&
Вновь к Августину. Факт, большинство людей отнесут его к психам. Как же: звать в смерть? расхваливать ценность смерти?
О, христиане! В храмовой пышности слушают речь священников, славословящих нравственность, но живому Христу не верят и Августин для них сумасшедший.
Разум излишен, если избрать Христа, Кой резок, бескомпромиссен и призывает в небо. Но человек, постиг Достоевский, хочет другого: не потрясений, детищ свободы, а гарантированных дней жизни как она есть, пусть жалкой, отяготительной. Жизнь всем мила. Но Платон подарил нам царство идей, что значило, что мир плох и что надо спасаться всяческим способом, сочинить, скажем, лучший мир ― и искать его, мир добра, красоты и истин. Дерзко судили падший мир киники: прикрывались лохмотьями и справляли нужду повсюду, так отторгая ценности всемства. Что же взамен? Идеи, коих нельзя коснуться либо использовать, но имевшие бытие столь сущее, что оно заменяло вещную данность. Ведь идеальное в высшей степени есть реальное в высшей степени. В этом соль Христа. Он сулит бессмертие за отвод земного: «не собирайте плотских сокровищ» (Мат. 6, 19). Он принёс нам «не мир, но меч», явив, что земные порядки мало что стоят; Он обещал нам пламя пожаров, дабы спалить их, эти порядки. Он разлучал нас даже с родными, этим принизив этику мира; влёк нас от плотского к надприродному. Он отверг половой порядок, звал к абстиненции (Мат. 19, 12). Он внушал, как Платон, диковины, но давал нам гарантию в их реальности, в том, что мы их получим Божьим обетом.
Всяк христианин должен признать: абстрактное, отвлечённое, к чему звал Христос, есть реальное в высшей степени, ибо истинно. Проницательный Шеллинг, мудрый философ, но и художник, высказал: «Первый шаг к философии и условие, без какого никто не войдёт в неё, - понимание, что вполне идеальное есть реальное в том числе».
Августина счесть сумасшедшим либо фанатиком - всё равно что подобным счесть и Спасителя. Претворённый наказ Христа об отмене случек остановил бы мир; мир бы кончился. Смысл греха первородного (утверждение воли) и искупления (отрицание воли) - высшая истина, утверждал Шопенгауэр, и она составляет суть христианства, а остальное лишь оболочка, частности. Понимать Христа дóлжно символом отрицания воли к жизни как она есть у нас в виде «образа жизни». Вышло, что Августин был прав, клича в царство небесное, но и я был прав, предлагая отправиться с исторической сцены - на идеальную, воспарить к абстракциям как к реальности.
Важно видеть незримое и внимать невнятному.
О, христиане! В храмовой пышности слушают речь священников, славословящих нравственность, но живому Христу не верят и Августин для них сумасшедший.
Разум излишен, если избрать Христа, Кой резок, бескомпромиссен и призывает в небо. Но человек, постиг Достоевский, хочет другого: не потрясений, детищ свободы, а гарантированных дней жизни как она есть, пусть жалкой, отяготительной. Жизнь всем мила. Но Платон подарил нам царство идей, что значило, что мир плох и что надо спасаться всяческим способом, сочинить, скажем, лучший мир ― и искать его, мир добра, красоты и истин. Дерзко судили падший мир киники: прикрывались лохмотьями и справляли нужду повсюду, так отторгая ценности всемства. Что же взамен? Идеи, коих нельзя коснуться либо использовать, но имевшие бытие столь сущее, что оно заменяло вещную данность. Ведь идеальное в высшей степени есть реальное в высшей степени. В этом соль Христа. Он сулит бессмертие за отвод земного: «не собирайте плотских сокровищ» (Мат. 6, 19). Он принёс нам «не мир, но меч», явив, что земные порядки мало что стоят; Он обещал нам пламя пожаров, дабы спалить их, эти порядки. Он разлучал нас даже с родными, этим принизив этику мира; влёк нас от плотского к надприродному. Он отверг половой порядок, звал к абстиненции (Мат. 19, 12). Он внушал, как Платон, диковины, но давал нам гарантию в их реальности, в том, что мы их получим Божьим обетом.
Всяк христианин должен признать: абстрактное, отвлечённое, к чему звал Христос, есть реальное в высшей степени, ибо истинно. Проницательный Шеллинг, мудрый философ, но и художник, высказал: «Первый шаг к философии и условие, без какого никто не войдёт в неё, - понимание, что вполне идеальное есть реальное в том числе».
Августина счесть сумасшедшим либо фанатиком - всё равно что подобным счесть и Спасителя. Претворённый наказ Христа об отмене случек остановил бы мир; мир бы кончился. Смысл греха первородного (утверждение воли) и искупления (отрицание воли) - высшая истина, утверждал Шопенгауэр, и она составляет суть христианства, а остальное лишь оболочка, частности. Понимать Христа дóлжно символом отрицания воли к жизни как она есть у нас в виде «образа жизни». Вышло, что Августин был прав, клича в царство небесное, но и я был прав, предлагая отправиться с исторической сцены - на идеальную, воспарить к абстракциям как к реальности.
Важно видеть незримое и внимать невнятному.