эдгар по и утро
Сказать ли, что я с томительным нетерпением ждал, чтобы Морелла наконец
умерла? Да, я ждал этого, но хрупкий дух еще много дней льнул к бренной
оболочке - много дней, много недель и тягостных месяцев, пока мои
истерзанные нервы не взяли верх над рассудком и я не впал в исступление
из-за этой отсрочки, с демонической яростью проклиная дни, часы и горькие
секунды, которые словно становились все длиннее и длиннее по мере того, как
угасала ее кроткая жизнь, -так удлиняются тени, когда умирает день.
Но однажды в осенний вечер, когда ветры уснули в небесах, Морелла
подозвала меня к своей постели. Над всей землей висел прозрачный туман,
мягкое сияние лежало на водах, и на пышную листву октябрьских лесов с вышины
пала радуга.
- Это день дней, -сказала она, когда я приблизился. -Это день дней,
чтобы жить и чтобы умереть. Дивный день для сынов земли и жизни… но еще
более дивный для дочерей небес и смерти!
Я поцеловал ее лоб, а она продолжала:
- Я умираю, и все же я буду жить.
- Морелла!
- Не было дня, когда бы ты любил меня, но ту, которая внушала тебе
отвращение при жизни, в смерти ты будешь боготворить.
- Морелла!
- Я говорю, что я умираю. Но во мне сокрыт плод той нежности - о, такой
малой! - которую ты питал ко мне, к Морелле. И когда мой дух отлетит, дитя
будет жить - твое дитя и мое, Мореллы. Но твои дни будут днями печали, той
печали, которая долговечней всех чувств, как кипарис нетленней всех
деревьев. Ибо часы твоего счастья миновали, и цветы радости не распускаются
дважды в одной жизни, как дважды в год распускались розы Пестума. И более ты
не будешь играть со временем, подобно Анакреонту, но, отлученный от мирта и
лоз, понесешь с собой по земле свой саван, как мусульманин в Мекке.
...так она умерла, и я больше не слышал ее голоса...
........
Но она умерла; и сам отнес я ее в гробницу и рассмеялся долгим и горьким смехом, не обнаружив в склепе никаких следов первой, когда положил там вторую Мореллу.
умерла? Да, я ждал этого, но хрупкий дух еще много дней льнул к бренной
оболочке - много дней, много недель и тягостных месяцев, пока мои
истерзанные нервы не взяли верх над рассудком и я не впал в исступление
из-за этой отсрочки, с демонической яростью проклиная дни, часы и горькие
секунды, которые словно становились все длиннее и длиннее по мере того, как
угасала ее кроткая жизнь, -так удлиняются тени, когда умирает день.
Но однажды в осенний вечер, когда ветры уснули в небесах, Морелла
подозвала меня к своей постели. Над всей землей висел прозрачный туман,
мягкое сияние лежало на водах, и на пышную листву октябрьских лесов с вышины
пала радуга.
- Это день дней, -сказала она, когда я приблизился. -Это день дней,
чтобы жить и чтобы умереть. Дивный день для сынов земли и жизни… но еще
более дивный для дочерей небес и смерти!
Я поцеловал ее лоб, а она продолжала:
- Я умираю, и все же я буду жить.
- Морелла!
- Не было дня, когда бы ты любил меня, но ту, которая внушала тебе
отвращение при жизни, в смерти ты будешь боготворить.
- Морелла!
- Я говорю, что я умираю. Но во мне сокрыт плод той нежности - о, такой
малой! - которую ты питал ко мне, к Морелле. И когда мой дух отлетит, дитя
будет жить - твое дитя и мое, Мореллы. Но твои дни будут днями печали, той
печали, которая долговечней всех чувств, как кипарис нетленней всех
деревьев. Ибо часы твоего счастья миновали, и цветы радости не распускаются
дважды в одной жизни, как дважды в год распускались розы Пестума. И более ты
не будешь играть со временем, подобно Анакреонту, но, отлученный от мирта и
лоз, понесешь с собой по земле свой саван, как мусульманин в Мекке.
...так она умерла, и я больше не слышал ее голоса...
........
Но она умерла; и сам отнес я ее в гробницу и рассмеялся долгим и горьким смехом, не обнаружив в склепе никаких следов первой, когда положил там вторую Мореллу.