Минутка идолов.
1 мая 2001 года в эльфийском издании The Atlantic вышла публикация, озаглавленная "Russia Is Finished" (см. картинку выше). Я уже
упоминал её тут более трёх лет назад, только в не в том контексте, о котором пойдёт речь сегодня.
В названному году подзаголовок "Неумолимое скатывание в социальную катастрофу и стратегическую незначительность" выглядел уместным и железобетонно обоснованным, а что произошло далее - вы знаете и сами. Эта Страна воспрянула из пепла, словно феникс. Причём, ЧСХ, во многом возрождение стало возможным именно благодаря тому, о чём здесь
шла речь вчера - отбрасыванию идеологической вторичности ради сосредоточения на базовых вещах: восстановлении промышленности и сельского хозяйства, росте производительности труда etc.
Ведь никакая политическая надстройка невозможна без экономического базиса, о чёи забывают мамкины леваки, уверенные, что хорошо изучили труды бородатого автора "Капитала". Те самые, которые в плане идолопоклонства ничем не отличаются от упоротых рагулей,
упоминаемых вчера коллегой Мараховским:
В начале века, ув. друзья, на Филиппинах пара западных миссионеров попала в плен к террористической исламистской организации «Абу Сайяф» и провела в тесном общении с её боевиками более года. Как с удивлением открыли пленники, ежедневно рискующие жизнью во имя своей веры террористы
оказались с ней почти не незнакомы.
«Не чуждые религиозной тематики Бёрнемы мягко вовлекли своих похитителей в теологическую дискуссию и обнаружили, что эти джихадисты поверхностны, даже инфантильны, в своей вере. Незнакомые с Кораном, преступники имели лишь отрывочные представления об исламе. Похищения людей, убийства и воровство оправдывались для них их особым статусом „святых воинов“. Одну за другой они изнасиловали нескольких пленниц, назвав их своими „жёнами“».
Эти же террористы, между прочим, отрубили голову одному из пленников за то, что тот часто снимал в жару рубашку, обнажая торс (а это было нарушение Важных Исламских Правил).
Данный пример представляется очень яркой иллюстрацией к проблеме, которую мы можем назвать идеалистическим фетишизмом (можно сократить до идешизма). Речь о такой форме примитивного идолопоклонства, в которой роль
деревянного фаллоса, наделённого сверхъестественными свойствами, играют некие слова и формулы.
Идешизм в некотором смысле является настоящей мировой религией - в том смысле, что он не стеснён ни государственными, ни языковыми, ни конфессиональными границами и с одинаковой лёгкостью проникает без смазки в коллективные представления любых групп, от диких островитян Минданао до диких островитян Манхэттена. И от упоротых индуистов до упоротых атеистов.
Слова в широком смысле - то есть символические формулировки, по идее обозначающие стоящие за ними сущности - в мозгу идешистов легко заменяют сами эти сущности и превращаются в самостоятельные мини-божества. В магические амулеты, защищающие носителей, дающие им некие привилегии и одновременно маркирующие чужих как зло и/или добычу.
Это явление зачастую не распознаётся как идолопоклонство - исключительно потому, что идолы/фетиши идешистов вытесаны не из гранита или берёзы, а из букв и звуков.
Здесь я, пожалуй, тряхну стариной и предложу обидный неологизм «Лингвам», от лат. Lingua (язык), санскр. Lingam (стилизованное изображение полового члена и олицетворяемой им созидательной силы, предмет поклонения) и, наконец, от оджибве Wigwam (уютная конструкция из шкур и палок, где можно спрятаться от жестокого мира).
Жизнь и головы окружающих нас землян, увы, полны лингвамов - фундаментальных кумиров идешизма, которым они самоотверженно служат, в которых прячутся от действительности и которыми заменяют сами понятия, когда-то ими обозначавшиеся.
В качестве примеров легко привести лингвамы с обеих берегов Атлантики и из разных эпох. Так, например, радикальные протестанты в ходе европейских войн Реформации при возможности уничтожали статуи католических святых и Девы Марии, именуя их идолами - и в то же время, вычитав в Деяниях апостолов, что у первых христиан «всё было общее», то и дело обобществляли собственных жён. Идея общей собственности (а также знаменитое «вы род избранный, царственное священство») превратилась в их головах в фетиш, сам по себе дающий магическую власть над грехом и, так сказать, обеззараживающий от него, подобно ультрафиолету, любые непотребства.
Не менее затейливы были наши отечественные старообрядцы, порвавшие связи с церковью на том основании, что из-за замены двоеперстия на троеперстие церковь потеряла благодать - но при этом активно практиковавшие т. н. беглопоповство (у них не было своих епископов, а по книгам рукополагать священников могли только епископы). Поэтому они тупо подкупали попов, рукоположенных никонианами, чтобы те их окормляли, или даже засылали своих студентов в семинарии, как мафия своих в полицеские академии, чтобы те выучились, рукоположились и вернулись к своим с настоящей сертифицированной благодатью. Обычная логика взирает на этот исторический анекдот с недоумением: если церковь потеряла благодать, то зачем вы партизанскими способами пытаетесь добыть себе благодать священства из неё же? Но перед нами не «логика-логика», а логика идешизма: лингвам двоеперстия никак не обязан бодаться с лингвамом обрядоверия.
<...>
Идешизм зачастую не просто девальвирует значение произносимых слов, образующих лингвамы. Он легко заменяет их практическое значение на рандомное или вовсе противоположное.
<...>
На днях мне попалась трогательная публикация об
исследовании, опубликованном в Journal of Social Psychology, посвящённая замеру уровня предубеждённости у американских граждан разных политических убеждений. Не откажу себе в удовольствии процитировать:
«В США консерваторы, обычно связанные с Республиканской партией, выступают за ограничение вмешательства государства в экономику. Они также за снижение налогов, сокращение государственных расходов и минимальное регулирование бизнеса. Консерваторы склонны отдавать приоритет традиционным ценностям, часто поддерживая политику, поддерживающую консервативные интерпретации семьи, религии и национальной идентичности. Они подчеркивают личную ответственность и самостоятельность.
Либералы же, часто связанные с Демократической партией, поддерживают более активную роль правительства в обществе и экономике. Они выступают за политику, направленную на устранение экономического неравенства, такую как повышение налогов для богатых, расширение программ социального обеспечения и усиление регулирования бизнеса. Либералы также настаивают на социальной политике, которая продвигает гражданские права, защиту окружающей среды и равенство в таких областях, как пол и раса».
Да. «Либералы» в Америке - это левые околосоциалисты с сильным интернационалистским и феминистским уклоном, выступающие против угнетения всего, что можно рассматривать как «угнетаемое их противниками», и парадоксальным образом продвигающие групповые идентичности. Соответственно «консерваторы» суть сторонники индивидуализма и индивидуальной ответственности, свободного рынка и защиту индивидов и семейных ячеек от вмешательства их противников.
Это не просто перевёртыш наших представлений о консерваторах и либералах - это попросту другая конструкция: многие наши «консерваторы» собраны, увы, из лего «экономический околосоциализм и общество благосостояния, в котором все замужем за государством» плюс «православие / юрославие и наррродность». Либералы же - обычно вообще не имеют иных «собачьих свистков» для самоидентификации, кроме соответствия позиции Демократической партии США.
Но прикол в другом.
Цитата: «Исследование показало, как либералы и консерваторы в Соединённых Штатах оценивают профессиональные качества, личный характер и пригодность человека к работе на основе записей этого человека в [экстремистской соцсети]. Результаты показали, что обе группы склонны более негативно оценивать идеологически противоположных людей. Однако эта предвзятость была в три раза сильнее среди либералов по сравнению с консерваторами».
Причина такого дисбаланса, между прочим, на свой лад забавна: либералы в США образованней.
Фокус в том, что (тут я сошлюсь на автора New York Times,
пытающегося найти корни текущих студенческих антиизраильских протестов в крупнейших университетах США) система высшего образования в данной державе имеет один смешной изъян. Если в изучении мыслителей древности, средневековья и далее вплоть до конца XIX века программы американских университетов в общем следуют классической традиции (Платон и Диоген, Хризостом и Эпиктет, средневековые реалисты и номиналисты, Гоббс и Декарт, Маркс и Адам Смит), то начиная с 1900 года полифония отрубается напрочь - и остаётся:
«антиколониализм, пол и гендер, антирасизм, климат. Франц Фанон и Мишель Фуко. Барбара Филдс и коллектив реки Комбахи. Размышления о трансатлантической работорговле и о том, что изменение климата - это „колониальное наследие“.
Чтобы понять мир до 1900 года, студенты Колумбийского университета читают ряд текстов и авторов, которые важны для понимания Америки и Запада в целом: греческих и римских, религиозных и светских, капиталистических и марксистских.
Чтобы взаимодействовать с современным миром, миром, на который они готовятся влиять и руководить, они читают тексты, которые важны для понимания только точки зрения современных левых.
Я довольно часто общаюсь со студентами колледжей и старшеклассниками, и часто можно встретить детей, у которых всё понимание современных политических проблем состоит из расизма и изменения климата. Они не обязательно с энтузиазмом принимают эти нарративы. Но они составляют массив представлений, которые им дают в качестве маст-хэв набора представлений о том, что образованный человек должен считать важным или достойным внимания.
Это имеет два эффекта: общий и специфический для нынешних протестов в Колумбийском университете. Первый эффект - резкое интеллектуальное и историческое сужение взгляда. В учебниках Колумбийского университета XX века эпоха тоталитаризма просто исчезает, оставляя деколонизацию единственной крупной политической драмой недавнего прошлого. Нет ни Оруэлла, ни Солженицына; есть эссе Ханны Арендт о войне во Вьетнаме и студенческих протестах в Америке, но нет «Истоков тоталитаризма» или «Эйхмана в Иерусалиме»».
Иными словами: в мозг самых процветающих в экономическом плане и привыкших оценивать себя высоко и одобрительно молодых американцев - напихан ряд совершенно безальтернативных лингвамов. И притом они (в силу своего экономического благополучия и относительной гарантированности будущего) живут в среде, где торжественные процессии со священными лингвамами не встречают препятствия - и, таким образом, не оттачиваются в критическом анализе, а остаются тупыми и на свой лад беззащитными.
Что случается с человеком, чья картина мироздания, никогда прежде не подвергавшаяся тесту на состоятельность, внезапно сшибается с какой-либо критикой? Правильно: случается приступ ярости. Какая-то сволочь, не имеющая права существовать, вылезла из мирового хаоса и ставит под угрозу не только мою субъективную популяционную ценность, но и сами основы моей субъективной безопасности.
…Это основное. А что именно написано на булле-амулете современного идешиста («патриот», «либерал», «либертарианец», «коммунист», «православный» или «научный скептик») - не имеет никакого значения. Не потому, что убеждения не имеют никакого содержания сами по себе, а потому, что они не имеют никакого содержания для него.
В свете сказанного всякий ув. современник, желающий жить сознательной жизнью - должен безусловно и регулярно подвергать собственную шкатулку с ценностями, позициями и убеждениями придирчивым инспекциям на предмет их истинности. И если среди них обнаруживаются лингвамы (а они постоянно норовят пробраться в мозг и осесть там) - их из своей головы следует брезгливо выкидывать, заменяя на нечто жизнеспособное.
Жизнеспособность и истинность же идей проверяется тем, насколько они в состоянии существовать в имеющемся мире, не предписывая его непременно уничтожить и переделать.
Чем отличаются от описанных в цитате эльфов отечественные идешисты, поклоняющиеся в такие дни, как сегодня, лингваму Труда? Ничем. И ровно так же они ничем не отличаются от упомянутых в начале оной цитаты филиппинских атавусов (кстати, ЧСХ, о них писало то самое издание The Atlantic), считающих себя мусульманами, но не потрудившихся ознакомиться с Кораном.
Созидательную деятельность, не связанную с "разрушением до основанья", мордорские вместолевые пациенты тупо
не осиливают.
Например, мне не доводилось слышать о том, чтобы какой-нибудь мордорский поборник "военного коммунизма", совершил бы то, на что были способны жившие при родоплеменном строе племена сяньби (древних монголов). Практиковавшие взаимопомощь, наделявшую попавших в неблагоприятные обстоятельства соплеменников тогдашними средствами производства:
...Сяньбиец не мог обеднеть. Если он терял свой скот из-за падежа или угона врагами, соседи давали ему по овце, и через два-три года он восстанавливал свое хозяйство. Помимо этого он сам шёл в набег и либо возвращался богатым, либо не возвращался вовсе. Сяньбийцу нужны были не богатство, оставшееся в руках его жены или матери, а вес и положение в той системе, в которой он находился.
Лев Гумилёв "Хунны в Китае"
Вы знаете о современных мамкиных революционэрах, делящихся своими средствами производства с товарищами, дабы последние смогли восстановить благосостояние своих семейств и далее посвящать себя только борьбе за права трудящихся (упрочая собственные "вес и положение" в той идеологической системе, которой оные революционэры с понтом придерживаются)? И я не знаю. То есть, проявления истинного социализма, доступные и практикуемые много веков назад на просторах Евразии - продвинутым современным левакам неизвестны. Они не создают артелей, не трудятся ради самого процесса созидания, не подают этим трудом пример другим людям, а ноют и кукарекают в интернетах, истово поклоняясь всяким привлекательным для инфантилов лингвамам.
Например, лингваму Труда, из которого полностью выхолощен смысл - сам
содержащий истину Труд, и оставлена лишь не требующая культуры усилий деревянная полированная оболочка МПХ.
Таких клованов я сегодня с Праздником Весны и Труда не поздравляю.
Мои поздравления - тем, кто трудится ежедневно, и чьими усилиями любимый наш Мордор восстал из пепла, отправив и продолжая отправлять ежедневно сигналы в адрес тех, кому не по душе наше существование.