Даур возвращается
На днях впервые с 1988 года побывал в Абхазии - говоря пафосно, в местах своей юности. Ездил по приглашению новооткрытого культурного центра имени Даура Зантария - замечательного писателя и публициста, классика современной абхазской литературы, моего друга, умершего в 2001 году в Москве.
Центр создан в пространстве отремонтированной квартиры Даура, которая была разрушена во время войны 1992-1993 гг.
Редактор сухумской газеты "Новый День" Сергей Арутюнов опубликовал беседу со мной об Абхазии и о Дауре.
Genius loci
- Сид, когда ты впервые побывал в Абхазии?
- Первый раз оказался здесь четверть века назад, в научной командировке из Керченского НИИ океанографии. Задача была отслеживать параметры некоторых видов рыб из уловов, институтская база была в Новоафонском рыбколхозе. Рыбацкая бригада, с которой я работал, являла собой потрясающий интернационал: в команде были два абхаза, два грузина, два грека, армянин, русский, украинец и повариха-болгарка. Что-то вроде Вавилона с его многоцветьем языков, в его изначальный мирный период, до столпотворения и свары.
Ошеломляющее впечатление от Абхазии было у меня предопределено ещё и тем, что в раннем детстве довелось прожить год в Африке. Так что здесь, в субтропическом раю, я испытал мощное дежавю, с чудовищным по интенсивности ощущением счастья.
Среди ярких здешних приобретений было знакомство с прекрасной творческой парой - музыкантами Фаридом и Тоней Гатауллиными. Композитор Фарид - татарин из Перми - зарабатывал на хлеб, в том числе, игрой в популярном тогда горном ресторане «Эшера», хореограф Тоня - русская из Тбилиси - вела детские танцевальные кружки. Их ценили, местное начальство называло их «людьми коммунистического будущего»... После войны пытался их разыскать через сухумских знакомых - безрезультатно. Сейчас, впервые за двадцать с лишним лет, поехал в Новый Афон, нашёл длинный двухэтажный домик справа по подъёму к Афонским пещерам, где они с двумя сыновьями снимали квартиру в конце 80-х. От здания остались лишь стены. Может быть, эта публикация поможет что-то узнать об их судьбе...
- Расскажи, как познакомился с Дауром Зантария?
- Пересечения наших судеб видятся мне по форме случайными, по сути - закономерными и неизбежными. Знакомство было сперва мимолётным, зато произошло в единственно возможном месте - в приморском кафе «Амра» на пирсе в Сухуме в мае или июне 86-го. Мы сразу же друг друга оценили и, прихлёбывая кофеёк, занялись взаимным «прощупыванием». Он мимоходом сообщил мне, что древнее название Сухума - «Акуа» - родственно латинскому «Aqua» (вода), и что, соответственно, первый аквариум и первый акваланг, ещё в античности, созданы были именно тут. Я немедленно соврал ему что-то симметричное, о моём родном Крыме, в ответ...
Обменялись координатами, и через год я приехал сюда уже как турист. Звоню в дверь Дауру - а у него как раз день рождения, тридцатипятилетие... Потом в 88-м был в гостях у него со своей первой женой - поездка в Абхазию и была нашим свадебным путешествием.
Московский период знакомства был, конечно, совершенно другим. К этому времени я стал не только литератором, но и литературтрегером - как теперь принято называть кураторов программ в этой сфере, автором нескольких фестивальных и других проектов. Найдя его в Москве, сразу предложил ему организовать выступления, позже мы стали обсуждать с ним идею международного поэтического фестиваля в Абхазии. Но запаса времени у нас впереди, как оказалось, уже не было.
- О Дауре Зантария как о литераторе сказано довольно много. Что ты можешь сказать о нём, как о человеке?
- Сразу хочу уточнить: определение «человек» в данном случае - слишком узкое, «я бы расширил». Даур для меня - и человек, и одновременно воплощение некоей надличностной сущности или образа, эманация сил и смыслов, порождаемых его древней землёй. Что-то хтоническое и архетипическое. В старину это называли демоном, духом... Сказать о нём «гений места», Genius loci, именно в античном, демоническом смысле, было бы совершенно справедливо. Степень же значимости его творчества и его личности для Абхазии требует, я уверен, не менее высокого, извини за уместный пафос, термина: национальный гений.
...Если перейти на язык современной культурологии, творчество Даура Зантария следует рассматривать, в том числе, через призму геопоэтики; он был подлинным геопоэтом. Не хочется штампов типа «певец родной земли», тут уже недалеко до «акына» и «ашуга», - а ведь Даур, при всей своей показной провинциальности и пресловутом «деревенском детстве», был мыслителем широкого кругозора, остросовременным; свидетельством тому и его проза, и публицистика.
Если говорить о человеческой сущности Даура, то удачной попыткой отразить её стала замечательная коллективная книга, которую собрала и издала Марина Москвина. Единственно, что романтическое заглавие - «Колхидский странник» - кажется мне неверным и поверхностным. «Колхидский мудрец», «Колхидский мистагог» - вот что было бы правильно, или как-нибудь в этом роде. Не посох скитальца - его атрибут, но дымящаяся трубка. Или микроскопическая чашечка кофе - в отблесках волн из-под «Амры»...
Даур не был странником или путешественником. Таковым вынужден стать человек, которому для накопления жизненного опыта необходимо много повидать, заточить свою душу о жёсткие чуждые пространства. Даур же принадлежал к редкому типу людей, которые мудры буквально от рождения («Далеко же видел, сидя в родных болотах!» - писал о подобном феномене любимый им Бродский). Безо всяких скитаний они понимают глубинные смыслы существования, видят других людей насквозь, и всегда готовы дать всему единственно правильную, божественно точную (или убийственно точную) оценку.
Думаю, Даур Зантария был создан для жизни на родине. «Это были обыденные дни, когда я прозябал в провинции» - нарочито приземлённо формулирует он сам, привлекая глагол, исторически связанный с понятием о растительной жизни. Я сравнил бы его с каким-то дремучим, могучим деревом - дубом, баобабом, вязом, - с невероятно сильными и глубокими корнями. Пересадить большое дерево в другую землю невозможно. А если искать аналог в зоологии, точнее в зоософии, то напрашивается образ недвижного моллюска, произрастающего в подводных скалах - из тех, что порождают в себе жемчуг, перлы. Разрушение раковины для него губительно, он не выживет без неё.
Тем понятнее драма его оторванности от родного пространства, трагедия уничтоженного дома. Иные художники в состоянии бездомности - как рыбы в воде, для Даура же это было запредельной катастрофой. Взорванная раковина моллюска, вырванные из земли корни дерева - верная смерть.
- Что бы ты пожелал Центру Даура Зантария?
- Создательнице центра Цизе Гумба, другу семьи Даура и пламенной энтузиастке дела культуры хочу пожелать счастья и долгих творческих лет. Дай Бог ей здоровья и сил в этой трудной работе... Самому же Центру, как формирующейся сегодня живой единице современной культуры, хочется пожелать, помимо процветания и роста популярности, ещё одной очень важной, основополагающей вещи.
Ужасно хотелось бы, чтобы центр Даура Зантария был не просто центром «имени» или «памяти» писателя. Страшно важно уйти от однонаправленности во времени, от ориентации только на прошлое, - каким бы невозвратным и бесценным оно ни было. Конечно, главная задача сейчас - восстановление архива Даура, сбор уцелевшей части его наследия и многообразных следов его творческой личности, начиная с воспоминаний его близких, его коллег и просто современников. Однако нельзя зацикливаться на сохранительной функции, - я думаю, что и сам Даур с этим ни за что бы не согласился. Полагаю, что необходимо, храня память о творческом духе Даура Зантария, развивать и инновационные, новаторские функции Центра, заботясь не только о прошлом, но и о будущем национальной культуры. Экспериментальные литературные и художественные проекты, фестивали и конференции, в перспективе международные - вот что нужно сейчас всем... В этих вопросах Центр может всецело рассчитывать, в том числе, и на меня.
Опубликовано 31 мая 2010.
На фото - Даур Зантария в редакции газеты "Россия", 2000 г.
Cтраница Даура на Литернете
UPD! Редакция "Нового Дня" выложила этот номер на сайте газеты (файл PDF).
____