Был разгар осени, сухо, но холодно, ближе к нулю. Я поднималась по лесенке от эспланады к институту. На одной из верхних ступенек сидел кот, белый с серым. Когда наши глаза оказались на одном уровне и взгляды пересеклись, кот сразу как-то потянулся ко мне, будто меня и ждал. Куда денешься? Я взяла его на руки, укрыла от ветра рукавами - тогда у меня было осенне пальто с широкими рукавами. Он замурлыкал, стал лизать мне щёку.
(Н-да, от моих домашних, забалованных, такого не дождёшься - чтоб они тебя в щёку лизали.)
Взять его домой - третьего кота в дом! - я не могла себе позволить. Тогда я ещё училась, не работала, сама сидела у мамы на шее. И жили мы скромненько, прямо скажем. Да и как довезёшь из центра города на Крохалевку, без сумки, с пересадкой? Взрослый, тяжёлый... Опять же я шла в институт. Не с собой же его на занятия.
Дождавшись, когда из ближайшего дома выйдет кто-то, открыв изнутри дверь с кодовым замком, я занесла кота в подъезд, поднялась с ним в лифте на седьмой этаж. Выпустила его на площадку, а сама уехала обратно вниз. В надежде, что, может быть, он как раз и живёт в этом самом доме и как-нибудь найдёт свою квартиру. Или что его кто-нибудь пустит к себе. Ну или хоть... в подъёзде всё-таки потеплей, чем на улице.
Больше он мне на глаза ни разу не попался, хотя я ещё не один год там постоянно ходила, доучивалась.
У Бродского был такой кот - белый с серым, и звали кота - Миссисипи. Потому что Бродскому сказали, что в имени у кота должно быть много звука С.