ЧЁТКИЙ ГОРОД. ПРАВДА
- Ну что, возвращаешься? - спросила О.М., увидев меня сквозь стеклянные двери ещё из коридора.
- Нет, так, в гости зашла. Ехала из Центра в Супермаркеты.
- Погода говно сраное, - говорит О.М., затягиваясь. - Давно валить пора.
- Да вы уже "валите отсюда" третий год.
- А что делать? Куда?
Молчание.
Мимо курилки проходит группа, мужчин, останавливается напротив, и (Боже, благослови стеклянные стены!) среди них я вижу его.
- Забей! - лениво говорит О.М., лихо туша сигарету о каблук. - Просто забей. Было говно - и где оно? Оно теперь знаешь как продвинулось? С телохранителями даже посрать ходит.
Но я не слушаюсь, я машу руками, я подаю ему знаки, и он замечает меня. Сначала на его лице я вижу недоумение: он пытается вспомнить, кто я такая, где он мог меня видеть раньше. Потом, судя по всему, вспоминает, даёт команду своим спутникам разойтись и жестом приглашает меня в коридор. Я весело улыбаюсь О.М., которая в это время достаёт вторую сигарету.
Я сижу у него в кабинете на огромном кожаном диване, он что-то говорит, но я не понимаю ничего. Почему он вдруг стал таким чужим? Почему пространство вокруг растягивается, как в широкоугольном объективе? Почему он говорит какие-то странные вещи про ресторан, в который мы сейчас поедем, про постель, в которую мы ляжем после. Он приближается ко мне вплотную, и я понимаю, что он пьян. Запах вина, сладкого вина (он в жизни не пил сладкое вино!). Его умные глаза теперь - как маленькие красные точки, лицо опухло и волосы торчат, воротник у рубашки мят и несвеж.
- Даша! - зовёт он секретаршу. Та заходит. - Даша, вызови нам машину. И закажи столик в ***. И позвони жене и скажи, что я улетел в Пуэрто-Рико.
- Не надо, - я встаю с дивана и с трудом, по звуку, выговариваю слова. - Господин Д., я пойду, пожалуй, я в Супермаркеты собиралась...
- Да я тебя подкину! - он ещё не понимает.
- Нет, не стоит. Я пойду, я просто заходила поздороваться. Спасибо, что не забываете.
Я направляюсь к двери, но он окликает меня срывающимся пьяным голосом.
- Стой! - я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. - Ты же ничего не знаешь! Я подыхаю, подыхаю! - он хватает себя за волосы и начинает бегать вокруг стола. - Я больше не могу так! Спаси меня! Мне немного осталось! Я умру скоро! Не оставляй меня! - он подбегает ко мне, и я вижу слёзы на его красном, изъязвлённом лице, просьбу на его пересохших губах. - Я не нужен никому теперь. Осталось ещё тебе уйти... помоги, не оставляй меня!
Я и секретарша молча наблюдаем за истерикой большого человека. Потом я, каждым словом раздирая своё сердце, говорю:
- Однажды вы меня спасли. Я молиться на вас была готова, и молилась. Но теперь мне нечем вам помочь. Прощайте, я постараюсь больше никогда не попадаться вам на глаза.
Я выхожу из кабинета, прохожу мимо курилки, машу на прощание О.М. и сажусь в лифт. На улице серо и ветрено. "Твой цвет серый", - вспоминаю я. "Больше - нет".
- Нет, так, в гости зашла. Ехала из Центра в Супермаркеты.
- Погода говно сраное, - говорит О.М., затягиваясь. - Давно валить пора.
- Да вы уже "валите отсюда" третий год.
- А что делать? Куда?
Молчание.
Мимо курилки проходит группа, мужчин, останавливается напротив, и (Боже, благослови стеклянные стены!) среди них я вижу его.
- Забей! - лениво говорит О.М., лихо туша сигарету о каблук. - Просто забей. Было говно - и где оно? Оно теперь знаешь как продвинулось? С телохранителями даже посрать ходит.
Но я не слушаюсь, я машу руками, я подаю ему знаки, и он замечает меня. Сначала на его лице я вижу недоумение: он пытается вспомнить, кто я такая, где он мог меня видеть раньше. Потом, судя по всему, вспоминает, даёт команду своим спутникам разойтись и жестом приглашает меня в коридор. Я весело улыбаюсь О.М., которая в это время достаёт вторую сигарету.
Я сижу у него в кабинете на огромном кожаном диване, он что-то говорит, но я не понимаю ничего. Почему он вдруг стал таким чужим? Почему пространство вокруг растягивается, как в широкоугольном объективе? Почему он говорит какие-то странные вещи про ресторан, в который мы сейчас поедем, про постель, в которую мы ляжем после. Он приближается ко мне вплотную, и я понимаю, что он пьян. Запах вина, сладкого вина (он в жизни не пил сладкое вино!). Его умные глаза теперь - как маленькие красные точки, лицо опухло и волосы торчат, воротник у рубашки мят и несвеж.
- Даша! - зовёт он секретаршу. Та заходит. - Даша, вызови нам машину. И закажи столик в ***. И позвони жене и скажи, что я улетел в Пуэрто-Рико.
- Не надо, - я встаю с дивана и с трудом, по звуку, выговариваю слова. - Господин Д., я пойду, пожалуй, я в Супермаркеты собиралась...
- Да я тебя подкину! - он ещё не понимает.
- Нет, не стоит. Я пойду, я просто заходила поздороваться. Спасибо, что не забываете.
Я направляюсь к двери, но он окликает меня срывающимся пьяным голосом.
- Стой! - я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. - Ты же ничего не знаешь! Я подыхаю, подыхаю! - он хватает себя за волосы и начинает бегать вокруг стола. - Я больше не могу так! Спаси меня! Мне немного осталось! Я умру скоро! Не оставляй меня! - он подбегает ко мне, и я вижу слёзы на его красном, изъязвлённом лице, просьбу на его пересохших губах. - Я не нужен никому теперь. Осталось ещё тебе уйти... помоги, не оставляй меня!
Я и секретарша молча наблюдаем за истерикой большого человека. Потом я, каждым словом раздирая своё сердце, говорю:
- Однажды вы меня спасли. Я молиться на вас была готова, и молилась. Но теперь мне нечем вам помочь. Прощайте, я постараюсь больше никогда не попадаться вам на глаза.
Я выхожу из кабинета, прохожу мимо курилки, машу на прощание О.М. и сажусь в лифт. На улице серо и ветрено. "Твой цвет серый", - вспоминаю я. "Больше - нет".