Мы часто ходим туды.
На презентации 6-го номера журнала "Слова" в Зверцентре читал, в т.ч., новую вещь Вепря Петрова.
Люблю этого автора.
ВЕПРЬ ПЕТРОВ.
Из новых стихов.
* * *
Саппоро в снегу.
Начало марта. Ночь.
Утки шлепают по льду
замерзших Чистых Прудов.
Что мы знаем о Японии?
Хокусай?
Убить Билла?
считай, ничего не знаем
не больше, чем о России
не больше, чем японцы о
своей Японии...
- Да, похоже, - соглашается она.
Середина ночи.
Три часа. Или четыре.
Готы и спартаки спят
эмо и яппи
кельты менты
касплейщики мерчендайзеры
вся эта хуета уже спит...
- Я просила тебя! Ты же знаешь я не люблю...
- Прости.
Целует ее в шею.
Они шлепают по воде
лёд под ней еще крепок.
Иногда мне кажется
что я... мы... как бы в картине Брейгеля
И охотники?
Селезнёв не отвечает.
Наподдает перепончатой лапой воду
вспышка брызг в темноте, подсвеченной горящими окнами
кто-то все же не спит - возможно девушка-эмо, сочиняет
стихотворение "Как страшно жить".
И это правда
- Что там еще? Ты видишь?
Уткина прижимается к Селезнёву.
- Не знаю, но надо валить и быстро. Прольется
кровь.
Наверное много крови.
Лёд озера пуст. Тихо
как бывает только в это время ночи.
Мононоке? Аякаши?
Мы видим на "нечетном" берегу Фрая. Он сосредоточен. Оборачивается и что-то говорит вполголоса в темноту. Не видно, к кому он обращается, но можно догадаться, что там
Шейк и Тефтель.
Недовольные нотки в голосе с армянским акцентом:
где-то там и Карл. - Вон они, - показывает взглядом Фрай.
"Они" ступают на лёд со стороны "Авокадо" и "Ролана".
Муген и Дзин, у каждого по катане и вакидзаси, как и положено. Фуу хмурится. А-а, вот и мехамусуме, с ушками. Кажется, и Кеншин здесь. Они всё прибывают. Хорошо сложенные и одетые в чистое. В кимоно, в европейской одежде, сестрички Морчиано в мини в кружевах и с бантами.
- Е [бип] колотить! - хорохорится Шейк. - Да их там.. Японский ты городовой твою так...
- Заткнись, Шейк.
Видны уже все трое. У Тефтеля в лапках по бензопиле. У Шейка помповый дробовик. Выглядят они, надо сказать, на редкость нелепо - как Отряд Широнинской Библиотеки у М.Елизарова. - Швейк? Ты назвал меня Швейком? - балагурит белый бумажный стакан с торчащей из башки соломиной.
Кто-то еще возится в кустах, подбадривая себя хохмочками с матерком. Не кто-то, а еще двадцать-тридцать "воинов", один несуразней другого.
Медленно сходятся.
Из рядов "япошек" выходит вперед Самурай Пахнущий Подслонухами.
Мать честная! Прикинь, Фрай, азияты [бип] жмуров вперед выставили! Штрафбат е [бип] в [бип]. Я ща..
Он вскидывает дробовик, но катана рассекает Шейка наискось. Веер крови, черной в темноте, заливает лёд. Тефтель, размахивая жужащими бензопилами, устремляется на выручку рухнувшему товарищу. Выстрелы. Звучат бипы и крики: "Вода! Молодость! Голод! Сила!" "Басё это наше всё!" Лёдовая чаша быстро наполняется кровью. Вскоре рубятся уже по щиколотку в крови. "Невский, твою растак!" - вскакивает половина Шейка, увлекая за собой моток окровавленных кишок. Чья-то катана - дзынь - разрубает пилу Тефтеля, он неловко валится на безголовый труп Брака. Сая, поскользнувшись на мозгах Карла, падает навзнить. Спиной на заточку богомола Зорака. Крови уже по колено.
Девушка-эмо расплющила нос о стекло. Ничего не видно почти. Только тени мечутся по льду Чистых Прудов, сверкнёт меч, громыхнет гранатомет. Там убивают друг друга.
Самураи умеют умирать красиво.
Ребята из ATHF умеют умирать смешно, как Кенни. Это еще круче.
Внезапно лёд разламывается. Кучемала с воплями проваливается под воду.
Через час уже снова тихо. С рассветом уже почти ничего нет. Два милиционера и дворник-киргиз склонились над черной лужицей на тротуаре. С подсохшим красным ободком.
Селезень и Утка осторожно ступают на лёд.
На Хоккайдо
падает
снег.
Басё -
это наше всё.
Чистые Пруды.
Мы часто ходим туды.
____
Люблю этого автора.
ВЕПРЬ ПЕТРОВ.
Из новых стихов.
* * *
Саппоро в снегу.
Начало марта. Ночь.
Утки шлепают по льду
замерзших Чистых Прудов.
Что мы знаем о Японии?
Хокусай?
Убить Билла?
считай, ничего не знаем
не больше, чем о России
не больше, чем японцы о
своей Японии...
- Да, похоже, - соглашается она.
Середина ночи.
Три часа. Или четыре.
Готы и спартаки спят
эмо и яппи
кельты менты
касплейщики мерчендайзеры
вся эта хуета уже спит...
- Я просила тебя! Ты же знаешь я не люблю...
- Прости.
Целует ее в шею.
Они шлепают по воде
лёд под ней еще крепок.
Иногда мне кажется
что я... мы... как бы в картине Брейгеля
И охотники?
Селезнёв не отвечает.
Наподдает перепончатой лапой воду
вспышка брызг в темноте, подсвеченной горящими окнами
кто-то все же не спит - возможно девушка-эмо, сочиняет
стихотворение "Как страшно жить".
И это правда
- Что там еще? Ты видишь?
Уткина прижимается к Селезнёву.
- Не знаю, но надо валить и быстро. Прольется
кровь.
Наверное много крови.
Лёд озера пуст. Тихо
как бывает только в это время ночи.
Мононоке? Аякаши?
Мы видим на "нечетном" берегу Фрая. Он сосредоточен. Оборачивается и что-то говорит вполголоса в темноту. Не видно, к кому он обращается, но можно догадаться, что там
Шейк и Тефтель.
Недовольные нотки в голосе с армянским акцентом:
где-то там и Карл. - Вон они, - показывает взглядом Фрай.
"Они" ступают на лёд со стороны "Авокадо" и "Ролана".
Муген и Дзин, у каждого по катане и вакидзаси, как и положено. Фуу хмурится. А-а, вот и мехамусуме, с ушками. Кажется, и Кеншин здесь. Они всё прибывают. Хорошо сложенные и одетые в чистое. В кимоно, в европейской одежде, сестрички Морчиано в мини в кружевах и с бантами.
- Е [бип] колотить! - хорохорится Шейк. - Да их там.. Японский ты городовой твою так...
- Заткнись, Шейк.
Видны уже все трое. У Тефтеля в лапках по бензопиле. У Шейка помповый дробовик. Выглядят они, надо сказать, на редкость нелепо - как Отряд Широнинской Библиотеки у М.Елизарова. - Швейк? Ты назвал меня Швейком? - балагурит белый бумажный стакан с торчащей из башки соломиной.
Кто-то еще возится в кустах, подбадривая себя хохмочками с матерком. Не кто-то, а еще двадцать-тридцать "воинов", один несуразней другого.
Медленно сходятся.
Из рядов "япошек" выходит вперед Самурай Пахнущий Подслонухами.
Мать честная! Прикинь, Фрай, азияты [бип] жмуров вперед выставили! Штрафбат е [бип] в [бип]. Я ща..
Он вскидывает дробовик, но катана рассекает Шейка наискось. Веер крови, черной в темноте, заливает лёд. Тефтель, размахивая жужащими бензопилами, устремляется на выручку рухнувшему товарищу. Выстрелы. Звучат бипы и крики: "Вода! Молодость! Голод! Сила!" "Басё это наше всё!" Лёдовая чаша быстро наполняется кровью. Вскоре рубятся уже по щиколотку в крови. "Невский, твою растак!" - вскакивает половина Шейка, увлекая за собой моток окровавленных кишок. Чья-то катана - дзынь - разрубает пилу Тефтеля, он неловко валится на безголовый труп Брака. Сая, поскользнувшись на мозгах Карла, падает навзнить. Спиной на заточку богомола Зорака. Крови уже по колено.
Девушка-эмо расплющила нос о стекло. Ничего не видно почти. Только тени мечутся по льду Чистых Прудов, сверкнёт меч, громыхнет гранатомет. Там убивают друг друга.
Самураи умеют умирать красиво.
Ребята из ATHF умеют умирать смешно, как Кенни. Это еще круче.
Внезапно лёд разламывается. Кучемала с воплями проваливается под воду.
Через час уже снова тихо. С рассветом уже почти ничего нет. Два милиционера и дворник-киргиз склонились над черной лужицей на тротуаре. С подсохшим красным ободком.
Селезень и Утка осторожно ступают на лёд.
На Хоккайдо
падает
снег.
Басё -
это наше всё.
Чистые Пруды.
Мы часто ходим туды.
____