В очередной раз отшумела Грелка
Традиционно рассказ публикуется в том виде, в котором играл.
ИНДЕКС ГЕРОИЗМА
- Рядовой Абверкромвель! - изможденный лихорадкой майор оглядел строй и устало махнул мне рукой. Уже рядовой. Быстро, однако, они спихивают вниз.
- Я! - гаркнул что есть мочи. Чуть фильтры не повылетали. И для кого я стараюсь? Всем ведь известно, что сейчас будет.
Фарс. Как и вся эта война, идеалы и армия. Интересно, среди нас есть хоть один настоящий кадровый военный?
- Выйти из строя. - майор зашелся в приступе кашля. Из-за его спины вынырнул подтянутый лейтенантик. Молодо-зелено, совсем недавно прибыл грузовозом Компании. Тело тренированное, новенькое. Сколько времени понадобится местному климату, гравитации и норухам, чтобы измочалить это тело в труху? Перехватываю несколько завистливых взглядов ветеранов в изношенных телах, застывших в противоположном ряду.
Такие чувства вырываются наружу помимо воли.
Делаю три уставных шага.
Так вышло, что пришлось маршировать прямо на столб с перекладиной, вбитый в землю в центре площадки. Каре нашего славного пехотного полка, словно стенами древней крепости, окружило этот пережиток прошлого.
- За проявленную трусость, повлекшую за собой безвозвратную потерю живой силы численностью до роты, рядовой Абверкромвель приговаривается к насильственной отправке на Землю с лишением пенсии и социальных льгот. Также… - лейтенантик бубнил приговор по бумажке.
Отлично. Они на меня еще и всех собак спихнули.
Барни сам оставил меня наверху. И приказ он отдал. А выходит, я их всех под землю заманил, на съедение оставил, сам домой ретировался.
Пустое. Все это глупости. Плевать.
Плевать...
Переживу несколько, наверное, самых неприятных мгновений в моей жизни и окажусь на военной базе. На Земле.
Дома.
Я нервно сглотнул. Умирать, хоть и в этом теле, страшно. Пусть оно искусственное, устаревшее и измотанное, но оно стало мне почти родным. Выглядит неважно - шрамы и протезы, зато за два года не подводило меня.
Почти.
Будь тело помоложе, меня отправили бы на рудники или в патруль за внешний периметр, донашивать гарантийный срок. Но кто-то сверху решил эффектно наказать меня. Своя логика тут есть. Доставлять тела на эту планету дорого, обслуживать станцию-червоточину на орбите накладно. И постоянно восстанавливать все эти антенны тоже хлопотное дело.
На заседании трибунала я молчал.
А что тут скажешь?
Да, наш отряд сильно потрепало. И по совести нам лезть в то логово было совершенно ни к чему. И ни один из нас, даже командир, не был готов к этому новому виду норух. Они попёрли изо всех щелей! Тысячи мерзких тварей.
Злобных, тупых.
Командира моментально облепили отвратительные меховые щупальца. Клянусь, перед самой смертью он визжал.
Помогли огнеметчики. Они отогнали первую волну, расчистив нам площадку. Командира и еще несколько человек, среди которых были оба радиста со “спутниками”, норухи утащили под землю.
Мы знали, что твари безрассудны, но трусливы. Стоит только заставить их отступить - и следующая волна, состоящая из серых мохнатых тел, придет нескоро.
Лично я был против того, чтобы соваться вниз. Да, разведка подземных городов, большей частью заброшенных и опустошенных, - наша прямая обязанность. Но мы находились слишком далеко от базы. Патрулирование здорово вымотало нас, две ночные стычки в джунглях предгорий стоили нам нескольких жизней.
Нам не повезло, что старшим у нас оказался Барни.
Он уперся: “Пойдем!” - и ни в какую не захотел отступать. Один из наших гренадеров наотрез отказался подчинятся - Барни его избил, ему это было сделать несложно, он из новогодней партии, а затем заставил взять винтовку и идти в авангарде.
Меня, как более-менее знакомого с местностью (я в этом секторе с первого дня), и еще пару человек, оставили в арьегарде. Охранять вход. Дело, в общем-то, бессмысленное: норухи никогда не заходят с тыла.
Правила есть правила, тем более, разработаны они на Земле большими стратегами.
Отряд ушел под землю.
И больше я ни кого из них не видел.
Через девять с половиной минут интерком взорвался какафонией криков, взрывов, стрельбы и дикого рева. Я никогда не слышал, чтобы норухи издавали хоть звук, находясь на поверхности. В этом ужасающем рычании была ритмичность. Своеобразный марш, клянусь, не хуже, чем выступление волынщиков на параде, устроенном в честь отправки нашей партии сюда.
Сквозь шум несколько раз отчетливо донеслось: “Нужна поддержка! Нужна поддержка! Нужна…”
А потом все стихло.
Мы все перепугались. У меня давно уже нервы были не в порядке, пытался даже комиссоваться по этому поводу. А вот оба паренька, не обстрелянных еще, откровенно струсили. Один отшвырнул винтовку и бросился в сторону джунглей.
Он ревел, как девчонка. Сидит, наверное, сейчас на Земле в каком-нибудь баре и топит свои ночные кошмары в дрянном виски - в джунглях, кроме норух, хватает своих милых тварей.
Второй солдатик быстро пришел в себя.
Вопросительно посмотрел на меня.
Видимо, ждал, что я прикажу - согласно Уставу - отправиться вниз и сдохнуть там. Компания щепетильно относилась к трусости на поле боя. Безвозвратные потери всегда были на втором месте после индекса героизма.
Барни оставил нам один из термоядерных ранцев. Отомстить за товарищей - ведь это так правильно. По Уставу и по совести. Паренек ждал приказа.
И я приказал. И парень, не скрываясь, вздохнул с облегчением.
Когда мы уходили, мой напарник заметил чудище. Норуха довольно мерзко, низким утробным, с подвываниями, голосом, скулила. Обожженый бок, клочья серой шерсти, горелый хитин внутреннего панциря, волокна разорванных мышц и черная жижа вместо крови.
Отвратительное зрелище.
Солдат вскинул винтовку - добить. Я остановил его. Это бессмысленно. Одной тварью больше, одной меньше, а патроны следует беречь.
...Добирались до базы трое местных суток. Неделя будет по земному счету. Пайка еле хватило. А вот генератор воды подвел - утром второго дня вышел из строя. Под пятью палящими разноцветными солнцами это была настоящая катастрофа.
Мы все шли и шли. На третий день паренька цапнула за ногу погремуха, местный аналог пресмыкающегося гада. Яд, точнее желудочный секрет, просто растворяет жертву изнутри.
Когда-то из-за похожей твари я лишился ступни.
Паренек был уверен, что я его брошу, как бросил оставшихся в тех пещерах. Я не спорил с ним, просто тащил.
Нас подобрал патруль. Очень вовремя, надо заметить. Ночь паренек не пережил бы.
В лагере он как-то быстро оклемался, получил протез и медаль за ранение. Не постеснялся напялить ее, когда свидетельствовал против меня на трибунале.
Дело простое.
Я Устав нарушил, потому что и сам не умер, и солдату не приказал. Он подчинился приказу, доставил дезертира на базу и сообщил ценнейшие разведданные. Для нестроевого человека звучит как бред, а я и раньше знал - что бы не произошло, вывернуть это можно по-разному.
То, что я настаивал на подземной операции, парень сам присовокупил. Не знаю, зачем ему это? Спросить бы, тем более, стоит он совсем рядом с майором, бросает время от времени радостный взгляд на свои новые нашивки.
Жаль, нам категорически запрещается связываться с Землёй. А то я бы спросил Барни, кто там и что приказывал.
Повесят? И ладно. Норуха отхватила мне кисть в прошлом году. Жужелица истыкала всю спину шипами. По ночам дышать тяжело, а очередь в барокамеру - на месяц вперед расписана. Местный месяц.
Жалко пенсии, я рассчитывал на нее. Бонусы сгорят. Родителей выселят из славного домика в пригороде.
Впрочем, плевать. Я настолько устал, что даже не против виселицы.
- Рядовой Абверкромвель, ты готов искупить смертными муками свою вину?
Начинаю ненавидеть этого лейтенантика. Интересно, насколько хватит его пафоса? Он представляет, что такое смерть?
Я промолчал.
Майор сделал отмашку. Из каре к центру площадки шагнули командиры отделений. Такова традиция.
Именно в этот момент Периметр - сразу в нескольких местах! - взлетел на воздух.
Каре треснуло. Рявкнула и захлебнулась сирена, жалобно тренькнули пулеметы на вышках - и смолкли. Я услышал знакомый ритмичный рёв.
Почва задрожала в такт.
Воздух взорвался командами, бранью, заурчали двигатели бронированных мастодонтов. Очереди выстрелов слились в единую реку свинца.
Норухи стремительно приближались.
Пехотинцы разбегались, занимая места согласно боевому расписанию. Один за другим взмыли в небо несколько звеньев винтокрылых разведчиков-истребителей.
Когда и, главное, куда уковылял майор, я не заметил. Лейтенантик суетился у медицинского блока. Быстро бегает.
А что делать мне? Самому в петлю лезть или проявить чудеса героизма и кровью смыть позор? Я подумал о родителях и проклятой пенсии.
Вот ведь.
Я бросился со всей возможной скоростью к оружейной, на ходу соображая, что сказать охране. Мужики-то поймут, но каждый из них подумает, что нынче ты герой, а завтра - отправят домой через повешение.
Я не добежал.
Как потом оказалось, норухи загодя прорыли тьму тоннелей под нашим лагерем. Они мастера на такие штуки - ни один сейсмический прибор их не засек, а наш лагерь нашпигован ими по самое не хочу.
Не успели наши бравые вояки скосить огнем первые ряды тварей, как поверхность почвы во всем лагере вспухла и, задрожав, просела на несколько метров вниз.
Я упал в самый центр кишащей серой массы. Удивительно - мех живых норух оказался мягким, теплым, практически без запаха. Знакомый биолог как-то объяснял, что это не мех даже, а особый орган слуха. Мертвые норухи, а я только таких и встречал за все время службы на этой планете, смердят так, что близко к ним не подойти. Пробивает любой фильтр. Мех превращается в ломкие колючки.
Мои руки и ноги моментально обхватили десятки щупалец. Разом все дернули в стороны, думал, сейчас четвертуют. Внезапно норухи застыли.
Сквозь плотный мех я едва слышал, но то, что услышал, будет преследовать меня до конца жизни.
Треск костей, крики обреченных, недолгий вой умирающих, хлюпанье, чавканье, лязг зубов - и победный ритм неземного яростного марша.
Меня вырвало.
Над лагерем несколько раз прошли истребители. Сначала летчики не рискнули открыть огонь, но потом жали на гашетки бесперебойно. Боезапас слишком быстро вышел, да и лагерь затих. Летчики все правильно сообразили, сделали вираж и ушли в горы.
Несколько машин потом обнаружили на краю джунглей, видимо, возвращались из разгромленного лагеря горняков. Там почти все и погибли. Я видел кадры, снятые камерой одной винтокрылой машины: норухи, прыгающие высоко в небо и раскрывающие свои чудесные пестрые крылья…
Державшие меня твари завошкались, пришли в движение и ловко, единым целым, выбрались на поверхность.
Меня бережно опустили на землю.
Серые тела отступили.
Передо мной стоял самый настоящий норуший “патриарх”: белоснежный, раза в три крупнее воина-штурмовика (норухи бесполые, с развитой внутривидовой специализацией). И щупалец у него было заметно больше.
В передних “патриарх” удерживал какой-то сверток. Когда до меня дошло, что это такое, меня просто вывернуло наизнанку.
Мы все, я имею в виду людей, привыкли относится друг к другу, да и к себе, как к операторам временных оболочек. Тел никогда не жалели, да и обратная связь была достаточно притуплена для того, чтобы заметить отрубленный палец и спокойно дойти с ним до лазарета.
Но инстинкты слишком глубоко вшиты в нас. Даже осознание десятка парсеков не способно справиться с желудком при виде вывороченного и освежеванного тела.
Я узнал господина майора.
Вдруг свернутая набок голова его дернулась, медленно развернулась. Глаза уставились на меня. Вскрытая черепная коробка, в которую погрузилось одно из щупалец “патриарха”, не помешала майору произнести:
- Мы не убивать. Тебя. Не убивать.
Я не нашел ничего глупее, чем спросить:
- Почему?
- Ты не убивать раненный наших. Мы не убивать тебя. Обмен. Обмен начало.
Вот тут-то я покрылся холодным потом. Мы привыкли считать норух тупыми агрессивными созданиями. А они оказались холодными расчетливыми бойцами.
И мы о них совсем ничего, выходит, не знали!
Обмен говорите? Это обнадеживает. Тянем время, а там подумаем на досуге, если представится такая возможность, над новой информацией.
Ученые дома, на Земле, с ума сойдут, когда узнают, почему во всем Центре я один остался в капсуле связи.
Информация на вес золота.
Я больше никогда в жизни не буду работать.
- Хорошо. Обмен начало. Но ведь вам что-то от меня нужно?
- Обмен начало. Нужно. Ты будешь гонец. Ты остановишь этот война. Ты прекратить наше истребление. Ты гонец. Принеси нам мир. Спаси своих.
Я хмыкнул. Думаю, менеджеры, следящие за индексом героизма, отметят мою эффектную смелость перед лицом угрозы.
- Сюда придут еще воины. И они с радостью умрут за свою планету. Уничтожат твое логово. Найдут и других ваших… сородичей. Теперь по всей планете будут искать.
- Нет искать. Здесь все. - майор забулькал. Видимо тело, даже мертвое, имеет свой предел.
- То есть все?
- Весь народ Великих Копателей Корней. Тут. Никого нигде больше нет.
Новости с каждым часом все лучше и лучше. Наконец-то можно будет перейти от точечной разработки планеты к широкомасштабной колонизации. Если, правда, эта седая норуха не врет.
Это пусть эксперты потом разбираются. Сами прохлопали первую разумную расу, пусть теперь и найдут способ, как ее замирить.
Или уничтожить. Это даже надежнее.
Майор захрипел, забулькал, дернулся и затих. Щупальца мгновенно распустились, тварь отшвырнула тело. Откуда-то сзади передали еще одно распотрошенное тело.
Я узнал одного из наших ученых.
Бедолага. Все наши мозгляки были как на подбор трусливы. Берегли свои тела, тренировали их, прививали. Если такой умник отправлялся в джунгли, что редко, но случалось, мы устраивали чуть ли не войсковую операцию.
Компания в курсе была таких выходок, но начальство смотрело сквозь пальцы. А нам плевать. У всех свои тараканы в голове. Относится к телу на этой планете, как к своему собственному - глупое занятие, на мой взгляд, граничащее с сумасшествием.
“Патриарх” встряхнул свою жертву и запустил щупальце ей в голову.
Судорога скрутила бедолагу, меня обжег взгляд одного глаза (второй вытек). Скрипучий голос произнес:
- Не надо воинов. Останови. Останови. Вы же тоже тут умираете. Зачем столько смерти?
- Нам не страшно умирать. - по-моему, я совсем не покривил душой. мы столько раз отрабатывали на тренажерах смерть и выход из тела, что жизнь даже на Земле поблекла и приняла весьма фаталистический привкус. - Если надо, сюда придут тысячи - и утопят в крови твое мерзкое племя.
“Патриарх” задрожал всем телом. Только потом я узнал, что таким образом норухи выражают крайнюю степень своего удивления.
- Ты считать, что не умираешь тут? Голова этого че-ло-век говорит, что вы все умираете тут. Навсегда. Вы не операторы. Вы есть в ваших телах. Навсегда умираете.
http://www.leningrad.su/makod/show_product.php?n=1856