Оригинал взят у
artemg в
Ротавирус До бортов нагруженная зеленым горошком, колбасой, конфетами, майонезом, белорусскими мандаринами и бог знает чем еще КИА шкрябает днищем на каждом лежачем полицейском. Дзинь-дзинь! - звякают из глубины жратвы полусладкие бутылки. Пять таких ходок в Ашан. Пять!
Четыре поддона рыбного заливного, разобранного пинцетом («чтоб дитю не попала косточка»), украшенного резной морковью, петрушкой собственного урожая и благоприобретенным яйцом. Четыре поддона холодца. Четыре по четыре разновидности горячего. Четыре салата, включающие Сельдь под шубой размера XXXL, неспособную влезть в холодильник даже стоя и отправленную в целлофане на веранду, в один ряд с домашней лапшой, пельменями, рыбой, печеночным паштетом, бульоном, водкой, хозяйственным мусором, летними вещами и фейерверками. Дедушка смотрит на термометр и если температура блюда приближается к точке замерзания, вносит сельдь обратно.
Трое суток у плиты.
Два гигабайта революционных идей украшения салата оливье, скаченных через мегафоновский модем и реализованных дядей Вадиком.
Одна головка полностью нелегального в России голландского сыра, специально сберегаемая к празднику, со следами крови и слез убитого над ней пограничниками брянского контрабандиста.
А они не пришли.
Те, в расчете на кого мы наготовили столько еды.
Орды Чингисхана, стада динозавров, голодающие племена Эфиопии - не знаю. Те, кого мы коллективно-бессознательном каждый год планируем накормить до последней степени сытости за нашим столом. Потому что, понятно, самим столько не съесть.
Мы рассчитываем на них, а они не приходят.
Из года в год одно и то же. Они никогда не приходят. Никогда.
***
«С новым годом» - говорит Президент. - «С новым счастьем».
Нам нет дела до его нового счастья. Мы постились всё тридцатое и тридцать первое.
Бьют куранты. Мы сдвинули бокалы, сомкнули ряды и вот-вот вонзим вилки в салаты.
Мы смотрим на еду. Еда смотрит на нас. Мы замерли. Бьют куранты. Через секунду все придет в движение. Мы забыли, забыли, забыли, что нам ни за что на свете не одолеть столько еды.
С двенадцатым ударом мы принимаемся есть.
***
Третьего января, поздно днем, дядя Вадик отодвигает тарелку и, закатив глаза, поднимается из-за стола.
- Все, ребята, я пас.
Помятые и распухшие, с бесцветными от непрерывного жевания лицами, «ребята» отрывают взгляды от съестного и смотрят на дядю Вадика.
- Это бесполезно. Мы едим уже третьи сутки, а еды только прибавляется. - Говорит дядя Вадик и укоризненно смотрит в сторону плиты.
- Я не могу перестать готовить. Портятся продукты. - Обижается бабушка.
- Надо что-то делать.
- Что тут сделаешь? - Дедушка поливает салат майонезом, добавляет лук, добавляет укроп, добавляет соль, добавляет горсть таблеток Мезима. - Будем как триста спартанцев. Держаться до последнего.
- Нам нужна помощь.
- Помощь не придет. Я обзвонил знакомых - у всех та же фигня. Своё бы съесть.
- Я пас. - Говорит дядя Вадик, пробуя незаметно для самого себя отойти от стола. - Лучше пусть еда пропадет, чем пузо лопнет.
- Слабак! - Говорит тетя Катя - Я вот меньше тебя, а ничего, ем!
- Это потому что ты думаешь, что когда прошлогодняя одежда на тебе не сойдется, дядя Вадик повезет тебя на шопинг в Мегу! - Маленькая Лидочка фыркает крошками печенья сквозь бреши в молочных зубах.
Тетя Катя краснеет и вопросительно глядит на дядю Вадика.
- Что смотришь? Все деньги здесь. - Дядя Вадик указывает подбородком на стол.
- Тогда я тоже пас. - Тетя Катя облизывает ложку и отваливается на спинку стула.
- Предатели. - Говорит дедушка.
- Ставьте глубокие тарелки. - Говорит бабушка. - Ленинградский рассольник поспел.
***
- Товарищи - говорит дедушка, - товарищи, положение критическое!..
За столом всё меньше людей. Слиняли дети, слегли на диваны женщины. В снег и тревогу, куда глаза глядят, бежал, спасаясь от жратвы, дядя Вадик.
- Товарищи, посмотрите сюда!..
Дедушка распахивает холодильник, с верхних полок на него сходит лавина блюд.
- А еще веранда, еще порожек, еще подоконники и сухой детский корм в буфете, и я не говорю про алкоголь и сладкое!.. - продолжает дедушка, уминая обратно выпавшую из холодильника жратву.
Бабушка смотрит на часы, потом за окно. Четыре часа - это день или ночь?
- …Необъятное, увы, не объять. Поэтому, я вот что предлагаю. Каждой еде, обратите внимание, я поставил в соответствие параметр ценности (ПЦ), вычисляемый как отношение скоропортящиести к стоимости ингредиентов плюс бабушкины трудозатраты у плиты минус сытность. - Дедушка машет листом бумаги, мы, как загипнотизированные, следим за полетом его мысли. - Всех припасов нам не осилить, поэтому давайте сосредоточимся на продуктах с самым высоким ПЦ и будем есть строго по списку сверху вниз, начиная с самого ценного, с целью опуститься хотя бы до квашеной капусты и рассольника по-московски. Как идея?
Мы потрясены. Отвечать нет сил. Только тетя Катя при словах «есть по списку» тихонько стонет, сжав виски указательными пальцами.
- Молчание - знак согласия! - Радуется дедушка и ставит на стол первый номер из своего листа - слегка поеденную нами сельдь размера XXXL.
Бабушка снова выглядывает за окно и ей кажется, что метель бросает в окно кухни пригоршни высокоценного салата оливье.
***
Судьба ждет нас на той дороге, по которой мы собираемся сбежать от неё.
Не успели мы пройти и десятой доли дедушкиного списка параметрической ценности продуктов, как ротавирус настиг нас, скрутил и на неделю приковал к фаянсу.
Все сбылось и не сбылось.
Всю нашу чудесную еду, которой хватило бы на месяц, буквально за три дня мы спустили в унитаз, перед этим, правда, на страшной скорости прогнав через себя.
***
Утром десятого января на чужих и шатких ногах я кое-как приковылял на кухню.
На плите шкворчало.
- Оладушки печеночные с маслом и грибами. Оттягивают. Будешь?
Я обнял бабушку и мы вместе смотрели в окно, за которым белел и дыбился огромный, как грозовая туча, чужой и незнакомый 2016 год.
Вкусно пахло выпечкой. Бледные и худые, как мореные тараканы, домочадцы сползались на запах.
Бабушка пошурудила в сковородке и повторила вопрос.
- Конечно будет, чего ты спрашиваешь? - Тетя Катя и дядя Вадик, поддерживая друг-друга, улыбались в дверях.
Я кивнул, и стараясь не спугнуть впервые за все это время посетившее меня ощущение праздника, помог приковылять им к семейному столу.