Заметки на полях (683). Честная рефлексия американца
Чем подкупает роман Робинсона "Дикий берег", о котором я начал писать в предыдущей заметке, так это честной рефлексией (вроде той, что на картинке выше). Сие есть редкое явление, которое могут позволить себе немногие западные писатели (обычно - упрямые старики вроде Хеллера).
Приведу цитату в подтверждение высказанного тезиса.
- Сколько себя помню, ты твердишь нам про Америку, какая она была великая. Теперь нам представился случай за неё сразиться, а ты идёшь на попятный. Не понимаю. Это против всего, чему ты нас учил.
- А вот и нет. Америка была великой в том смысле, в каком велик кит, понимаешь?
- Нет.
- Ты сильно поглупел в последнее время, знаешь? Я говорю, Америка была огромной великаншей. Она плыла по морю и заглатывала страны помельче - втягивала их по дороге. Мы пожирали мир, парень, и потому мир восстал и положил нам конец. Так что я себе не противоречу. Америка была великой, как кит - огромной и сильной, но она смердела и она была убийцей. Много мелкой рыбешки погибло, чтобы она стала великой. Разве я не этому тебя учил?
Эту рефлексию не портит даже попытка оправдать Америку, которую предпринимает тот же герой. Наоборот, рефлексия выглядит ещё натуральнее, потому что очень мало людей, которые способны честно и без попыток оправдания признать, что Мир справедлив, и что всё произошедшее имело свои кармические причины.
Мне было так худо, что я попытался сменить тему:
- Но мне кажется, на тебе это не сказалось, даже со временем. Столько лет прошло, а ты жив.
- Нейтронные бомбы. Короткоживущие изотопы. Я так думаю, но наверняка не знаю. Однако что-то в этом роде. Земля отомстит за нас, но это не утешает. Мщение не утешает. Их страдания не искупят наших, ничто их не искупит, нас умертвили. - Он так сжал мою руку, что заболели костяшки. Втянул воздух. - Те, что остались в живых, были голодны, так голодны, что дрались за еду, убивали тех, кого пощадили бомбы. Это было самое страшное. Безумие. В последующие годы от рук соотечественников погибло больше людей, чем от бомб, я уверен, и они всё гибли, гибли, и казалось - мы все сгинем, до последнего человека. Глупые американцы, мы были тогда так оторваны от земли, что не знали, как с неё кормиться. Или тех, кто знал, убили невежды, и борьба шла не на жизнь, а на смерть. Дошло до того, что друг, которому ты мог доверять, становился тебе дороже всего на свете. Пока нас не стало так мало, что убийства прекратились, некого стало убивать. Все погибли. Смерть, Генри. Ты и представить себе не можешь, сколько раз я видел на дороге Смерть - старуху в чёрном платье с косой на плече. Дошло до того, что я кивал ей и шел рядом. Потом с небес сошли бури, климат испортился, задули ветры. Зима стояла десять лет. Страдания были невыносимы. Я жив затем, чтоб показать, сколь можно вытерпеть и всё ж остаться живу, хорошие стихи, помнишь? Давал я их тебе читать? Дошло до того, что при виде человека в здравом рассудке хотелось тут же броситься ему на шею. Годы одиночества, о которых и не гадал. Без людей не обойтись, чем больше вас, тем легче добывать пищу. И мы обосновались здесь… Это было начало. Отправная точка. Нас было не больше десятка. Каждый день - борьба. Пища… Я часто думал тогда зачем… Мы её рабы, я понял. Вырос и ничего не знал, откуда она берется. Это был грех Америки. Мир голодал, а мы жрали как свиньи, люди мёрли от голода, а мы пожирали их трупы и облизывались. Все, что я говорил Эрнесту и Джорджу, - правда. Мы были чудищем, мы пожирали мир, вот почему с нами это сделали, и всё же, всё же мы этого не заслужили. Мы были хорошей страной!
- Пожалуйста, перестань, Том. Будешь столько говорить - потеряешь голос. Тебе нельзя!
Он весь вспотел и говорил с такой натугой, запинаясь, что я правда думал - он потеряет голос. Я испугался до дрожи, но он уже завёлся, вздохнул несколько раз и заговорил снова, стискивая мою ладонь и глазами умоляя: не мешай мне, дай выговориться.
- Мы были свободны. Не совсем, ты понимаешь, но мы старались, как могли, лучше тогда было нельзя. Никто не мог за нами угнаться. Мы… мы были самой замечательной страной за всю историю, - шептал он, словно убедить меня - вопрос его жизни. - Сейчас я говорю правду, не подначиваю Джорджа, не треплюсь. При всех наших глупостях и промахах мы были самой передовой страной, первой страной мира, за это нас и убили. Нас уничтожили из зависти, загубили лучшую страну, какую знал мир, это был геноцид, Хэнк, ты знаешь это слово? Геноцид, истребление целого народа. Да, это случалось прежде, мы сами перебили индейцев. Может, потому это с нами и случилось. Я нахожу причину за причиной, но их всё равно мало. И всё же лучше думать так, чем думать, будто нас убили из чёрной зависти. Мы не заслужили такого, ни одна страна не заслужила такого опустошения, мы делали миллионы ошибок, наши промахи были не меньше наших достижений, но такого мы не заслужили.
Сейчас, после построения и быстрого по историческим меркам краха "однополярного мира", мы воочию наблюдаем, во что превращается "передовая страна".
Что бы ни происходило с Оплотом Свободы прямо сейчас и ни произошло в ближайшем будущем, можно быть уверенными - Америка заслужила это по карме.