Возвращение (2003, Звягинцев)
Так уж получилось, что сперва я посмотрел "Изгнание", а уж затем обратился к "Возвращению". Как сказал бы герой "Изгнания" Марк (Александр Балуев): "И это правильно". Мне кажется, именно в таком порядке стоит смотреть эти картины, которые условно можно объединить в некую дилогию. В первой части Мужчина на протяжении долгих лет внутренне отдаляется от семьи, пока не наступает полнейшее разъединение. Можно предположить, что после пережитой трагедии он исчезает из жизни своих детей, а уже во второй части появляется - чужим и жестоким...
Начитавшись хвалебных рецензий, восхитившись списку наград и номинаций, я с первой секунды этой картины ждал каких-то откровений. Их, как мне сперва казалось, довольно долго не было: выверенным, сухим и в этой своей сухости точным, не размазанным кадром Звягинцев передает в зачине вполне традиционный уклад жизни двух братьев, которые ссорятся и мирятся, соревнуются и проказничают. Словом, жизнь эта ничем не отличается от той, которую проживают сотни и тысячи других мальчишек. Но строгий и вместе с тем сдержанный окрик матери - «Тише оба! Отца разбудите!» - моментально выносит эту ленту на другой уровень социальной проблематики и бытийности. Вводится мотив отца. Не успевшие в прологе ощутить тяжесть "безотцовщины" подростки вынуждены теперь ощущать, впитывать "прелести" "отцовщины".
Явившийся им в образе "Мертвого Христоса" (картина Андреа Мантеньи передана здесь невероятно точно), отец возвращается не только в их жизнь, он вообще, как кажется, возвращается постепенно к жизни, стряхивая с себя замогильный холод и суровость потустороннего бытия. Он постепенно оттаивает, но слишком неторопливо, слишком наивно полагая, что у него будет еще время проявить заботу и ласку. Но время, эта неумолимая и вечная субстанция, течет по своим законам, то убыстряясь, то растягивая, а то внезапно и вовсе заканчиваясь, ссыпаясь на дно ущелья последними песчинками...
Для себя я бы снабдил эту картину жестким, но необходимым подзаголовком "Семейный фашизм". Может быть, точнее и менее пафосно было бы использование слов вроде "тирании" и "деспотизма", но "фашизм", по-моему, включает в себя все эти смысли и оттенки смыслов. Главное, что есть в "фашизме" - нетерпимость. Нетерпимость ко всему - к слабостям других, к тому, что остальные, не такие как ты, к тому, что перед тобой не испытывают страх. О, с каким наслаждением порой мы обижаем и мордуем своих близких морально и физически, с каким неистовым и чудовищным злорадством бросаем в них грозди гнева, своей невысказанной боли, с каким наслаждением мы раним их, не ведая в краткий миг затмения, что творим.
Так и отец, вернувшийся чуть ли не из лагерей (причем он, подобно довлатовскому герою, вряд ли сидел сам, а, скорее, - охранял) принимается устанавливать свои порядки, принимается переиначивать, подстраивать или откровенно ломать, перемалывать под себя сыновей, кажущихся ему излишне инфантильными, разобщенными, неготовыми к жизни. Обидна и нестерпима пощечина, но вдвойне обидна она от того, что бьет наотмашь не уличный какой-то отморозок, а человек, вернувшийся из небытия, человек, который должен охранять, защищать, любить, заботиться. Это работает примерно как в случае с предательством - малознакомого и неблизкого нам человека такой поступок не выводит нас из равновесия, только близкий человек способен на предательство, только от него мы воспринимаем это как предательство. Так и с обидой. По-настоящему может обидеть только близкий человек. У Звягинцева это осложняется еще и тем, что близкий одновременно еще и далекий. Он должен быть близким, но он не может из своей дали вырваться, не может пойти на сближение, о котором мечтают мальчишки.
Развязка гениальна. Она хлещет зрителя, как та незаслуженная обидная пощечина, как удар плетью. По ниточке, по крупиночке собирается тяжелая и мрачная атмосфера трагедийности, напряжение нарастает, воздух густеет, в нем уже можно вешать топор или ножи или другую хозяйственную утварь, пригодную для кровопролития, но враз, через разряд тока, через удар молнии, атмосфера разряжается, а в воздух переполняется неприятным запахом озона, мешаемого с адреналином и неискоренимой тоской. Только в этот момент происходит "возвращение". Только в этот момент, когда на дно ущелья падают последние песчинки из тех вечных часов... И сразу все понимается, сразу обо всем догадывается.
Кроме, пожалуй, одного. Что отрыл в той полуразвалившиеся хижине отец? Что это за коробка с каким неведомым кладом? Ящик Пандоры, который вскоре после этого или задолго до этого был открыт? Ларь с несметными дарами? Воровской общак? Или просто маленький заржавевший ключик к сердцам дорогих и любимых, к своему сердцу?
9 из 10
P.S. На мой субъективный взгляд, "Изгнание" лучше, если вообще категории "лучше" и "хуже" применимы к Звягинцеву. Они, наверное, просто разных тонов.