Примерно с тех пор как я увлекся прозой Фицджеральда, меня не покидало желание прочитать «Праздник, который всегда с тобой». Жгучего интереса к личности дяди Хэма я не испытывал (это не мой писатель, по крайне мере, пока), мне, скорее, хотелось узнать, как он описывал друга, Скотти. Встречал мнения о том, что Хемингуэй оставил о Фицджеральде крайне спорные воспоминания, где-то даже презрительные, уничижительные. Это, конечно, неправда.
- Все эти годы у меня не было более верного друга, чем Скотт, когда он был трезв.
Самая известная цитата Хэма о Скотти, повторяемая на обложках примерно всех книжек Фрэнсиса Скотта, звучит так: «Его талант был таким же естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки. Одно время он понимал это не больше, чем бабочка, и не заметил, как узор стерся и поблек. Позднее он понял, что крылья его повреждены, и понял, как они устроены, и научился думать, но летать больше не смог, потому что любовь к полетам исчезла, а в памяти осталось только, как легко ему леталось когда-то…» Даже в этом фрагменте оценка несколько раз меняется: от восхищения (что может быть красивее, чем "узор из пыльцы на крыльях бабочки"?) и укора в легкомысленности (был беспечен как бабочка и не заметил, как почти утратил талант) до сожаления ("летать больше не смог"). Так дело обстоит и в главах «Праздника», посвященных Фицджеральду: Хемингуэй и восхищается другом, слава к которому пришла раньше, и корит его за легкомысленность и безволие, и по-настоящему сочувствует ему, навсегда мучительно влюбленному в страдающую шизофренией жену Зельду.
Сохранилось множество фотографий Фицджеральда, есть его биографии, мемуары других современников, но именно описания Хемингуэя, как и должно быть в случае с большими художниками, наиболее ярко и непосредственно формируют образ Скотти: внешней привлекательный, но анемичный, чудной и неуверенный в себе (вплоть до сравнения мужских приборов в туалете), яркий и сумасбродный (ужасный попутчик, невыносимо страдающий вдали от жены и также страдающий подле нее), любитель выпить, не умеющий пить (сильно напивается даже шампанским), но добрый и органично талантливый. При всех критических шпильках в адрес друга Хэм с большой теплотой и сочувствием отзывался о нем.
- Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее...
«Праздник» - это своего рода антология, сборник портретов известных литераторов (Эзры Паунда, Фицджеральда, Джеймса Джойса, Гертруды Стайн и многих других), но вместе с тем и слепок не только юности классика американской литературы, но и оттиск жизни богемного Парижа начала XX века (в кино это время лучше других показал Вуди Аллен в "Полночи в Париже") - времени и места с запредельной концентрацией одаренных и творческих людей, многие из которых в последствии приобрели статус культовых персонажей.
Тот Париж - одно из мест, в которых всякий гуманитарий хотел бы пожить, как, например, и в золотом веке русской литературы. И тот Париж, помимо общемирового значения, для самого Хемингуэя содержит в себе нечто личное - его молодость, беззаботную, пусть и бедную, жизнь, полную приключений и волнений, пору любви, цветения, надежд и начинаний.
- Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж - это праздник, который всегда с тобой.
«Праздник, который всегда с тобой» - точная и изящная метафора, характеризующая место и время, в котором человек был наиболее счастлив в своей жизни, место и время, в которое он мысленно и/или физически периодически возвращается. Мне это очень понятно - для меня таким «Праздником» всегда будет Москва.
Не могу не сказать пару слов о Хемингуэе. Дядя Хем, который несколько стереотипно многим представляется как мачо-сердцеед, пышущий здоровьем, любитель женщин, выпивки и еды (наверняка он сложнее, как и любой творец), сам повлиял на формирование именно такой картинки как раз в этой автобиографии. Автопортрет вышел что надо.