Я неформат из-за закона о маркировке
Пригласили меня на радио почитать стихи и ответить на всякие вопросы про литературу. Стихи я почитал только те, которые прошли маркировку 12+, то есть почти никакие. Я же не детский писатель.
На самом деле, сама задумка закона о маркировке хорошая. Однако, на мой взгляд, формулировки закона несколько размыты. Я сам с этим столкнулся, когда мы думали, какой возрастной ценз обозначить в нашем музыкальном шоу. Ну и все давно говорят про «запрещённые» для несовершеннолетних мультики и т. д. История известная.
Так вот. Пришёл я на радиостанцию, которая себя позиционирует как семейная: слушают её и дети, и старики. Люди на радио замечательные, я не хочу никого обидеть. Но когда я уселся за микрофон и уже открыл рот, чтобы произнести первое слово одного из моих стихотворений, мне сказали: «Не хотим связываться с маркировками, мы ставим 12+, поэтому некоторые стихи просим не озвучивать». Но в этом пока ничего удивительного, ибо это семейная радиостанция, ну что я, разве буду им читать про то, как «Отрезать руку, // отослать в подарок, // забыть какие-либо сны, // весь мир кормить ногтём. // Давить на соковыжималке яблоки глазные»? Конечно же, я их пощажу.
Однако. Не выдавленные глаза вызвали опасения. А вот эти строчки:
Пули свистят незнакомую песню.
Пуля кому-нибудь пела ли?
«Вы из поэзии математику сделали...
Сделали! сделали! сделали! сделали!»
Или вот эта:
я люблю, как любили Каддафи,
Так что я снова неформат. Как в своё время было с калужской прессой. На мой вопрос, а что тут такого, мне сказали, что ну, Каддафи - это политическое лицо, давайте не будем упоминать. О четверостишии про пулю я даже спрашивать не стал.
У меня три стихотворения, где упоминается Каддафи. Между тем, они совершенно не про политику. В художественных текстах есть такая штука как образ. И почему, если я хочу что-то сказать детям посредством образа Каддафи, я не могу это сделать?
В общем-то, тут дело не в законе и не в конкретной радиостанции (повторюсь, не хочу никого задеть), а в том, что люди лишний раз перестраховываются. Это самоцензура. А самоцензура страшна. Бог бы с ним, я же говорю: ничего ужасного я не читал бы и так, я, естественно, не обижен этими ограничениями. Но меня беспокоит сама ситуация, сложившаяся в нашем обществе, когда люди всё-таки боятся лишний раз что-то спорное сказать (или позволить сказать).
Как я вчера увидел, Марина Ивановна Цветаева оказалась в подобной ситуации и понимает меня:
Источники фото
1. http://www.gazeta.ru/business/2012/08/29/4743469.shtml
2. http://avmalgin.livejournal.com/3322606.html