, а взятки берет без особых раздумий. Роман-хроника «В тупике» написан уже в документальной манере, более подходившей автору для повествования о революции, о Гражданской войне, когда в Мурманске, в Архангельске, в Карелии шла ожесточенная борьба с иностранными интервентами, когда формировался Северный флот молодой Советской Республики.
К критике же недружественной, заушательской, Пикуль относился с иронией и назло сплетникам еще упорнее занимался самообразованием, собирал и постоянно пополнял домашнюю библиотеку, днями просиживал в Публичной библиотеке - и на Фонтанке в газетном зале, и в залах главного здания на Садовой. А литературные планы свои он составлял с такими подробностями и проработанными до мелочей деталями, словно то были чуть ли не госплановские «контрольные цифры». Впрочем, он и шутил тут же, как в одной записи 1977 года: «Недавно с карандашом в руках я подсчитал, сколько мне нужно лет, чтобы воплотить в прозе все задуманное. Выяснилось, что для этого следует прожить еще не менее 76 лет. А мне скоро исполнится 49 лет. Вывод таков: до 125 лет помирать даже не думай!»
За такой, казалось бы, беззаботной веселостью чувствовалась, впрочем, и внутренняя напряженность. Он не мог не расстраиваться, когда узнавал, что рукописи его то в одном, то в другом издательстве попридерживали, в надуманных исторических неточностях обвиняли, хотя сами же их руководители телефон ему обрывали, упрашивая писать поскорее, дабы не срывать «тематические» и, естественно, финансовые планы. У высокоталантливого русского человека, каким был Валентин Пикуль, ярых противников всегда хватало, а с середины семидесятых годов, помнится, они будто с цепи сорвались. В позднехрущевский период, и особенно в «застойное» брежневское время (подозрительно расхваливаемое нынче) активизировалась эмиграция по израильским визам, а для прикрытия сего тщательно организованного процесса всячески превозносились «успехи национальных республик», эффективность «интернационального воспитания». В этой ситуации Валентину Саввичу, отстаивавшему первостепенную роль русского народа в жизни страны, приходилось ох как несладко. Не зря Михаил Александрович Дудин, который переводил с многих языков народов СССР, дружил с поэтами разных национальностей, и тот не выдержал, воскликнув: «Чтим у нас любой якут / И любой манси. / Так за что же нас е*** / На святой Руси?»
По совету близких друзей, не без участия и охраны со стороны военных моряков, он, оставаясь членом ленинградской писательской организации, переезжает в 1962 году в Ригу, живет сначала на нынешней улице Тербатас, 93/95, а с 1978 года и до последних дней своих - в трехкомнатной квартире дома 8 по улице Вацетиса (теперь Весетас). Здесь я впервые встретился с Валентином Саввичем в первые дни 1983 года, чтобы предложить печататься в журнале «Аврора», куда недавно был назначен, и получил радостное его согласие: «Ну конечно, конечно, я же ленинградец!» Сегодня квартира с библиотекой из сотен тысяч редких книг, авторской картотекой, с коллекцией живописи, архивом писем, подарками от читателей заботами и стараниями Антонины Ильиничны Пикуль, вдовы писателя, фактически стала интереснейшим литературным музеем. Открывал музей министр культуры РФ Владимир Мединский, вместе с рижским мэром Нилом Ушаковым красную ленточку перерезал, обещал помочь, чтобы тот получил официальный статус. При содействии министерства на обоих домах, где жил писатель, поставили мемориальные доски, ну а дальше-то, дальше что?
Пока российские начальники думают, дурная политика местных властей под лозунгом «Латвия для латышей» поставила музей на грань существования. Растут долги за коммунальное обслуживание, нет денег на инвентаризацию архива, и падает, точнее сказать, резко упала, посещаемость музея. Рижане боятся репрессий за «сотрудничество с оккупантами», россиянам же получить здешнюю визу - проблема из проблем. В столь нервической обстановке возникают невероятные «проекты» - от «оставить все как есть и ждать лучших времен» до «перебазировать музей хоть в Москву, хоть в Питер, лучше бы в Питер - на его родину». А может, так и поступить? Только не формально и не по-бюрократически, а по-людски и по-божески. Подыскать старое или построить новое здание, оборудовать в соответствии с новейшими технологиями, что позволило бы во всем размахе, наглядно и впечатляюще представить многогранное творчество Валентина Пикуля, популярнейшего писателя ХХ века, чьи произведения изданы на 22 языках мира общим тиражом свыше 20 миллионов экземпляров. В такой музей - к автору романов «Реквием каравану PQ-17» и «Пером и шпагой», «Слово и дело» и «Битва железных канцлеров», «Три возраста Окини-сан» и «Фаворит», «Каторга» и «Крейсера» - наверняка любой пойдет - хоть днем, хоть ночью, хоть стар, хоть млад. Интересно ведь узнать-поглядеть про знаменитость, про литературную звезду, ежели говорить по-нынешнему.
Денег нет? Судя по коттеджам, яхтам, акциям, зарубежным счетам, «их есть у меня». Жалко? Это другое дело. А вот Валентин Саввич заработанных собственным литературным трудом денег на благие дела, на помощь ближним не жалел. Государственную премию РСФСР имени М. Горького за роман «Крейсера» перечислил жителям Армении, пострадавшим в 1988 году от землетрясения; денежную часть премии Министерства обороны СССР за роман «Из тупика» тотчас передал в рижский госпиталь, где лечились воины-афганцы; гонорар за двухтомный роман «Фаворит», выпущенный большими тиражами сразу в нескольких издательствах, отдал латвийскому Фонду мира. «Моя литературная судьба вся от памяти к тем добрым людям, которых я встретил на ломаных дорогах жизни», - говорил он и платил людям добротой, сочувствием, личной поддержкой. Не лишне бы вспомнить об этом, совсем не лишне...
Родился Валентин Саввич Пикуль 13 июля 1928 года в Ленинграде, как пишет сам, «за фабричной Московской заставой, в захолустье старых, еще петербургских, окраин, а детство провел под опекою бабушки на Обводном канале». Семейные корни Пикулей, продолжает дальше, «ведут свое происхождение из украинского села Кагарлык (бывшее имение графов Браницких), в котором некогда осели потомки буйной гайдаматчины, побратимы-сечевики Ивана Гонты и Максима Железняка». Вспоминая Валентина Саввича, Антонина Ильинична пишет: «Есть что-то легендарно-загадочное в судьбе писателя, нашего современника, протянувшего для нас столько длинных ярких ниточек в прошлое Отечества, отдавшего последний сыновний долг и сложившего голову, как и его отец... на подступах к Сталинграду».
По материнской линии Пикуль тоже из крестьян, только псковских. У бабушки, Василисы Минаевны Карениной, учился он говору народному, многим его тонкостям и оборотам: «Когда я пишу, что на вокзале ударил гонг, «вещая отбытие, суля разлучение», то эта фраза - результат наследия простонародной речи». Не зная до поры, что с отцом, жил он у родного дяди Яши, который к «писанине» племянника относился настороженно, считал это придумками, чтобы «бездельничать и не работать», и говоря: «Что ты тут сидишь, как дурак? Пойдем, я тебя на Лиговке в пивную буфетчиком определю. Ты парнишка с башкой, воевал чин чином, три медали имеешь - и года не пройдет, как в директора пивной выберешься. И чего ты тут мучаешься?» А Валентин «мучился» тогда над первыми тремя романами, которые в конце концов «сунул в печку», и приступил к четвертому, а то был уже «Океанский патруль», его счастливая путевка в литературу...
В каком бы далеком веке, в какой бы дальней стране ни происходили описываемые Пикулем события, со страниц его книг неизменно вставал величественный образ России, за интересы которой бились и страдали известные и безвестные ее сыны. Писатель всюду показывал и подчеркивал, что своими сыновними делами, выдающимися или скромными, знаменательными или незаметными, они шаг за шагом превращали нашу страну в великую державу, видел личный писательский долг в выявлении исторических подробностей этого славного превращения. Трепетно относился он ко всему, что связано с нашим прошлым. «Зная прошлое своих предков, - не раз повторял он, - мы не можем не любить Россию, не можем не понимать ее исторических задач, не можем не болеть сердцем ее нуждами и ее страданиями»… А такая боль, благородная и неизбывная, передается от сердца к сердцу, воспитывает не официально наигранный, но подлинный патриотизм.
Друг Валентина Саввича с соловецких времен, сын того первого начальника Школы юнг Николая Юрьевича Авраамова, вице-адмирал Георгий Николаевич Авраамов рассказывал мне: «В июне 1994 года в Музей крейсера «Аврора», где я работал, пришла группа туристов из Германии, и среди них оказался правнук канцлера Бисмарка. А в июне 1995 года в составе делегации из Аргентины наш музей посетил правнук князя Сергея Михайловича Горчакова, лицейского соученика Пушкина, видного государственного деятеля и дипломата. В беседе с ними речь зашла о романе «Битва железных канцлеров», выросшем из одноименной миниатюры. Оба моих собеседника хорошо знали этот роман, посвященный истории дипломатии XIX века, с воодушевлением отзывались о его главных героях - Горчакове и Бисмарке, обращали внимание на необходимость и важность российско-германского сотрудничества ради мира в Европе, ради нашего общего мирного будущего».
Ни в жизненной повседневности, ни в литературной работе своей Пикуль никогда не кривил душой, не малодушничал, не отступал от поставленных перед собой высоких целей. Он рассматривал исторический процесс в его непрерывности, извлекал из прошлого разнообразные персонажи, предлагал современникам вглядеться в их намерения и поступки, при этом задуматься и о собственном бытии, о своем гражданском месте в текущей действительности. «Меня возмущает, когда говорят или пишут, что Россия была темной, забитой, невежественной, состояла лишь из рабов и крепостников, хотя таковые были, причем «рабы» присутствовали частенько не в одном «низу», но и в заметном количестве «наверху», - говорил Валентин Саввич. - Невольно задумываешься: как же из этого «темного царства» рождались светлейшие личности? А их было немало, ох немало, на Руси. Непонятно становится, откуда же из этого «мрака» вдруг появился великий Пушкин?!» Вслед за Пушкиным он называл Владимира Ивановича Даля с незаменимым для нашей культуры Толковым словарем живого великорусского языка, гениального Лермонтова с его «странной», душевно-взволнованной любовью к Родине, сатирика-патриота Салтыкова-Щедрина, сказавшего, что «Отечество есть нестерпимейшая сердечная боль, не перестающая, гложущая, гнетущая».
Как можно больше людей должны как можно больше знать об истории Родины - в этом Валентин Пикуль видел важную общественно-политическую задачу, скромно называя себя «российского читателя всепокорнейшим слугой», «одним из пропагандистов русской истории», сетовал, что «многие люди исторически малообразованны», и шел навстречу желанию читателей «знать больше». Но такова уж сила дарования писателя, что прошлое у него не выглядело «стариной». Старое время под его пером будто оживало, подтягивалось к современности, согласно принципу, образно сформулированному Василием Осиповичем Ключевским: «История - это фонарь в будущее, который светит нам из прошлого».
Руководствуясь этим принципом, исторический писатель должен быть, считал Пикуль, предельно честным, абсолютно искренним в работе. Поэтому-то в его книгах часто встречается слово «честь», нынче весьма подзабытое и означающее, согласно любимому им Далю, «внутреннее нравственное достоинство человека, благородство души и чистую совесть». Приветствием русских офицеров «Честь имею!» Валентин Саввич назвал и роман, оказавшийся, увы, одним из его последних произведений, который «Аврора» печатала с продолжением, как и цикл исторических миниатюр, как и роман-информацию о нефти «Жирная, грязная и продажная», который ему не пришлось закончить. За этими рукописями мы с моим другом и сослуживцем Александром Василевским ездили к Пикулю в Ригу, где подолгу беседовали, вспоминали общих знакомых, строили разнообразные планы, пытаясь заглянуть в завтрашний день страны, уже подтачиваемой горбачевской «перестройкой».
А вот политический роман «Нечистая сила» («У последней черты») он закончил до точки, работая над ним с 1972 по 1975 год и сказав как-то, с преувеличением, думается, что считает его «главной удачей в своей литературной биографии». В этом многоохватном, многонаселенном романе отображаются важнейшие события новейшей российской истории - начало царствования Николая II, жуткая трагедия на Ходынке, поражение в Русско-японской войне, раздел Сахалина, Кровавое воскресенье, подавление первой русской революции 1905-1907 годов, убийство Столыпина, распутинщина, Февральская революция и, наконец, канун Великой Октябрьской социалистической революции.
Но едва закончилась публикация романа в «Нашем современнике», как в печати развернулось бурное обсуждение его - в либеральных кругах прежде всего, впрочем, отнюдь не только там. Критик Валентин Оскоцкий, вечно примерный «чего изволите?», назвал произведение Пикуля «потоком сюжетных сплетен». С другого края Аркадий Столыпин, сын бывшего царского премьер-министра П.А. Столыпина, видный член резко антисоветского НТС (Народно-трудовой союз российских солидаристов), выступил в №8 журнала «Посев» за 1980 год со статьей под названием «Крохи правды в бочке лжи».
А «патриотический» критик Валентин Курбатов в письме к тоже «патриоту» Виктору Астафьеву, предлагавшему, правда, не защищать Ленинград от фашистов, замечал, что «теперь уже и в уборных как будто опрятнее пишут». Протестуя против публикации романа, Юрий Нагибин вышел из редколлегии «Нашего современника». Самому же автору угрожали по телефону, а вскоре он, говорят, был демонстративно избит...
Но вот наступил 1990 год. Тяжкая весть - Валентин Саввич Пикуль умер. Случилось это 16 июля 1990 года.
Остановилось сердце.
Не выдержало.
Надорвалось.
Похоронят Пикуля на рижском Лесном кладбище, при большом стечении людей. Проститься с ним приехали читатели из многих городов страны, из-за рубежа - представители промышленных предприятий и военных училищ, друзья-писатели и сельские библиотекари, партийные работники, военные моряки, бывшие юнги, иностранные издатели, просто читатели его книг. Вспоминая те горькие дни, Антонина Ильинична позднее напишет: «Опускается гроб... Гремят залпы салюта... Звучит гимн Советского Союза... Войска проходят торжественным маршем... Так закончил свою 62-летнюю жизнь на земле гражданин Союза Советских Социалистических Республик, русский писатель, проживший почти тридцать лет в Латвии, Валентин Саввич Пикуль...»
Честь писателя, гражданина, защитника Родины была для Валентина Пикуля понятием наивысшим, но не абстрактным, чистым, гордым, светлым, но и повседневно живым. Эту честь он отстаивал до последнего дыхания. Теперь отстаивают ее написанные им книги, его читатели и друзья. Именем Валентина Пикуля были названы тральщик Черноморского флота России, сторожевой корабль в дагестанском Каспийске, пограничный катер, библиотеки Балтийского и Тихоокеанского флотов, сухогруз, приписанный к порту Санкт-Петербурга. Здесь, на 4-й Красноармейской улице, в доме, где он долго жил, установлена мемориальная доска. В Мурманске ему поставили памятник, в Балтийске и Североморске его именем названы улицы, а в небе появилась малая планета Пикулия.
Беззаветное, самоотверженное служение писателя Родине, Правде, Литературе отмечено высокими наградами. Двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, медалями «За оборону Ленинграда», «За оборону Советского Заполярья», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». И как верно написали о нем журналисты из Новосибирска: «Оставив неоконченным свой подвижнический труд нашего исторического просвещения, он завещал нам помнить свою Великую Историю, своих Великих Вождей, свою Великую Честь, свои Великие Победы. Каждая его строка буквально кричала: русские, не забывайте, мы - Великий Народ, на нас - Великая Ответственность, так будем ее достойны, черпая пример и вдохновение в своей Истории. И тогда мы достойно выдержим все ниспосланные нам испытания».
***В архиве Валентина Саввича есть любопытная «Записка» («Аврора». 2000, №6). «Вся жизнь, отданная изучению истории, привела меня к странной и, может быть, нелепой мысли, что я в с е г д а существовал. Да, мне пришлось побывать при осаде Пскова во времена Ивана Грозного, я наблюдал за повадками придворных при дворе Анны Иоанновны и Екатерины Великой, мне по сию пору слышатся победные громы Кунерсдорфа, и, наконец, жалкий, смятый, раздавленный, я блуждал по кочкам болот в Пруссии, когда немцы громили армию Самсонова... Что там одна жизнь? У меня их было множество - и каждая в своем времени, а я сам выступал в различных ипостасях, в самых различных костюмах, разговаривая различными языками. В с е г д а существовавший, я в с е г д а и обречен существовать - в будущем! Именно в этом - мое счастье как писателя, как человека, как личности...» И подпись: Валентин ПИКУЛЬ. ХХ век».
Читая «Записку», написанную наверняка не для одного себя, но в не меньшей, если не в большей, степени и для своих верных читателей, я невольно сопоставил смысл ее с последними строками «Марша мертвых команд», когда павшие за свободу и честь Родины герои обращаются к людям грядущих поколений:
Но, если внукам
придется с врагом
Сойтись в час решающей мести,
Ждите нас - мы снова всплывем,
Но уже с кораблями вместе.
Мы были когда-то, нас нет,
Мы будем, мы будем, МЫ ЕСТЬ.
И думалось, все уверенней думалось: в России XXI века главные и лучшие события еще впереди!
Эдуард ШЕВЕЛЁВ
Источник - газета «Советская Россия»
ПЕРОМ и ШПАГОЙ
Идет время, и все острее ощущается непреходящее значение для России и для русского народа творчества Валентина Саввича Пикуля.За годы, прошедшие после свержения советский власти, народные массы под ударами либеральных реформ настолько раздроблены и обездолены, что для их объединения перед лицом очередных притеснений со стороны власти вновь и вновь требуются герои-подвижники, чьи образы ярко и полнокровно воссозданы в лучших произведениях этого выдающегося советского писателя. Да он и сам был из таких героев. С пятнадцати лет воевал с фашистами на эскадренном миноносце «Грозный» Северного флота, в шестнадцать лет стал командиром боевого поста. «Юность моя, - скажет потом Валентин Саввич, - прошла как сплошная вахта». Повзрослев, он заступит на вахту писательскую и будет нести ее мужественно, стойко, отважно, словно вахту ту, боевую...
Первый роман - «Океанский патруль» - о своих товарищах - юнгах Великой Отечественной, этих подлинных «детях войны», Пикуль написал в 1954 году, когда ему было двадцать шесть лет. Рецензировавшая рукопись Вера Федоровна Панова сразу почувствовала незаурядный талант автора, показала ее Юрию Павловичу Герману, и по их рекомендациям его немедля приняли в Союз советских писателей, что было случаем небывалым, если не единственным. Приняли Пикуля в Союз как прозаика, но он еще и стихи писал - хорошие, гражданственные стихи, например, гневный и бескомпромиссный «Марш мертвых команд», который и сейчас бередит душу и сердце, будоражит память, не давая забыть никого и ничто, взывает к беспощадной борьбе:
Кто посмел тосковать о суше?
Забудьте думать и не горюйте.
Номер приказа...
Секретно...
Слушай...
Всем, всем, всем, кто похоронен
на грунте:
«Товарищи матросы, старшины
и офицеры.
В годовщину славной ПОБЕДЫ
нашей
Флагман разрешает
раздраить двери.
И распахнуть
горловины настежь».
Ведущей темой и жизненным призванием станет для Валентина Пикуля отечественная и мировая история, движение и развитие ее, движущие силы, противостояние партий и лидеров, закулисные интриги, тайны царского двора и сановных кабинетов, армия, флот, Церковь, личные устремления государственных деятелей и дипломатов в их диалектической соотнесенности с жизнью простого народа - словом, все то, что зовется большой политикой. А чтобы воссоздавать в художественном произведении многомерную совокупность общественно-политических явлений, нужны разнообразные знания, научная методология и прочее, и прочее, а образование-то у начинающего писателя весьма скромное, незаконченное среднее образование, о чем сообщалось в «листке по учету кадров».
«Я успел окончить лишь 5 классов, когда грянула война, - вспоминал Валентин Саввич в автобиографических заметках «Ночной полет». - Как и все ленинградские дети, дежурил на чердаках. Совал в бочки с водою брызжущие фосфором немецкие «зажигалки». Пережил «глад и хлад» блокады, по-детски еще не сознавая, что все виденное мною уже становилось историей. Выехав весною из осажденного города в Архангельск, я в июле 1942 года - как раз в день своего четырнадцатилетия! - бежал из дома, обуянный жаждой флотской романтики. Был переправлен морем на Соловки (там открылась первая в стране Школа юнг Военно-Морского Флота под командованием капитана I ранга Николая Юрьевича Авраамова. - Э.Ш.), где в звании юнги дал воинскую присягу и освоил специальность рулевого-сигнальщика».
Даже благожелательно настроенные литературные критики нет-нет да и напоминали читателям, что «у Пикуля нет законченного образования - ни исторического, ни филологического». Хотя упреки он веско парировал: «День 9 мая 1945 года я считаю как бы днем получения диплома: самый трудный экзамен был сдан!» Чего уж говорить про завистников, ревниво наблюдавших, как быстро крепнет, заостряется его перо, расширяются масштабы писательского видения. В романе «Баязет» изображалось героическое «баязетское сидение» небольшого гарнизона русских войск в Русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Роман «На обломках великой империи» мягко сочетал в своей стилистике социальные, лирические и сатирические черты, показывая «прогрессивно мыслящего» царского чиновника, получившего пост губернатора, откуда он пытается проводить соответствующие тем мыслям реформы. Однако не в силах совершить что-либо полезное в условиях загнивающей государственной системы, он и сам начинает участвовать в неблаговидных делах, а взятки берет без особых раздумий. Роман-хроника «В тупике» написан уже в документальной манере, более подходившей автору для повествования о революции, о Гражданской войне, когда в Мурманске, в Архангельске, в Карелии шла ожесточенная борьба с иностранными интервентами, когда формировался Северный флот молодой Советской Республики.
К критике же недружественной, заушательской, Пикуль относился с иронией и назло сплетникам еще упорнее занимался самообразованием, собирал и постоянно пополнял домашнюю библиотеку, днями просиживал в Публичной библиотеке - и на Фонтанке в газетном зале, и в залах главного здания на Садовой. А литературные планы свои он составлял с такими подробностями и проработанными до мелочей деталями, словно то были чуть ли не госплановские «контрольные цифры». Впрочем, он и шутил тут же, как в одной записи 1977 года: «Недавно с карандашом в руках я подсчитал, сколько мне нужно лет, чтобы воплотить в прозе все задуманное. Выяснилось, что для этого следует прожить еще не менее 76 лет. А мне скоро исполнится 49 лет. Вывод таков: до 125 лет помирать даже не думай!»
За такой, казалось бы, беззаботной веселостью чувствовалась, впрочем, и внутренняя напряженность. Он не мог не расстраиваться, когда узнавал, что рукописи его то в одном, то в другом издательстве попридерживали, в надуманных исторических неточностях обвиняли, хотя сами же их руководители телефон ему обрывали, упрашивая писать поскорее, дабы не срывать «тематические» и, естественно, финансовые планы. У высокоталантливого русского человека, каким был Валентин Пикуль, ярых противников всегда хватало, а с середины семидесятых годов, помнится, они будто с цепи сорвались. В позднехрущевский период, и особенно в «застойное» брежневское время (подозрительно расхваливаемое нынче) активизировалась эмиграция по израильским визам, а для прикрытия сего тщательно организованного процесса всячески превозносились «успехи национальных республик», эффективность «интернационального воспитания». В этой ситуации Валентину Саввичу, отстаивавшему первостепенную роль русского народа в жизни страны, приходилось ох как несладко. Не зря Михаил Александрович Дудин, который переводил с многих языков народов СССР, дружил с поэтами разных национальностей, и тот не выдержал, воскликнув: «Чтим у нас любой якут / И любой манси. / Так за что же нас е*** / На святой Руси?»
По совету близких друзей, не без участия и охраны со стороны военных моряков, он, оставаясь членом ленинградской писательской организации, переезжает в 1962 году в Ригу, живет сначала на нынешней улице Тербатас, 93/95, а с 1978 года и до последних дней своих - в трехкомнатной квартире дома 8 по улице Вацетиса (теперь Весетас). Здесь я впервые встретился с Валентином Саввичем в первые дни 1983 года, чтобы предложить печататься в журнале «Аврора», куда недавно был назначен, и получил радостное его согласие: «Ну конечно, конечно, я же ленинградец!» Сегодня квартира с библиотекой из сотен тысяч редких книг, авторской картотекой, с коллекцией живописи, архивом писем, подарками от читателей заботами и стараниями Антонины Ильиничны Пикуль, вдовы писателя, фактически стала интереснейшим литературным музеем. Открывал музей министр культуры РФ Владимир Мединский, вместе с рижским мэром Нилом Ушаковым красную ленточку перерезал, обещал помочь, чтобы тот получил официальный статус. При содействии министерства на обоих домах, где жил писатель, поставили мемориальные доски, ну а дальше-то, дальше что?
Пока российские начальники думают, дурная политика местных властей под лозунгом «Латвия для латышей» поставила музей на грань существования. Растут долги за коммунальное обслуживание, нет денег на инвентаризацию архива, и падает, точнее сказать, резко упала, посещаемость музея. Рижане боятся репрессий за «сотрудничество с оккупантами», россиянам же получить здешнюю визу - проблема из проблем. В столь нервической обстановке возникают невероятные «проекты» - от «оставить все как есть и ждать лучших времен» до «перебазировать музей хоть в Москву, хоть в Питер, лучше бы в Питер - на его родину». А может, так и поступить? Только не формально и не по-бюрократически, а по-людски и по-божески. Подыскать старое или построить новое здание, оборудовать в соответствии с новейшими технологиями, что позволило бы во всем размахе, наглядно и впечатляюще представить многогранное творчество Валентина Пикуля, популярнейшего писателя ХХ века, чьи произведения изданы на 22 языках мира общим тиражом свыше 20 миллионов экземпляров. В такой музей - к автору романов «Реквием каравану PQ-17» и «Пером и шпагой», «Слово и дело» и «Битва железных канцлеров», «Три возраста Окини-сан» и «Фаворит», «Каторга» и «Крейсера» - наверняка любой пойдет - хоть днем, хоть ночью, хоть стар, хоть млад. Интересно ведь узнать-поглядеть про знаменитость, про литературную звезду, ежели говорить по-нынешнему.
Денег нет? Судя по коттеджам, яхтам, акциям, зарубежным счетам, «их есть у меня». Жалко? Это другое дело. А вот Валентин Саввич заработанных собственным литературным трудом денег на благие дела, на помощь ближним не жалел. Государственную премию РСФСР имени М. Горького за роман «Крейсера» перечислил жителям Армении, пострадавшим в 1988 году от землетрясения; денежную часть премии Министерства обороны СССР за роман «Из тупика» тотчас передал в рижский госпиталь, где лечились воины-афганцы; гонорар за двухтомный роман «Фаворит», выпущенный большими тиражами сразу в нескольких издательствах, отдал латвийскому Фонду мира. «Моя литературная судьба вся от памяти к тем добрым людям, которых я встретил на ломаных дорогах жизни», - говорил он и платил людям добротой, сочувствием, личной поддержкой. Не лишне бы вспомнить об этом, совсем не лишне...
Родился Валентин Саввич Пикуль 13 июля 1928 года в Ленинграде, как пишет сам, «за фабричной Московской заставой, в захолустье старых, еще петербургских, окраин, а детство провел под опекою бабушки на Обводном канале». Семейные корни Пикулей, продолжает дальше, «ведут свое происхождение из украинского села Кагарлык (бывшее имение графов Браницких), в котором некогда осели потомки буйной гайдаматчины, побратимы-сечевики Ивана Гонты и Максима Железняка». Вспоминая Валентина Саввича, Антонина Ильинична пишет: «Есть что-то легендарно-загадочное в судьбе писателя, нашего современника, протянувшего для нас столько длинных ярких ниточек в прошлое Отечества, отдавшего последний сыновний долг и сложившего голову, как и его отец... на подступах к Сталинграду».
По материнской линии Пикуль тоже из крестьян, только псковских. У бабушки, Василисы Минаевны Карениной, учился он говору народному, многим его тонкостям и оборотам: «Когда я пишу, что на вокзале ударил гонг, «вещая отбытие, суля разлучение», то эта фраза - результат наследия простонародной речи». Не зная до поры, что с отцом, жил он у родного дяди Яши, который к «писанине» племянника относился настороженно, считал это придумками, чтобы «бездельничать и не работать», и говоря: «Что ты тут сидишь, как дурак? Пойдем, я тебя на Лиговке в пивную буфетчиком определю. Ты парнишка с башкой, воевал чин чином, три медали имеешь - и года не пройдет, как в директора пивной выберешься. И чего ты тут мучаешься?» А Валентин «мучился» тогда над первыми тремя романами, которые в конце концов «сунул в печку», и приступил к четвертому, а то был уже «Океанский патруль», его счастливая путевка в литературу...
В каком бы далеком веке, в какой бы дальней стране ни происходили описываемые Пикулем события, со страниц его книг неизменно вставал величественный образ России, за интересы которой бились и страдали известные и безвестные ее сыны. Писатель всюду показывал и подчеркивал, что своими сыновними делами, выдающимися или скромными, знаменательными или незаметными, они шаг за шагом превращали нашу страну в великую державу, видел личный писательский долг в выявлении исторических подробностей этого славного превращения. Трепетно относился он ко всему, что связано с нашим прошлым. «Зная прошлое своих предков, - не раз повторял он, - мы не можем не любить Россию, не можем не понимать ее исторических задач, не можем не болеть сердцем ее нуждами и ее страданиями»… А такая боль, благородная и неизбывная, передается от сердца к сердцу, воспитывает не официально наигранный, но подлинный патриотизм.
Друг Валентина Саввича с соловецких времен, сын того первого начальника Школы юнг Николая Юрьевича Авраамова, вице-адмирал Георгий Николаевич Авраамов рассказывал мне: «В июне 1994 года в Музей крейсера «Аврора», где я работал, пришла группа туристов из Германии, и среди них оказался правнук канцлера Бисмарка. А в июне 1995 года в составе делегации из Аргентины наш музей посетил правнук князя Сергея Михайловича Горчакова, лицейского соученика Пушкина, видного государственного деятеля и дипломата. В беседе с ними речь зашла о романе «Битва железных канцлеров», выросшем из одноименной миниатюры. Оба моих собеседника хорошо знали этот роман, посвященный истории дипломатии XIX века, с воодушевлением отзывались о его главных героях - Горчакове и Бисмарке, обращали внимание на необходимость и важность российско-германского сотрудничества ради мира в Европе, ради нашего общего мирного будущего».
Ни в жизненной повседневности, ни в литературной работе своей Пикуль никогда не кривил душой, не малодушничал, не отступал от поставленных перед собой высоких целей. Он рассматривал исторический процесс в его непрерывности, извлекал из прошлого разнообразные персонажи, предлагал современникам вглядеться в их намерения и поступки, при этом задуматься и о собственном бытии, о своем гражданском месте в текущей действительности. «Меня возмущает, когда говорят или пишут, что Россия была темной, забитой, невежественной, состояла лишь из рабов и крепостников, хотя таковые были, причем «рабы» присутствовали частенько не в одном «низу», но и в заметном количестве «наверху», - говорил Валентин Саввич. - Невольно задумываешься: как же из этого «темного царства» рождались светлейшие личности? А их было немало, ох немало, на Руси. Непонятно становится, откуда же из этого «мрака» вдруг появился великий Пушкин?!» Вслед за Пушкиным он называл Владимира Ивановича Даля с незаменимым для нашей культуры Толковым словарем живого великорусского языка, гениального Лермонтова с его «странной», душевно-взволнованной любовью к Родине, сатирика-патриота Салтыкова-Щедрина, сказавшего, что «Отечество есть нестерпимейшая сердечная боль, не перестающая, гложущая, гнетущая».
Как можно больше людей должны как можно больше знать об истории Родины - в этом Валентин Пикуль видел важную общественно-политическую задачу, скромно называя себя «российского читателя всепокорнейшим слугой», «одним из пропагандистов русской истории», сетовал, что «многие люди исторически малообразованны», и шел навстречу желанию читателей «знать больше». Но такова уж сила дарования писателя, что прошлое у него не выглядело «стариной». Старое время под его пером будто оживало, подтягивалось к современности, согласно принципу, образно сформулированному Василием Осиповичем Ключевским: «История - это фонарь в будущее, который светит нам из прошлого».
Руководствуясь этим принципом, исторический писатель должен быть, считал Пикуль, предельно честным, абсолютно искренним в работе. Поэтому-то в его книгах часто встречается слово «честь», нынче весьма подзабытое и означающее, согласно любимому им Далю, «внутреннее нравственное достоинство человека, благородство души и чистую совесть». Приветствием русских офицеров «Честь имею!» Валентин Саввич назвал и роман, оказавшийся, увы, одним из его последних произведений, который «Аврора» печатала с продолжением, как и цикл исторических миниатюр, как и роман-информацию о нефти «Жирная, грязная и продажная», который ему не пришлось закончить. За этими рукописями мы с моим другом и сослуживцем Александром Василевским ездили к Пикулю в Ригу, где подолгу беседовали, вспоминали общих знакомых, строили разнообразные планы, пытаясь заглянуть в завтрашний день страны, уже подтачиваемой горбачевской «перестройкой».
А вот политический роман «Нечистая сила» («У последней черты») он закончил до точки, работая над ним с 1972 по 1975 год и сказав как-то, с преувеличением, думается, что считает его «главной удачей в своей литературной биографии». В этом многоохватном, многонаселенном романе отображаются важнейшие события новейшей российской истории - начало царствования Николая II, жуткая трагедия на Ходынке, поражение в Русско-японской войне, раздел Сахалина, Кровавое воскресенье, подавление первой русской революции 1905-1907 годов, убийство Столыпина, распутинщина, Февральская революция и, наконец, канун Великой Октябрьской социалистической революции.
Но едва закончилась публикация романа в «Нашем современнике», как в печати развернулось бурное обсуждение его - в либеральных кругах прежде всего, впрочем, отнюдь не только там. Критик Валентин Оскоцкий, вечно примерный «чего изволите?», назвал произведение Пикуля «потоком сюжетных сплетен». С другого края Аркадий Столыпин, сын бывшего царского премьер-министра П.А. Столыпина, видный член резко антисоветского НТС (Народно-трудовой союз российских солидаристов), выступил в №8 журнала «Посев» за 1980 год со статьей под названием «Крохи правды в бочке лжи».
А «патриотический» критик Валентин Курбатов в письме к тоже «патриоту» Виктору Астафьеву, предлагавшему, правда, не защищать Ленинград от фашистов, замечал, что «теперь уже и в уборных как будто опрятнее пишут». Протестуя против публикации романа, Юрий Нагибин вышел из редколлегии «Нашего современника». Самому же автору угрожали по телефону, а вскоре он, говорят, был демонстративно избит...
Но вот наступил 1990 год. Тяжкая весть - Валентин Саввич Пикуль умер. Случилось это 16 июля 1990 года.
Остановилось сердце.
Не выдержало.
Надорвалось.
Похоронят Пикуля на рижском Лесном кладбище, при большом стечении людей. Проститься с ним приехали читатели из многих городов страны, из-за рубежа - представители промышленных предприятий и военных училищ, друзья-писатели и сельские библиотекари, партийные работники, военные моряки, бывшие юнги, иностранные издатели, просто читатели его книг. Вспоминая те горькие дни, Антонина Ильинична позднее напишет: «Опускается гроб... Гремят залпы салюта... Звучит гимн Советского Союза... Войска проходят торжественным маршем... Так закончил свою 62-летнюю жизнь на земле гражданин Союза Советских Социалистических Республик, русский писатель, проживший почти тридцать лет в Латвии, Валентин Саввич Пикуль...»
Честь писателя, гражданина, защитника Родины была для Валентина Пикуля понятием наивысшим, но не абстрактным, чистым, гордым, светлым, но и повседневно живым. Эту честь он отстаивал до последнего дыхания. Теперь отстаивают ее написанные им книги, его читатели и друзья. Именем Валентина Пикуля были названы тральщик Черноморского флота России, сторожевой корабль в дагестанском Каспийске, пограничный катер, библиотеки Балтийского и Тихоокеанского флотов, сухогруз, приписанный к порту Санкт-Петербурга. Здесь, на 4-й Красноармейской улице, в доме, где он долго жил, установлена мемориальная доска. В Мурманске ему поставили памятник, в Балтийске и Североморске его именем названы улицы, а в небе появилась малая планета Пикулия.
Беззаветное, самоотверженное служение писателя Родине, Правде, Литературе отмечено высокими наградами. Двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, медалями «За оборону Ленинграда», «За оборону Советского Заполярья», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». И как верно написали о нем журналисты из Новосибирска: «Оставив неоконченным свой подвижнический труд нашего исторического просвещения, он завещал нам помнить свою Великую Историю, своих Великих Вождей, свою Великую Честь, свои Великие Победы. Каждая его строка буквально кричала: русские, не забывайте, мы - Великий Народ, на нас - Великая Ответственность, так будем ее достойны, черпая пример и вдохновение в своей Истории. И тогда мы достойно выдержим все ниспосланные нам испытания».
***В архиве Валентина Саввича есть любопытная «Записка» («Аврора». 2000, №6). «Вся жизнь, отданная изучению истории, привела меня к странной и, может быть, нелепой мысли, что я в с е г д а существовал. Да, мне пришлось побывать при осаде Пскова во времена Ивана Грозного, я наблюдал за повадками придворных при дворе Анны Иоанновны и Екатерины Великой, мне по сию пору слышатся победные громы Кунерсдорфа, и, наконец, жалкий, смятый, раздавленный, я блуждал по кочкам болот в Пруссии, когда немцы громили армию Самсонова... Что там одна жизнь? У меня их было множество - и каждая в своем времени, а я сам выступал в различных ипостасях, в самых различных костюмах, разговаривая различными языками. В с е г д а существовавший, я в с е г д а и обречен существовать - в будущем! Именно в этом - мое счастье как писателя, как человека, как личности...» И подпись: Валентин ПИКУЛЬ. ХХ век».
Читая «Записку», написанную наверняка не для одного себя, но в не меньшей, если не в большей, степени и для своих верных читателей, я невольно сопоставил смысл ее с последними строками «Марша мертвых команд», когда павшие за свободу и честь Родины герои обращаются к людям грядущих поколений:
Но, если внукам
придется с врагом
Сойтись в час решающей мести,
Ждите нас - мы снова всплывем,
Но уже с кораблями вместе.
Мы были когда-то, нас нет,
Мы будем, мы будем, МЫ ЕСТЬ.
И думалось, все уверенней думалось: в России XXI века главные и лучшие события еще впереди!
Эдуард ШЕВЕЛЁВ
Источник - газета «Советская Россия»