Секс и культура
Чтó значит эрос? Нечто великое, несмотря на цель низвести его к вспышкам в неком прокрустовом, ограниченном анатомией и культурой тесном пространстве (вульва и фаллос), впрочем, и временем (раз в неделю). Нечто великое, но не в смысле чувствий, нам доставляемых половым сближением из деления нас на двоицу, а великое в смысле, что до конца разъять человека не удаётся и он нуждается в половине и тяготеет к ней, тщась слиться. Фрейд писал об эпохе прегенитальности как о стадии немужско-неженского - протоформе, тело которой сплошь эротично, без гениталий. Долго культура (праксис познания «зла» с «добром» в жизни) секвестровала, локализовывала, стесняла, коротко, эрос и превратила его в секс, в шарж, в тень эроса. Цельность стала двуполой, сделались М и Ж; секс - коцаный эрос - стал экономить мощь, что до сей поры вся текла в оргазмы, а вот отныне зиждит культуру. Но Достоевский резким вопросом: нужно ли ведать эти добро со злом, гнетущие нас от века? - вынес культуре страшный вердикт. Фрейд спрашивал: стоят блага культуры тех испытаний, что с ней приходят? Впрямь, что за прок от мук? Шопенгауэр, образованный, сверх-культурный разум, но пессимист, враг жизни, высоконравственная персона (так как чурался импульсов жизни, значит, безгрешен был) - образец претворения грёз культуры. Кажется, быть прокультурно, так сказать, хворым, хилым, несчастным - норма культуры… Что же, счастливым быть незавидней, чем быть культурным? Драть индивида и подавлять его для трансфера мощи либидо в дело культуры, дабы творились статуи, храмы, живопись, музыка - шахер-махерство. Власти выгодно, нам не выгодно. Власть культуру использует, а мы ― нет либо в малой степени; ведь культура для тех, с кем дружат время и деньги.
Следственно, между сексом как рудиментом собственно эроса и культурой - противоречие. Шопенгауэрам секс страшен. Он, секс, твердил сей муж, обрывает мышление и смущает ум; секс готов пресечь страстным вздором диспуты лиц ответственных, профанировать труд учёных; ловко вползает секс в философские замыслы, провоцирует на деликт, третирует отношения, рвёт теснейшие узы, требует в жертву жизнь и здоровье, также богатство, статус, достоинство, отнимает у добрых честь либо совесть, делает верных искариотами, выступает как демон, что всё запутывает и рушит-де; упорядоченный культурный мир - на вулкане вызовов секса… А и действительно, сколько светлых идей обрушится, нарисуй на Госдуме виды вагин; сколько громких больших просветительских миссий съедет с колей своих, помести вдоль шоссе строй фаллосов! Шопенгауэрный мир канет, стоит злодею выйти за рамки, в кои он втиснут. Наша культура есть только умысел, а он держится нормой, трусящей действовать вне «возможных опытов».
Следственно, между сексом как рудиментом собственно эроса и культурой - противоречие. Шопенгауэрам секс страшен. Он, секс, твердил сей муж, обрывает мышление и смущает ум; секс готов пресечь страстным вздором диспуты лиц ответственных, профанировать труд учёных; ловко вползает секс в философские замыслы, провоцирует на деликт, третирует отношения, рвёт теснейшие узы, требует в жертву жизнь и здоровье, также богатство, статус, достоинство, отнимает у добрых честь либо совесть, делает верных искариотами, выступает как демон, что всё запутывает и рушит-де; упорядоченный культурный мир - на вулкане вызовов секса… А и действительно, сколько светлых идей обрушится, нарисуй на Госдуме виды вагин; сколько громких больших просветительских миссий съедет с колей своих, помести вдоль шоссе строй фаллосов! Шопенгауэрный мир канет, стоит злодею выйти за рамки, в кои он втиснут. Наша культура есть только умысел, а он держится нормой, трусящей действовать вне «возможных опытов».