Осень
Каждый раз, когда я открываю тетрадь, чтобы отдаться течению мыслей, я думаю: а не приготовить ли мне пасту? И пусть она кому-нибудь не по вкусу, зато она нравится мне.
И я иду на кухню и готовлю пасту с песто. Зажмуриваюсь от наслаждения. Первую банку песто я привезла из Палермо - не потому, что купила ее специально, просто не хватило времени съесть, - и тотчас нашла такую же рядом в «Пятерочке».
С этого часа было ясно: теперь не надо ехать в Палермо, чтобы поесть пасты. Но вот чего мне по-прежнему не хватает, так это тамошнего вина.
Лапы кота стучат, как будто тикают часики. Я выхаживаю по кухне, высоко поднимая ноги, чтобы не запинаться о трех котов. Трех китов, на которых держится почти карантинная жизнь. Рутинная жизнь, в которой на самом деле мало что изменилось, разве что я ношу теперь маски, художественные маски, в которых соседи перестали меня узнавать - похоже, раньше они узнавали меня исключительно по губам, - а маленькие дети прячутся за матерей, едва на меня взглянув. Коты сидят каждый возле собственной миски, а то и вращаются, как планеты, возле собственной миски, и я выхаживаю над ними, как цапля.
Можно прожить вечность на седьмом этаже, блаженствуя, поглощая центнеры пасты, наблюдая сверху, как листья в великом усилии готовы выпалить в воздух, налиться соком и развернуться, разгладиться, тихо шурша. Везде, кроме берез под окнами. Я вижу сверху, как рабочий из шиномонтажной мастерской пристрастился к соку и меняет бутыли. Но почки не только этих берез замерли, не раскрывшись. Целая гвардия лиственных вот уже месяц стоит с набухшими почками. Время остановилось.
Время внизу движется медленней, думаю я. Это одна лишь видимость, что оно колеблется там, у земли, покачиваясь вспять. Оно явно идет вперед, только медленней, чем на седьмом этаже. И когда почки лопнут, не в силах удерживать больше напор жизни, у меня наверху будет царствовать осень.