Бог и Женское
Преп. Максим Исповедник мнил, что Адам бесполый; сталось «греховное порождение» человека похотью.
Преп. Макарий Египетский толковал о потере в грехопадении человеком вида, созданного по Богу, не-сексуальному в своей сущности.
Св. Григорий из Ниссы мнил, что Адам до познания зла с добром (первородный грех) был бесполым, и что Христос, придя, прекратит пол, и что воскреснет лишь «естество» без органов, сформированных похотью. Естество бесполо, и всё естественное бесполо.
Мудрые ведали про слом цельности в первородном грехе, раздвоившем дух на Божие и Адамово; вслед за духом пала и плоть, разбитая на мужскую/женскую, с тем что женская ― плод от меньшей якобы похоти, чем мужская, дальше ушедшая от мер Бога, более дерзкая, осудившая Жизнь вокруг.
Из раздвоенной цельности часть осталась с Богом, часть обратилась к разным химерам, к мóрокам разума, в каковых изъявляющий свою волю Адам стал действовать. Когда речь о «преемстве» пастырей от заветов Христа, мы ведаем, что в преемстве том не заветы, но первородный собственно грех ― для власти М против Ж, и в том числе против Бога Антецедентного, Присносущего. Ибо Бог богу рознь порой.
Падший мир весь на том стои́т, что де Бог есть слово (мысль, логос, символ, строй, таксономия). Так и сказано, что «въ началѣ слово, слово бѣ къ Богу, и Бог бѣ слово». Это «въ началѣ» значит в начале падшего мира, мира познания зла-добра (Быт. 2, 16-17). Всё было райским, неописуемым и немыслимым, но, отведав плод знания, люди поняли, что рай начал как бы двоиться, переменяться в конгломерат вещей «злых», «добрых»; сразу взялась нужда в означающем (в знаке, в слове), также в суждениях, а затем как бы в связи их. Начал дело Адам, творец «добра». Из своих «добрых» взглядов он выткал кредо и стал судить рай. Так и возник мир ложный, паллиативный первоначальному как последствие «о-добрения».
Что же с Евой («Жизнь» в переводе)? Сверзилась в «зло», увы. Ведь себя Адам «злом» не мог считать. Это значило б, что дела его не вполне «добры». Но и Еве статус «добра» не дашь. Это значило б, что есть два «добра», - а тогда где логика? Ведь «добра» от «добра» не ищут. Коротко, Ева сделалась «злом». С «злом» борются. Всё, что в Еве (как в Жизни) протестовало, пращур наш аннулировал.
С Богом хуже. Бога нельзя достать. Бог вне мира как Антецедентный и Присносущий. Бог непостижен. И Адам выдумал бога-Слово, кой, мол, в словах весь, и, дескать, он, Адам, лишь по слову старается, а не собственным разумом. Трюк был в том, что Адам насказывал, чем хотел знать Бога, мыслил за Бога и как бы Богом всем назидал окрест: верь словам Моим, дабы кончить с ложным; ибо Я Яхве, Бог! (Левит. 18, 30). Полагаем, «ложное» было райское, то есть «злое». Ева (Жизнь) и Бог Истинный, Бог Живой, Присносущий, Антецендентный, были принижены ладно логике: мол, «добро» здесь со мной, «зло» попрано. От «добра» и «зла» и пошёл раскол в падшем разуме: «свой/чужой», «фаллос/вульва», «форма/аморфность», «истина/ложь», «природное/сверхприродное», «святость/низменность», «темень/свет» и прочее. Негативное - Еве, вместе с ней Богу.
Раз позитивность в мире Адама есть негативность в царствии Бога (ибо Адам антиподен Богу), неотвратимо «сей мир» Адама, - то есть разумный, светлый, улучшенный, «добрый» мир, - стал местом, где его чада сонмами гибнут от «позитивности». Этот мир - войны всех против всех, гон Жизни. Но, слава Богу, дело Адама, как ни помпезно, вмиг исчезало в виде аккадских царств, пирамид Хеопса, в виде религий и философий, мод и традиций. Вместо раскаяния, Адам клял Женское, что виновно якобы в бедах, и утверждал упрёк в букве ханжеских опусов: «Из-за женщины грех пошёл, из-за женщин гибнем». Он справил Богу крест на Голгофе, Еву в чадру облёк, дабы скрыть их с очей своих. Он настойчиво поверял их сущность, дабы понять их и одолеть-таки - не в реальности, но в мышлении, то есть в смыслах. Явственно видно, что он их смешивал, Бога с Евой, что пусть природа их и двулика - но как Единого. Подтверждая факт, Вас. Великий сказывал, что приносит грех эскапизм от Бога, то есть от Жизни. Бог ― это Жизнь, что в библии звали Евой. Нисский считает: «подлинно сущее это Жизнь». Бог в библии назван Сущим: «…так и скажи им: Сущий послал меня» (Ис. 3, 14). Характерно, что и познание от «добра» и «зла», каковое Бог заповедовал, вёл Адам от сопутницы: «и познал он Еву».
Бога осмыслили, в русле Женского, вроде некакой тайны, не постигаемой, вековечной, о каковой лишь домыслы.
Вновь Григ. Нисский: кто Бог природой, нам не открыто; «подлинно сущее - это Жизнь». Бог также подлинно сущее. Бог и Жизнь едины. Бог непостижен, Бог безосновен: некое море, что не даст знака ни дефиниции. В Боге нет свойства, времени, цвета, формы, меры, пространства либо воззрения. Бог вне всякого имени и понятия и иных абстрактностей. Он превыше людских и ангельских качеств, неизглаголан, неизречен, вне смыслов.
Бог (Ареопаги́тики) «край безмолвия», где бездействует разум и где душа одна исполняется горним, реет с восторгами. Нужно взмыть над небом, нужно забыть слова - и войти в «таинственный мрак незнания», где есть Тот, Кто превыше всего, то есть Бог как Жизнь (суть Евы), как алогичность, тьма и бессловность, неизглаголанность и - любовь, которую нужно петь без средств семантики.
Но мышление мира, патриархатное, заключается в оппозициях, где Мужское, - свет, дух, труд, ясность, верх, разум, логика, слово, пол, позитив, строй, святость, - непримиримейше против Женского, что суть тьма, эрос, хаос, плоть, негативность, низ, нелогичность, гвалт и природа.
Кристева славит «океаническое единство», или бессловную и «ликующую» слитность (маточность) Женского. Это место-не-место, «non-place» Праматери, власть блаженных «объятий» до появления субъективности, дефиниций, знаков.
Постл добавляет о специфическом мужском дискурсе, что низводит неясность практики Жизни к ясности логики, удаляя живое, необъяснимое, невмещаемое в строй смыслов, ― то есть чтó связано с духом Женского. (Вспомним речь Вас. Великого о нужде «ковать» из логических звеньев смыслы о Боге). Вывод: язык (смысл, дискурс, модус мышления), продолжает Постл, есть мужской per se. Что до Женского, то оно говорит иначе, так, что не слышно и непонятно. Сходно и Бога дискурс Мужского хоть объясняет, но искажённо, ибо не слышит. Женское, ergo, не обозначишь, ведь естество его оглушает верезгом Жизни разум Мужского.
В Боге, как в Женском, власть языка (кондуктора, гида знаков) чахнет, хиреет; синтаксис там без смыслов, сигнификатов. Вместо сводящего мысли в комплексность, обходящего недомолвки, рационального строго дискурса - говорение, пресекаемое намёками, возвращающее к минувшему для бессмысленных вставок, скрещивающее смыслы, льющее их по кругу и обходящее догмы словно пороки, быстро сбивающее цель в казусность, изводящее форму ломками, акцентирующее мелкое, прибегающее к аффектам и интонирующее сверх меры, строящее мифы и их бросающее, как блажное дитя, манимое новым зрелищем, не охочее к выводам и иным дедукциям, изводящее фабульность в бессюжетность жизни с помощью трелей, вскриков, вокала и бормотания, либо вдруг издающее шум звуков в честь несказанного, что, выходит, важней, чем смысл. Ведь любой всякий смысл - Мужское. В звуке - иНАКОЕ. Ницше вник, что не смысл, но мелос в смысле, страсть в этом мелосе, личность в страсти, то, что не выскажешь, - вот что главное.
Относимое к Богову применительно к Женскому, что и знала патристика, дело мудрых. Прочим Бог ― в смыслах. Сказано: «Тора бог иудеев».
Преп. Макарий Египетский толковал о потере в грехопадении человеком вида, созданного по Богу, не-сексуальному в своей сущности.
Св. Григорий из Ниссы мнил, что Адам до познания зла с добром (первородный грех) был бесполым, и что Христос, придя, прекратит пол, и что воскреснет лишь «естество» без органов, сформированных похотью. Естество бесполо, и всё естественное бесполо.
Мудрые ведали про слом цельности в первородном грехе, раздвоившем дух на Божие и Адамово; вслед за духом пала и плоть, разбитая на мужскую/женскую, с тем что женская ― плод от меньшей якобы похоти, чем мужская, дальше ушедшая от мер Бога, более дерзкая, осудившая Жизнь вокруг.
Из раздвоенной цельности часть осталась с Богом, часть обратилась к разным химерам, к мóрокам разума, в каковых изъявляющий свою волю Адам стал действовать. Когда речь о «преемстве» пастырей от заветов Христа, мы ведаем, что в преемстве том не заветы, но первородный собственно грех ― для власти М против Ж, и в том числе против Бога Антецедентного, Присносущего. Ибо Бог богу рознь порой.
Падший мир весь на том стои́т, что де Бог есть слово (мысль, логос, символ, строй, таксономия). Так и сказано, что «въ началѣ слово, слово бѣ къ Богу, и Бог бѣ слово». Это «въ началѣ» значит в начале падшего мира, мира познания зла-добра (Быт. 2, 16-17). Всё было райским, неописуемым и немыслимым, но, отведав плод знания, люди поняли, что рай начал как бы двоиться, переменяться в конгломерат вещей «злых», «добрых»; сразу взялась нужда в означающем (в знаке, в слове), также в суждениях, а затем как бы в связи их. Начал дело Адам, творец «добра». Из своих «добрых» взглядов он выткал кредо и стал судить рай. Так и возник мир ложный, паллиативный первоначальному как последствие «о-добрения».
Что же с Евой («Жизнь» в переводе)? Сверзилась в «зло», увы. Ведь себя Адам «злом» не мог считать. Это значило б, что дела его не вполне «добры». Но и Еве статус «добра» не дашь. Это значило б, что есть два «добра», - а тогда где логика? Ведь «добра» от «добра» не ищут. Коротко, Ева сделалась «злом». С «злом» борются. Всё, что в Еве (как в Жизни) протестовало, пращур наш аннулировал.
С Богом хуже. Бога нельзя достать. Бог вне мира как Антецедентный и Присносущий. Бог непостижен. И Адам выдумал бога-Слово, кой, мол, в словах весь, и, дескать, он, Адам, лишь по слову старается, а не собственным разумом. Трюк был в том, что Адам насказывал, чем хотел знать Бога, мыслил за Бога и как бы Богом всем назидал окрест: верь словам Моим, дабы кончить с ложным; ибо Я Яхве, Бог! (Левит. 18, 30). Полагаем, «ложное» было райское, то есть «злое». Ева (Жизнь) и Бог Истинный, Бог Живой, Присносущий, Антецендентный, были принижены ладно логике: мол, «добро» здесь со мной, «зло» попрано. От «добра» и «зла» и пошёл раскол в падшем разуме: «свой/чужой», «фаллос/вульва», «форма/аморфность», «истина/ложь», «природное/сверхприродное», «святость/низменность», «темень/свет» и прочее. Негативное - Еве, вместе с ней Богу.
Раз позитивность в мире Адама есть негативность в царствии Бога (ибо Адам антиподен Богу), неотвратимо «сей мир» Адама, - то есть разумный, светлый, улучшенный, «добрый» мир, - стал местом, где его чада сонмами гибнут от «позитивности». Этот мир - войны всех против всех, гон Жизни. Но, слава Богу, дело Адама, как ни помпезно, вмиг исчезало в виде аккадских царств, пирамид Хеопса, в виде религий и философий, мод и традиций. Вместо раскаяния, Адам клял Женское, что виновно якобы в бедах, и утверждал упрёк в букве ханжеских опусов: «Из-за женщины грех пошёл, из-за женщин гибнем». Он справил Богу крест на Голгофе, Еву в чадру облёк, дабы скрыть их с очей своих. Он настойчиво поверял их сущность, дабы понять их и одолеть-таки - не в реальности, но в мышлении, то есть в смыслах. Явственно видно, что он их смешивал, Бога с Евой, что пусть природа их и двулика - но как Единого. Подтверждая факт, Вас. Великий сказывал, что приносит грех эскапизм от Бога, то есть от Жизни. Бог ― это Жизнь, что в библии звали Евой. Нисский считает: «подлинно сущее это Жизнь». Бог в библии назван Сущим: «…так и скажи им: Сущий послал меня» (Ис. 3, 14). Характерно, что и познание от «добра» и «зла», каковое Бог заповедовал, вёл Адам от сопутницы: «и познал он Еву».
Бога осмыслили, в русле Женского, вроде некакой тайны, не постигаемой, вековечной, о каковой лишь домыслы.
Вновь Григ. Нисский: кто Бог природой, нам не открыто; «подлинно сущее - это Жизнь». Бог также подлинно сущее. Бог и Жизнь едины. Бог непостижен, Бог безосновен: некое море, что не даст знака ни дефиниции. В Боге нет свойства, времени, цвета, формы, меры, пространства либо воззрения. Бог вне всякого имени и понятия и иных абстрактностей. Он превыше людских и ангельских качеств, неизглаголан, неизречен, вне смыслов.
Бог (Ареопаги́тики) «край безмолвия», где бездействует разум и где душа одна исполняется горним, реет с восторгами. Нужно взмыть над небом, нужно забыть слова - и войти в «таинственный мрак незнания», где есть Тот, Кто превыше всего, то есть Бог как Жизнь (суть Евы), как алогичность, тьма и бессловность, неизглаголанность и - любовь, которую нужно петь без средств семантики.
Но мышление мира, патриархатное, заключается в оппозициях, где Мужское, - свет, дух, труд, ясность, верх, разум, логика, слово, пол, позитив, строй, святость, - непримиримейше против Женского, что суть тьма, эрос, хаос, плоть, негативность, низ, нелогичность, гвалт и природа.
Кристева славит «океаническое единство», или бессловную и «ликующую» слитность (маточность) Женского. Это место-не-место, «non-place» Праматери, власть блаженных «объятий» до появления субъективности, дефиниций, знаков.
Постл добавляет о специфическом мужском дискурсе, что низводит неясность практики Жизни к ясности логики, удаляя живое, необъяснимое, невмещаемое в строй смыслов, ― то есть чтó связано с духом Женского. (Вспомним речь Вас. Великого о нужде «ковать» из логических звеньев смыслы о Боге). Вывод: язык (смысл, дискурс, модус мышления), продолжает Постл, есть мужской per se. Что до Женского, то оно говорит иначе, так, что не слышно и непонятно. Сходно и Бога дискурс Мужского хоть объясняет, но искажённо, ибо не слышит. Женское, ergo, не обозначишь, ведь естество его оглушает верезгом Жизни разум Мужского.
В Боге, как в Женском, власть языка (кондуктора, гида знаков) чахнет, хиреет; синтаксис там без смыслов, сигнификатов. Вместо сводящего мысли в комплексность, обходящего недомолвки, рационального строго дискурса - говорение, пресекаемое намёками, возвращающее к минувшему для бессмысленных вставок, скрещивающее смыслы, льющее их по кругу и обходящее догмы словно пороки, быстро сбивающее цель в казусность, изводящее форму ломками, акцентирующее мелкое, прибегающее к аффектам и интонирующее сверх меры, строящее мифы и их бросающее, как блажное дитя, манимое новым зрелищем, не охочее к выводам и иным дедукциям, изводящее фабульность в бессюжетность жизни с помощью трелей, вскриков, вокала и бормотания, либо вдруг издающее шум звуков в честь несказанного, что, выходит, важней, чем смысл. Ведь любой всякий смысл - Мужское. В звуке - иНАКОЕ. Ницше вник, что не смысл, но мелос в смысле, страсть в этом мелосе, личность в страсти, то, что не выскажешь, - вот что главное.
Относимое к Богову применительно к Женскому, что и знала патристика, дело мудрых. Прочим Бог ― в смыслах. Сказано: «Тора бог иудеев».