«После выборов»
Оригинал взят у irek_murtazin в «После выборов»
Осенью в 2009-го мы отпечатали этот рассказ небольшим тиражом (в виде листовки) и распространили среди членов участковых комиссий. В день голосования члены комиссий начали в массовом порядке отказываться от участия в фальсификации. Даже начали сливать инфу, что там-то и там-то лежат заготовленные "запасные" бюллетени, а там - уже готовый итоговый протокол (в два часа дня!) Дело бы в Зеленодольске. Кандидат, против которого была задействована вся мощь административного ресурса, все-таки стал депутатом Госсовета Татарстана.
После выборов
Антон любил Веру. Вера любила Антона. Они любили друг друга. До самых выборов любили. И даже в день выборов, на которых Вера была членом участковой комиссии, а Антон - наблюдателем, с утра ничто не предвещало такого развития событий, что им обоим придется пережить то, что не дай бог пережить никому.
Когда открылся избирательный участок, вначале они делали вид, что незнакомы, но очень скоро притворяться, что они не знают друг друга, не было смысла. Слишком трепетно и нежно Антон смотрел на Веру. Смотрел так, как может смотреть только влюбленный человек. Слишком демонстративно Вера делала вид, что не знакома с Антоном.
Ей, конечно, было проще. Часа полтора-два после открытия избирательного участка, у ее стола было столпотворение. Вера едва успевала проверять паспорта, показывать, где надо расписаться и выдавать бюллетени для голосования. Антон должен был наблюдать за членами комиссии. За всеми. Но он не отводил глаз от Веры. Остальные его не интересовали. Он и в наблюдатели-то пошел только из-за нее. Как узнал, что Веру назначили членом избиркома, и что в день голосования они не смогут быть вместе, Антон решил сделать сюрприз любимой и пошел в штаб одного из кандидатов - записался в наблюдатели.
Ближе к полудню поток избирателей иссяк. Те, кто куда-то торопился, проголосовал с утра. Кто привык в выходные отсыпаться, еще толком не проснулся. И именно в это время к школе, где расположился избирательный участок, подъехал автобус, из которого высыпала разношерстная толпа и направилась… голосовать.
К столу, за которым сидела Вера, подошел невзрачный мужчина лет сорока. Что-то сказал девушке. От цепкого взгляда Антона не ускользнуло, что Вера передала мужчине какой-то сверток. Сделала это ловко и быстро, словно боясь быть уличенной в чем-то постыдно. А через несколько минут избирательный участок наполнился истошным криком женщины, которая, как и Антон, была наблюдателем. Только от другого кандидата. Женщина вцепилась в рукав того самого мужчины, который минутой раньше был у стола Веры, и кричала так, как будто ее только что ограбили:
- Был вброс! Я видела! Вброс! Я видела! Этот мужчина вбросил пачку бюллетеней. Я видела!
Набежала милиция, члены комиссии, еще какие-то люди. Начали стыдить бдительную женщину, мол, как вам не стыдно наговаривать на человека. Но женщина оказалась настырной, добилась составления протокола. Урну опечатали и отодвинули в сторону.
Когда страсти немного улеглись, Вера вышла из избирательного участка. Уходя, она остановилась у Антона и пристально посмотрела на него. Антон вышел за Верой. Нагнал уже в конце коридора и крепко взял за руку.
- Антон, мне больно, отпусти, - еле слышно произнесла девушка.
- Мне тоже. Мне тоже больно. Из-за тебя. Это же ты дала тому мужику пачку бюллетеней?
- Я - не стала отпираться девушка.
- Зачем?
- Так надо.
- Кому надо? Тебе?
- Нет, не мне. Но меня попросили. И я не могла отказаться, потому что….
- А я-то думал - перебил Антон, - что ты не такая. Не такая, как все…. Прости, ошибся. - Антон резко развернулся и быстро пошел в сторону избирательного участка.
Уже вечером на вскрытие опечатанной урны приехал лично председатель территориальной избирательной комиссии. Вскрыли урну, в которую был сделан вброс, и составили еще один протокол. О том, что «бюллетеней неустановленного образца в урне не обнаружено».
- Правильно, а зачем вбрасывать бюллетени «неустановленного образца». Я как раз и говорю, что вбросили именно бюллетени установленного образца, настоящие бюллетени - не унималась бдительная женщина.
Но ее никто не слушал. А когда женщина потребовала предоставить возможность посмотреть списки избирателей, к ней подошли два дюжих милиционера и вывели из избирательного участка.
…Антона не было целую неделю. Вера не находила себе места, но позвонить не решалась. Точнее, она позвонила, но только один раз. Антон даже трубки не стал брать, сбросил.
А потом он пришел. Прямо у порога, не заходя в квартиру и не слова не говоря, протянул ключи от квартиры и уже хотел уйти, когда Вера буквально затащила его в прихожую.
- Антон, что происходит? Это всего лишь выборы! Что изменилось? Я такая же, какой была вчера, месяц назад, в прошлом году…
- Все изменилось - перебил Антон девушку. - Я смотрю на тебя, а перед глазами…
Антон решительно вошел в квартиру, подошел к книжной полке, взял в руки томик Толстого. - Помнишь, перед самыми выборами мы читали с тобой Льва Николаевича Толстого? «После бала»? Помнишь? Антон раскрыл книгу и начал читать:
- «При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова. Он не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы не милосердовали и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я увидел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина». …. Все изменилось! - повторил Антон и продолжил читать: «…Когда шествие миновало то место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, нестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека….». Все изменилось! - Антон захлопнул книжку. - Я смотрю на тебя, а перед глазами спина этого татарчонка. Он идет через строй, а его колошматят. А среди тех, кто превращает его спину в кровавое месиво, ты. Довольная! Улыбаешься, что ловко огрела бедолагу.
- Антон, замолчи! - всхлипнула Вера. - При чем тут татарчонок? Это всего лишь выборы! Какая разница, кто стал или не стал депутатом?
- Есть разница! - перебил Андрей. - И ты это прекрасно знаешь. Иначе, зачем? Зачем заставлять вас всех делать то, что вы не должны делать?
- Антон, ну что я могла? Если бы не я, это сделал бы кто-то другой. На моем месте мог оказаться кто угодно. Но если бы я отказалась, у меня возникли бы серьезные проблемы….
- Знаешь, всегда можно найти оправдание своей трусости, собственной подлости. Даже собственную никчемность можно объяснить. Объяснить! Но не понять, не оправдать!
- Почему нельзя? Я согласилась и получила премию. Мы с тобой поедем на море. Где будем только я и ты. И ни выборов, ни голосования. Никого, кто знает нас. Никого, кого знаем мы. Неужели мы не заслужили этого счастья?
- Ты - заслужила. Только без меня. Я тут не при чем….. Знаешь, Вера, я убежден, что любая подлость, любая низость, любая гадость рано или поздно возвращается к тому, кто ее совершил. Если не к нему самому, то к его детям, к его внукам. Я не хочу, чтобы наши, еще не родившиеся дети, жили под дамокловом мечом подлости, которую совершила их мама. Ты слышала, что на соседнем участке председатель комиссии умерла. Сдала протокола голосования и умерла. Тромб оторвался… Знаешь, я уверен, что это ее бог наказал за то, что она «нахимичила», подводя итоги выборов. И можно сказать, что ей повезло. Она сама ответила за свою подлость. И уже не придется отвечать ее детям и внукам… Принцип неотвратимости божьей кары уже сработал. А кто ответит за твою подлость? Когда, в каком поколении придется держать этот ответ, никто не знает. Я не хочу, чтобы у моих детей была такая мама….
Антон ушел тихо…. Лучше бы громко хлопнул дверью. Лучше бы наорал на нее. Даже если бы ударил, ей было бы не так больно, не так невыносимо тяжело, до тошноты муторно. Она почувствовала себя букашкой, с которой и говорить не о чем, которая не заслуживает даже того, чтобы повысить на нее голос. К горлу подкатил ком, дыхание перехватило, ей не хватало воздуха. Чувство собственного ничтожества накатило на нее, накрыв с головой, едва Антон положил на краешек стола ключи от квартиры и ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Тихо-тихо ушел. Вера поняла, что он больше никогда не вернется. А еще она поняла, что мир рухнул. Потому что вокруг был уже совершенно другой мир, совершенно другая жизнь. Жизнь без Антона. И что в этом разрушенном мире для нее тоже нет места. Что жить так, как она жила раньше, уже невозможно. Потому что той прежней жизни, в которой было все - и прошлое, и настоящее, и будущее - уже никогда не будет. Потому что в этой жизни уже не будет Антона. А жить по-другому она не хотела….
Осенью в 2009-го мы отпечатали этот рассказ небольшим тиражом (в виде листовки) и распространили среди членов участковых комиссий. В день голосования члены комиссий начали в массовом порядке отказываться от участия в фальсификации. Даже начали сливать инфу, что там-то и там-то лежат заготовленные "запасные" бюллетени, а там - уже готовый итоговый протокол (в два часа дня!) Дело бы в Зеленодольске. Кандидат, против которого была задействована вся мощь административного ресурса, все-таки стал депутатом Госсовета Татарстана.
После выборов
Антон любил Веру. Вера любила Антона. Они любили друг друга. До самых выборов любили. И даже в день выборов, на которых Вера была членом участковой комиссии, а Антон - наблюдателем, с утра ничто не предвещало такого развития событий, что им обоим придется пережить то, что не дай бог пережить никому.
Когда открылся избирательный участок, вначале они делали вид, что незнакомы, но очень скоро притворяться, что они не знают друг друга, не было смысла. Слишком трепетно и нежно Антон смотрел на Веру. Смотрел так, как может смотреть только влюбленный человек. Слишком демонстративно Вера делала вид, что не знакома с Антоном.
Ей, конечно, было проще. Часа полтора-два после открытия избирательного участка, у ее стола было столпотворение. Вера едва успевала проверять паспорта, показывать, где надо расписаться и выдавать бюллетени для голосования. Антон должен был наблюдать за членами комиссии. За всеми. Но он не отводил глаз от Веры. Остальные его не интересовали. Он и в наблюдатели-то пошел только из-за нее. Как узнал, что Веру назначили членом избиркома, и что в день голосования они не смогут быть вместе, Антон решил сделать сюрприз любимой и пошел в штаб одного из кандидатов - записался в наблюдатели.
Ближе к полудню поток избирателей иссяк. Те, кто куда-то торопился, проголосовал с утра. Кто привык в выходные отсыпаться, еще толком не проснулся. И именно в это время к школе, где расположился избирательный участок, подъехал автобус, из которого высыпала разношерстная толпа и направилась… голосовать.
К столу, за которым сидела Вера, подошел невзрачный мужчина лет сорока. Что-то сказал девушке. От цепкого взгляда Антона не ускользнуло, что Вера передала мужчине какой-то сверток. Сделала это ловко и быстро, словно боясь быть уличенной в чем-то постыдно. А через несколько минут избирательный участок наполнился истошным криком женщины, которая, как и Антон, была наблюдателем. Только от другого кандидата. Женщина вцепилась в рукав того самого мужчины, который минутой раньше был у стола Веры, и кричала так, как будто ее только что ограбили:
- Был вброс! Я видела! Вброс! Я видела! Этот мужчина вбросил пачку бюллетеней. Я видела!
Набежала милиция, члены комиссии, еще какие-то люди. Начали стыдить бдительную женщину, мол, как вам не стыдно наговаривать на человека. Но женщина оказалась настырной, добилась составления протокола. Урну опечатали и отодвинули в сторону.
Когда страсти немного улеглись, Вера вышла из избирательного участка. Уходя, она остановилась у Антона и пристально посмотрела на него. Антон вышел за Верой. Нагнал уже в конце коридора и крепко взял за руку.
- Антон, мне больно, отпусти, - еле слышно произнесла девушка.
- Мне тоже. Мне тоже больно. Из-за тебя. Это же ты дала тому мужику пачку бюллетеней?
- Я - не стала отпираться девушка.
- Зачем?
- Так надо.
- Кому надо? Тебе?
- Нет, не мне. Но меня попросили. И я не могла отказаться, потому что….
- А я-то думал - перебил Антон, - что ты не такая. Не такая, как все…. Прости, ошибся. - Антон резко развернулся и быстро пошел в сторону избирательного участка.
Уже вечером на вскрытие опечатанной урны приехал лично председатель территориальной избирательной комиссии. Вскрыли урну, в которую был сделан вброс, и составили еще один протокол. О том, что «бюллетеней неустановленного образца в урне не обнаружено».
- Правильно, а зачем вбрасывать бюллетени «неустановленного образца». Я как раз и говорю, что вбросили именно бюллетени установленного образца, настоящие бюллетени - не унималась бдительная женщина.
Но ее никто не слушал. А когда женщина потребовала предоставить возможность посмотреть списки избирателей, к ней подошли два дюжих милиционера и вывели из избирательного участка.
…Антона не было целую неделю. Вера не находила себе места, но позвонить не решалась. Точнее, она позвонила, но только один раз. Антон даже трубки не стал брать, сбросил.
А потом он пришел. Прямо у порога, не заходя в квартиру и не слова не говоря, протянул ключи от квартиры и уже хотел уйти, когда Вера буквально затащила его в прихожую.
- Антон, что происходит? Это всего лишь выборы! Что изменилось? Я такая же, какой была вчера, месяц назад, в прошлом году…
- Все изменилось - перебил Антон девушку. - Я смотрю на тебя, а перед глазами…
Антон решительно вошел в квартиру, подошел к книжной полке, взял в руки томик Толстого. - Помнишь, перед самыми выборами мы читали с тобой Льва Николаевича Толстого? «После бала»? Помнишь? Антон раскрыл книгу и начал читать:
- «При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова. Он не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы не милосердовали и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я увидел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина». …. Все изменилось! - повторил Антон и продолжил читать: «…Когда шествие миновало то место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, нестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека….». Все изменилось! - Антон захлопнул книжку. - Я смотрю на тебя, а перед глазами спина этого татарчонка. Он идет через строй, а его колошматят. А среди тех, кто превращает его спину в кровавое месиво, ты. Довольная! Улыбаешься, что ловко огрела бедолагу.
- Антон, замолчи! - всхлипнула Вера. - При чем тут татарчонок? Это всего лишь выборы! Какая разница, кто стал или не стал депутатом?
- Есть разница! - перебил Андрей. - И ты это прекрасно знаешь. Иначе, зачем? Зачем заставлять вас всех делать то, что вы не должны делать?
- Антон, ну что я могла? Если бы не я, это сделал бы кто-то другой. На моем месте мог оказаться кто угодно. Но если бы я отказалась, у меня возникли бы серьезные проблемы….
- Знаешь, всегда можно найти оправдание своей трусости, собственной подлости. Даже собственную никчемность можно объяснить. Объяснить! Но не понять, не оправдать!
- Почему нельзя? Я согласилась и получила премию. Мы с тобой поедем на море. Где будем только я и ты. И ни выборов, ни голосования. Никого, кто знает нас. Никого, кого знаем мы. Неужели мы не заслужили этого счастья?
- Ты - заслужила. Только без меня. Я тут не при чем….. Знаешь, Вера, я убежден, что любая подлость, любая низость, любая гадость рано или поздно возвращается к тому, кто ее совершил. Если не к нему самому, то к его детям, к его внукам. Я не хочу, чтобы наши, еще не родившиеся дети, жили под дамокловом мечом подлости, которую совершила их мама. Ты слышала, что на соседнем участке председатель комиссии умерла. Сдала протокола голосования и умерла. Тромб оторвался… Знаешь, я уверен, что это ее бог наказал за то, что она «нахимичила», подводя итоги выборов. И можно сказать, что ей повезло. Она сама ответила за свою подлость. И уже не придется отвечать ее детям и внукам… Принцип неотвратимости божьей кары уже сработал. А кто ответит за твою подлость? Когда, в каком поколении придется держать этот ответ, никто не знает. Я не хочу, чтобы у моих детей была такая мама….
Антон ушел тихо…. Лучше бы громко хлопнул дверью. Лучше бы наорал на нее. Даже если бы ударил, ей было бы не так больно, не так невыносимо тяжело, до тошноты муторно. Она почувствовала себя букашкой, с которой и говорить не о чем, которая не заслуживает даже того, чтобы повысить на нее голос. К горлу подкатил ком, дыхание перехватило, ей не хватало воздуха. Чувство собственного ничтожества накатило на нее, накрыв с головой, едва Антон положил на краешек стола ключи от квартиры и ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Тихо-тихо ушел. Вера поняла, что он больше никогда не вернется. А еще она поняла, что мир рухнул. Потому что вокруг был уже совершенно другой мир, совершенно другая жизнь. Жизнь без Антона. И что в этом разрушенном мире для нее тоже нет места. Что жить так, как она жила раньше, уже невозможно. Потому что той прежней жизни, в которой было все - и прошлое, и настоящее, и будущее - уже никогда не будет. Потому что в этой жизни уже не будет Антона. А жить по-другому она не хотела….