Обломовщина-XXI
Как бы ни относились мы к понятию "креативный класс", оно имеет все права на жизнь: не как принадлежность к профессиональной группе, но как принадлежность к группе жаждущих созидательной революции.
Что может быть лучше? "Созидательная революция" - общечеловеческий идеал, который в той или иной форме свойственен каждому, даже самой консервативной на свете домохозяйке. Домохозяйка жаждет красивого ремонта в своём чисто убранном, но жутком от старости доме, и ради этого ремонта она готова кое-чем поступиться: частью сбережений или, того и гляди, спокойствием души.
Если уж домохозяйка мечтает о ремонте, то как человеку масштабно мыслящему не мечтать о ремонте в масштабах целой страны? Если взяться описать подготовку к этому великому ремонту, то кроме "креативного класса" вспоминается слово постарше - обломовщина.
Хрестоматийна статья иколая Добролюбова 1859-го года сейчас, как принято говорить, очень актуальна, причём актуальна не метафорически, а пугающе буквально:
"Передовым людям понравилось на дереве; они рассуждают очень красноречиво о разных путях и средствах выбраться из болота и из лесу; они нашли даже на дереве кой-какие плоды и наслаждаются ими, бросая чешуйку вниз; они зовут к себе еще кой-кого, избранных из толпы, и те идут и остаются на дереве, уже и не высматривая дороги, а только пожирая плоды."
Креативный класс - непознаваемая комбинация людей, состав которой зависит в большей степени от настроения, нежели от происходящих в нашем обществе событий. Обломовщина - объединяющее этих людей начало, в ней - если не состояние самих лидеров оппозиционных мнений, то состояние их сторонников. Лидеров, впрочем, тоже.
Обломовщина - сочетание образа мыслей и образа быта, а чем, как не общностью идеи, характеризуются пришедшие на Сахарова? Их взаимопонимание сцеплено вовсе не решимостью свергнуть тех, кто занял посты премьера и президента. Ими движет желание продемонстрировать свой протест максимально громко, не заходя слишком далеко. Бывает, что тяжело остановиться: так подходишь к реке с намерением ноги не замочить, но рыба, бывает, соблазнительно клюёт, как тут не сделать ещё шаг вперёд? Смелость это или жадность?
Или взять такое обычное дело, как нытьё. Нытьё стало любимым делом множества причастных к политике людей начиная со студенческой скамьи. Нытьё за полтора века не изменилось ничуть. Кроме желания разделить несчастье с миром, два мотива определяют нытьё: во-первых, я критикую себя и ожидаю опровержений от читателей. Во-вторых, настоящие недоработки и злодеяния моей жизни, если они есть, связаны с тем, что тяжкий труд, бытовуха, тотальное непонимание и лично Владимир Путин погребли сокровище на дне моей души под грудами газет "КП" и "Известия", нашистских листовок, немытой посуды, рабочего графика, расписания занятий и расписания экзаменов. . .
Обломов проник в дизайн многочисленных Жан-Жаков, в характер многочисленных стихов, в музыке Обломов бесчисленный, даже в дизайне крупных журналов - Он: крупный журнал неудобен на маленьком кофейном столике, в маленькой машинке или в метро, крупный журнал удобен на диване, где разворачиваешь его, насколько хватает рук, и тут картинка, и тут кусочек текста, а дальше начинается кусок дивана.
Человек мыслящий не терпит работы, работать он может только для себя, создавать нечто подписанное собственными именем (этот текст - воплощение обломовщины самое натуральное), мыслящий Обломов не терпит начальство и иногда даже готов вспылить во имя правого дела (впрочем, нечасто и осторожно, особенно если зарплата хороша). Обломов любит вознаграждать себя за труд троекратно: небольшими удовольствиями, хмельными или же кулинарно-гастрономическими. Ещё одно удовольствие - делёж текстами и фотографиями, молчание доставляет Обломову боль безумную, почти физическую.
А боязнь брака, семьи и детей проникла в каждый обломовский дом, - увы, уже не усадьбу, - и число оправданий этой боязни неисчислимо. Ценностью каждого уважающего себя интеллектуала стало прекраснодушное сочетание свободного секса и чистой искренней любви. Но ценности эти столь же прекрасны, сколь и теоретичны, на практике они же оборачиваются своими ленивыми аналогами. Семья в таких условиях становится отличительной чертой человека или слишком повзрослевшего, или поистине ответственного, готового поступиться принципами ради будущих поколений, и исключения эти лишь оттеняют правило.
Диван так и остался диваном: перед ним появился монитор компьютера, где показывают сериалы за авторством людей куда более уверенных в себе и деятельных, чем любой из московских оппозиционеров. Пока заокеанский креативный класс занят беспощадной конкуренцией, наши креативщики опасаются соперничества, остерегаются каждого обидного слова, брошенного в их адрес. Обломовщина - это ещё и любование картинкой, где Декстер режет мясо на завтрак, и вряд ли вам было бы интересно, как Декстер поднимается после убитой на бесполезную онлайн-переписку ночи, полчаса лежит в твиттере среди простыней, потом напяливает истрёпанный зимой полухипстерский прикид и ползёт на работу среди наземных или подземных пробок, голодный и еле живой.
Координационный Совет - сосредоточение обломовщины, это совет имени Ильи Ильича Обломова, созванный о нём в персональную память. Разве не было б гармоничнее проводить его собрания на обширных диванах в обстановке тусклого света, обстановке интимной и укутанной кальянной дымкой? Интересных идей, и это не шутка, в таких условиях родилось бы больше, чем в свете неоновых ламп за неудобными столами.
Лидер КС оппозиции Алексей Навальный, казалось бы, максимально далёк от образа диванного мыслителя, занят конкретными делами, жизнерадостен и часто шутит. Но вся медийность Навального основана на сотнях тысяч Обломовых, которым он предоставил возможность действовать, не поднимаясь с дивана, и чувствовать себя несущими важный вклад нажатием кнопки "репост" или небольшим отчислением в Яндекс.Деньгах. А если это всё, что требуется, зачем платить больше?
Финальная и немногим пока свойственная часть поведения по этому образцу состоит в том, что оппозиционер проникается презрением не только к власти и народу, но и к самому креативному классу. Оппозиционер в финальной стадии разочарования и лености (или в стадии продажности, бывает всякое) становится страшен и пишет прямым текстом, что все те, кто выходят только на санкционированные митинги - грёбанные овощи. Что каждый лидер Болотной и Сахарова продаётся по очереди то Госдепу, то Кремлю. Что все предатели: то ли часть вождей, то ли все вожди, то ли те, кто слишком много пишет в твиттер, то ли предали все участники митингов; потому что поди ж разбери, кто предатель из вышедших 10 декабря 2011-го на Болотную, кто из них помешал устройству бунта на площади Революции?
Никого лучше Обломовых у нас для вас нет: профессиональные борцы с креативным классом в минуты откровенности вызывают недоумение ещё большее. Вот сообщество "нацбол-инфо" пишет (а пресс-секретарь лимоновской партии "Другая Россия" распространяет), что Рем Вяхирев отправился в ад, комментаторы довольны и обещают "повандалить на могиле".
Выхода нет и делать нечего: единственный способ спугнуть Обломова с дивана - или заставить его увлечься невероятной страстью, или же продемонстрировать другой диван, лучше обустроенный, красивейший и удобнейший. Истинная страсть у нас получается чаще в романах, чем в жизни, так что остаётся одна практическая рекомендация: ездить чаще за европейскую и американскую границу. Тогда, глядишь, пребывание на своём диване станет делом неудобным и досаждающим.
Но и это не заставит Обломова систематически действовать, потому что ничто не заставит его действовать систематически. Не будет "мирной антикриминальной революции", текст о которой вот уже несколько месяцев готовит КС. Будет ленивая лежебокая революция. И для её приближения, как следует из названия, лучше не делать вовсе ничего. Она сама накроет вас тёплым пуховым одеялом, а потом то ли обогреет, то ли придушит насмерть.
Добролюбов предрёк появление человека нового, который скажет России - "вперёд!", но вперёд! говорят теперь только Путин и Проханов, и звать туда уже как-то пошло. Ненастоящий немец и очаровательная смелая женщина из романа Гончарова так и остались плодами литературной фантазии автора, который со всем своим консерватизмом оказался консервативен недостаточно.
Никакого нового человека за полтора столетия не появилось, старых-то едва найдёшь. Литераторам XIX века повезло ещё, что не видели века XXI-го. Хочется ошибаться, но сдаётся, что увидь мы Россию лет через пятьдесят, тоже взялись бы за волосы и принялись причитать о том, что же мы сделали.
Но разве могли сделать больше? Ничего не делать - тоже свободный выбор, и здесь не сошлёшься на Чурова, что голоса подсчитаны неправильно.
источник: блог на сайте Эха Москвы