Сны угарного субчика
Я с шестнадцати брёл по лестнице вниз, в коллапс. С Машей В., год назад, я стоял как столб, млея; Зосю Б. нынче щупал. Да, я наглел, хамел, чтоб, в конце концов, женщина улеглась ничком либо навзничь, это без разницы. Слабло веянье женщины как священной силы, плюс и мифический флёр спадал, открывая вместо таинственных нег Цирцеи пройму под фаллос. Креп смысл о женщине как объекте, в точь по Платону и шельме Фрейду, мнившему, что де женщина - М с неразвитым членом (клитором). С Машей В. просто млея, с Зосей Б. я бесился от невозможности ей влёт вставить. Я её трогал, всюду и всяко, зная, чтó делать. Но!!! - как добиться, чтоб улеглась, тварь, или чтоб стала на четвереньки? Ей бы сюсюкать да миловаться, ей бы любезничать - а во мне досада, что меня мучат; трах, типа, нужен только лишь мне, козлу, а ей, типа, до лампочки, пусть взволнованно дышит, даже трепещет, если касаюсь юбки. Тварь была чистой: как бы хотела, но в строгих рамках. То есть хотела, но ― так, как в книжках, или у папы с мамой в семействе, или в кино, где парочка, полюбив, мчит в ЗАГС.
В ней страсть добивалась неких гарантий? Фиг! Страсти не было. Страсть культурой Мужского так скрыта в женщине, что достать её трудно, что М и нужно. Страстен должен быть он. Один. Страсть в женщине рушит чин бытия. Ж - брёвна, пусть лягут в очередь. Кабы все, как Гулегина, дива оперы, взвыли: «Ах, я люблю тебя всей плотью! Ах, задушу тебя! зацелую до дыр тебя!» - то мужской строй сгинул бы. М бежит стихии. Он опасается прекратить быть властным и раствориться. Он лишь сливает семя и - дёру… Коротко, Зося Б. вела себя как бы «нравственно», а ведь Ж это в пагубу, потому что мораль ― от М. Внедрил мораль словобог - не БОГ ВЫШНИЙ ВЕЧНЫЙ И ВСЕМОГУЩИЙ, а словобог всего, кой не более, чем проект М-умыслов, как и сам М. Выйдя из рая, М узаконил псевдо-естественность и сакральность всех своих действий. Раю приписывались греховность и неестественность. Но ведь с раем связано счастье; мы брендим «райским» всё, что блаженно. Нормы стесняют рай. Я, подросток, страстно желал в рай в вульво-масштабе этой гёрл-френды и мутно мыслил: Зося Б., сцуко! Ты моралистка?! Что ж, имитируй М! Преуспеешь! Вот и твой клитор - знак превращения тебя в М, блин!
Этот текст - не «кастрированным мужчинам». Он - только Женскому. Он творит не мораль, ― напротив, он вводит в Жизнь, которая трансформирует из лжи в истину весь состав бытия с лишением Женского всех его падших признаков, как наружных, так внутренних. Жажду новых психо-физических форм над вульвами, не таких, как пошлый миманс из прытких стерв наших дней, друзья! Жажду вечного брака вульв без фаллосов!
М морально. Ж имморально. М есть законы. Ж есть стихия. Женское - Жизнь. Отсюда мораль - враг Женского, и в наперсниках Женского - отщепенец, пария, хищник, вор и убийца, всякий развратник и извращенец и нечестивец, скот и растлитель. Ж странно любят, что любопытно, подлый, отверженный, маргинальный, наглый, беспутный, срущий на социум тип злодеев. «Как ты прелестен, Джек, был с усами, с пушкой, весь в пятнах крови!» ― вот выбор Женского. Ведь быть нравственным, - то есть действовать для «добра» от «зла», - значит взять первородный грех руководством.
В истине вещи все наизнанку. «Зло» там «добро» всегда, а «добро» там как «зло» всегда. Это чувствуя, Гёте выложил, что, мол, дьявол творит «добро», хоть желает всем «зла»; дьявол дарит нам, чтó считается благом, то есть «добром»: он Фаусту чтó дал? власть дал и молодость, деньги, секс с Маргаритой. Власть, деньги, молодость, сексуальные игрища ― это ценности в том числе сегодня, за каковые платим раздором, горем, страданием, двоедушием и утратой истин. Мы постигаем вдруг, что «добро» - обман. Глумясь, трактовал Бог грехопадение: «Глянь, Адам стал один из нас, зная зло и добро, ха!»
Истинно.
«Зла» с «добром» не должно быть. Вот математика: информацию (database) в процессорах представляют в битах, в чередовании единиц/нулей, как в выборе «да» и «нет». Новейшие ЭВМ - на принципах алогичных, парадоксальных, именно: единица/нуль в них слиты и одноврéменны; «да» («добро») и «нет» («зло») в них спаяны; в них ― куби́ты (или квант-биты), что одноврéменно единица/нуль. Здесь явен факт имморальности сути Бога, значит, и истины. Ergo, разум наш, ограниченный Сциллой «зла» и Харибдой «добра», слеп к истине, и метания между «злом»/«добром» сжали мозг до того, что мыслят два-три процента из остальных ста - антиморальных, неразрешённых. Мы ограничены в нашем мозге, то есть внутри себя, и в воззрениях на мир внешний средствами этики и табý. Отсюда мы фрагментарны, мы сексуальны, мы ― половинны. Стало быть, секс как чувство, как восприятие, вещь моральная, относительная, условная; кто разбит на пóлы, любит не полностью, значит, вряд ли любит. Только Единый будет любить мир полностью, его спутник Ева, то есть вселенная.
В цельность, в синтез, в слияние! Не в мужчину вместе с «кастрированным мужчиной», ― женщиной, ― но в инакий род, в третий. В хаос, в безумие! Достоевский в падучей схватывал истину, по словам его, был на пике блаженств. Поэтому за квант-битный принцип в мышлении, где ни «да» ни «нет», ни других фуркаций и оппозиций: «смерти и жизни», «зла и добра», а главное, - ни мужчин, ни женщин.
В ней страсть добивалась неких гарантий? Фиг! Страсти не было. Страсть культурой Мужского так скрыта в женщине, что достать её трудно, что М и нужно. Страстен должен быть он. Один. Страсть в женщине рушит чин бытия. Ж - брёвна, пусть лягут в очередь. Кабы все, как Гулегина, дива оперы, взвыли: «Ах, я люблю тебя всей плотью! Ах, задушу тебя! зацелую до дыр тебя!» - то мужской строй сгинул бы. М бежит стихии. Он опасается прекратить быть властным и раствориться. Он лишь сливает семя и - дёру… Коротко, Зося Б. вела себя как бы «нравственно», а ведь Ж это в пагубу, потому что мораль ― от М. Внедрил мораль словобог - не БОГ ВЫШНИЙ ВЕЧНЫЙ И ВСЕМОГУЩИЙ, а словобог всего, кой не более, чем проект М-умыслов, как и сам М. Выйдя из рая, М узаконил псевдо-естественность и сакральность всех своих действий. Раю приписывались греховность и неестественность. Но ведь с раем связано счастье; мы брендим «райским» всё, что блаженно. Нормы стесняют рай. Я, подросток, страстно желал в рай в вульво-масштабе этой гёрл-френды и мутно мыслил: Зося Б., сцуко! Ты моралистка?! Что ж, имитируй М! Преуспеешь! Вот и твой клитор - знак превращения тебя в М, блин!
Этот текст - не «кастрированным мужчинам». Он - только Женскому. Он творит не мораль, ― напротив, он вводит в Жизнь, которая трансформирует из лжи в истину весь состав бытия с лишением Женского всех его падших признаков, как наружных, так внутренних. Жажду новых психо-физических форм над вульвами, не таких, как пошлый миманс из прытких стерв наших дней, друзья! Жажду вечного брака вульв без фаллосов!
М морально. Ж имморально. М есть законы. Ж есть стихия. Женское - Жизнь. Отсюда мораль - враг Женского, и в наперсниках Женского - отщепенец, пария, хищник, вор и убийца, всякий развратник и извращенец и нечестивец, скот и растлитель. Ж странно любят, что любопытно, подлый, отверженный, маргинальный, наглый, беспутный, срущий на социум тип злодеев. «Как ты прелестен, Джек, был с усами, с пушкой, весь в пятнах крови!» ― вот выбор Женского. Ведь быть нравственным, - то есть действовать для «добра» от «зла», - значит взять первородный грех руководством.
В истине вещи все наизнанку. «Зло» там «добро» всегда, а «добро» там как «зло» всегда. Это чувствуя, Гёте выложил, что, мол, дьявол творит «добро», хоть желает всем «зла»; дьявол дарит нам, чтó считается благом, то есть «добром»: он Фаусту чтó дал? власть дал и молодость, деньги, секс с Маргаритой. Власть, деньги, молодость, сексуальные игрища ― это ценности в том числе сегодня, за каковые платим раздором, горем, страданием, двоедушием и утратой истин. Мы постигаем вдруг, что «добро» - обман. Глумясь, трактовал Бог грехопадение: «Глянь, Адам стал один из нас, зная зло и добро, ха!»
Истинно.
«Зла» с «добром» не должно быть. Вот математика: информацию (database) в процессорах представляют в битах, в чередовании единиц/нулей, как в выборе «да» и «нет». Новейшие ЭВМ - на принципах алогичных, парадоксальных, именно: единица/нуль в них слиты и одноврéменны; «да» («добро») и «нет» («зло») в них спаяны; в них ― куби́ты (или квант-биты), что одноврéменно единица/нуль. Здесь явен факт имморальности сути Бога, значит, и истины. Ergo, разум наш, ограниченный Сциллой «зла» и Харибдой «добра», слеп к истине, и метания между «злом»/«добром» сжали мозг до того, что мыслят два-три процента из остальных ста - антиморальных, неразрешённых. Мы ограничены в нашем мозге, то есть внутри себя, и в воззрениях на мир внешний средствами этики и табý. Отсюда мы фрагментарны, мы сексуальны, мы ― половинны. Стало быть, секс как чувство, как восприятие, вещь моральная, относительная, условная; кто разбит на пóлы, любит не полностью, значит, вряд ли любит. Только Единый будет любить мир полностью, его спутник Ева, то есть вселенная.
В цельность, в синтез, в слияние! Не в мужчину вместе с «кастрированным мужчиной», ― женщиной, ― но в инакий род, в третий. В хаос, в безумие! Достоевский в падучей схватывал истину, по словам его, был на пике блаженств. Поэтому за квант-битный принцип в мышлении, где ни «да» ни «нет», ни других фуркаций и оппозиций: «смерти и жизни», «зла и добра», а главное, - ни мужчин, ни женщин.