44-ый проблематический бред

Jun 08, 2020 12:19

О собственных целях государства

Без сверхзадачи человеческое существование лишено смысла
Бехтерева Н.П.

Все мертвое плывет по течению, против течения может плыть только живое
Честертон Г.К.

Куда идём мы с Пятачком
Винни-Пух

Введение

Причиной появления данного бреда стал разговор ( вот тут) по поводу мой фразы "Мы не понимаем, куда идём". Мой сетевой товарищ возразил мне и привёл вполне убедительные аргументы, которые, однако, не заставили меня с ними согласиться. Чтобы прояснить суть моего несогласия, был написан данный бред.

Бред писался долго из-за недостатка времени и моей умственной деградации. Поэтому кое-что, может быть, несколько устарело по факту, но не по сути.


О форме нашей политики

У нашего государства есть стратегия. На текущий момент действует та, что была принята в 2006 г. здесь её текст.
Согласно этой стратегии основными целями являются 1) устойчивое повышение благосостояния российских граждан, 2) национальная безопасность, 3) динамичное развитие экономики, 4) укрепление позиций России в мировом сообществе.

Стратегия эта по значениям введённых в ней индикаторов уже не выполнена, но это в данном тексте не важно. Вероятно, можно сказать, что руководство РФ пытается следовать этой стратегии, и в некоторых пунктах это удаётся. В частности очевидны результаты по усилению обороноспособности.
Однако, например, повышение пенсионного возраста не предусматривалось этой стратегией (хотя в ней есть кое-что о проблеме количества пенсионеров). Это радикальный отход от намеченных задач, к тому же в некотором роде противоречащий первой цели стратегии - повышению благосостояния.

Задачи стратегии формулируются в ответ на "вызовы предстоящего долгосрочного периода".
Первый вызов - это усиление глобальной конкуренции.
Второй вызов - новая волна технологических изменений, усиливающая роль инноваций в социально-экономическом развитии и снижающая влияние многих традиционных факторов роста.
Третий вызов - возрастание роли человеческого капитала как основного фактора экономического развития.
Четвертый вызов - исчерпание потенциала экспортно-сырьевой модели экономического развития.

Всё это, наверно, правильно, и не вижу необходимости тут возражать. Однако, характер рассмотренной стратегии показывает, что эта стратегия является преимущественно реактивной политикой, т.е. стремлением к сохранению некоторого стабильного состояния и реакцией на силы и обстоятельства, которые могут нарушить текущее состояние.

Например, насколько я понимаю, возвращение после хаоса 90-х к построению нормальной обороны, к оживлению оборонной промышленности произошло далеко не сразу, а лишь тогда, когда агрессивность США приобрела уже угрожающие формы. До этих пор мы всё пытались играть в "партнёров" и подстраивались под западный мир.
К реактивному характеру относится также и изменение пенсионного возраста.

Стабильность - это основная задача реактивной политики. Понимается ли эта стабильность как стазис вообще, или как стабильность роста или ещё как баланс с внешней средой (т.н. устойчивое развитие), но в любой такой стабильности всё равно подразумевается некоторая неизменность, устойчивость процесса или состояния.
Но стабильность означает, что мы никуда не идём, а стоим на месте, а, точнее, плывём по течению технического прогресса, политических перемен в мире, климатических изменений и иных изменений, которые вдруг попадают в сферу нашего внимания.

Реактивная политика, очевидно, необходима. Но если у государства нет ничего кроме реактивной политики, то это сугубо логически означает, что собственных целей государство не имеет. Государство только лишь реагирует на нежелательные для него внешние или внутренние явления и процессы, но не имеет задач, не обусловленных текущими обстоятельствами и тенденциями. Реактивная политика подобна движению по течению, когда веслами только помогаешь двигаться более комфортно, но не имеешь желания и не видишь смысла плыть как-нибудь поперёк течения или даже встречь.

Эмпирически реактивная политика недостаточна. В-общем случае факторы, внешние по отношению к человеку или обществу, неуправляемы, как в силу сложности внешних систем, так и в силу неустранимой неполноты любого знания. Поэтому гарантий стабильности какого-либо сложного общественного процесса не может дать никто. Человечество не умеет влиять на мировую экологию, то есть один важнейший фактор внешней среды всегда остаётся либо совершенно непредсказуемым, либо совершенно неуправляемым. То же самое касается экономического благополучия. Это благополучие пока обусловлено ресурсами, которые могут исчерпаться. Никакий стабильности в долгосрочной перспективе быть не может. Политика, которая закладывает в свою основу заведомо невыполнимое условие, сама невыполнима и потому недостаточна.

Впрочем, это всё можно списать на несовершенство человеческой природы. Мы несовершенны, и потому неправильно критиковать самих себя за то, что мы не в состоянии учесть всё, что нужно учесть. Реактивной политикой заниматься нужно, невзирая на её недостаточность. Но когда масштаб влияния наших несовершенных реактивных действий оказываются угрожающим, то в обществе неизбежно возникают вопросы иного порядка, не связанного с реактивной политикой.
В первую очередь можно привести пример нежелательных последствий научных исследований или вреда от внедрения каких-нибудь технологий в нашу жизнь. Рациональное, технологическое обсуждение таких проблем обязательно сопровождается обсуждениями моралистическими, религиозными, политическими, мифологическими и прочими. Это объективный процесс общественного сознания, который своим существованием свидетельствует о недостаточности любой масштабной реактивной политики.

Но ещё более проблематичной выглядит реактивная политика в гуманитарной сфере. Я вообще сомневаюсь, возможна ли такая политика вообще. Как может выглядеть реакция, оформленная в виде государственной стратегии, на рост преступлений, на дегуманизацию отношений или на распространение каких-нибудь опасных культов? Никак: у нас ведь свобода. Реактивная политика ограничена экономическими мероприятиями. Неудивительно, что в вызовах нашей стратегии, перечисленных выше, нет ничего, связанного со сферой культуры, общественной морали или каких-нибудь нематериальных ценностей общественного значения.

О собственных целях государства

Что же это за собственные цели такие, и почему нельзя считать такими целями, например, задачи построения обороны государства? Что мешает под собственной целью понимать, например, рост благосостояния?
Ведь не навязывает же нам никто эти задачи. И ничто не мешает нам на воздействие внешней среды отреагировать противоположно - то есть не строить ничего в военной сфере или даже вообще сокращать вооружения. Мы даже можем армию вообще упразднить. Разве это не признак свободной воли государства? И разве нужно что-то ещё, кроме реактивной политики?

Осознанная реактивная политика - это осознанная внешняя необходимость. Если человек следит за своим здоровьем - это реактивная политика. Если он откладывает деньги на чёрный день - это тоже реактивная политика. Но если этот человек колет себе стероиды, чтобы стать накаченным культуристом - это уже что-то, что можно назвать собственной целью. Когда СССР поставил целью выход человека в космос - это была в некотором роде собственная цель, несводимая на политическое противостояние с США. Тоже самое можно сказать про американскую лунную программу. Нацисты, решив создать общество сверхлюдей, тоже занялись собственной политикой. Да, собственные цели вовсе не обязательно хорошие, не обязательно практичные и даже не обязательно логичные (верую, ибо абсурдно). Они собственные, а не навязанные извне или не осознанные, как идущие извне. Государство, имеющее идеологию, вероятно всегда (т.к. идеология неоднозначная штука), имеет собственные цели.

Эти цели следует называть идеальными. Не потому, что они совершенны или благи, и не потому, что направлены на нечто в потустороннем мире, а потому что выражают стремления людей, не ограниченные текущей реальностью.

Идеальная цель - это как раз и есть отражение того, что есть постоянного в человеке или обществе и, следовательно, является в свою очередь образующим для последних. Общественная и человеческая константы - вот источник собственных целей, а не ответов на вызовы.

Отсутствие представления о конечной цели (идеале) это характерный признак нашего времени. В головах людей цель сегодня заменена процессом, содержание - формой, сущность - признаками. Многие очень любят фразу "вся наша жизнь игра". У процесса роста или у стабильного процесса, которые априори считаются чем-то ценным, нет никакого предела или идеального состояния, по достижении которого можно считать цель достигнутой.
Тем не менее существуют, хотя и не столь известные, противоположные представления, согласно которым постановка идеальных целей приводит к решению практических проблем в сложных системах. Я имею в виду работы Акоффа и его последователей по идеализированному проектированию.

Идеальная цель - это цель, не зависящая ни от чего, кроме себя самой. Такая цель предполагает своё задание без ссылок на какие-либо причины, свободным волевым решением. Чтобы разъяснить, в какой сфере возможны такие решения, надо слегка углубиться в вопрос причинности.

Причинность вообще имеет как бы несколько уровней. На первом уровне мы находим физическую и биологическую причинность. Здесь никакой воли нет вообще, а есть физическая осуществимость или жизненные потребности. Можно немного художественно сказать, что здесь главенствует принцип максимума действия.

На втором уровне стоит системная причинность и в частном случае - социальная. На этом уровне главенствуют информационные взаимодействия между элементами системы. Для социальных систем это образует мотивацию. Главным на этом уровне является приницип максимума информации.
Хотя поведение сложных систем таково, что слово "причинность" оказывается при ближайшем рассмотрении неприменимым, но воздействия мотивированных людей на других или на самих себя очевидны. Манипуляция сознанием имеет своим предметом как раз изменение мотивации.

Ясно, что и на втором уровне нельзя найти свободную волю людей и, как следствие, государства. Свои желания никто не может превратить в нежелания, но только в силах не исполнять их на основании других, более сильных желаний. Социально определимая мотивация сама по себе слепа и неразумна. Социальная значимость таких штучек как мода, статус, традиции и прочее весьма велика, но кто может сказать, что их можно выбирать произвольно?

Человек, однако, существо иногда мыслящее, поэтому он может понять мотивы и потребности. Так рождается реактивная политика. Причинность здесь логическая. Это выражается в логической необходимости результатов тех моделей или интерпретаций, которые строятся для понимания мотиваций и потребностей, а также для построения плана действий в будущем. Максимум счастья всех - это принцип утилитаризма, который почти логически необходимо выводится из описанных предпосылок. Или польза - принцип прагматизма, который, кажется, уже стал в нашей стране доминирующим.

Свободы воли тут никакой нет, если, конечно, не считать свободой поведение из-за иррациональной мотивации. Это свобода движения по течению. И нетрудно видеть, что разумные цели - это не самостоятельные результаты мышления, а производные из мотиваций и потребностей. Никаких собственных целей мышление не порождает. Мышление само по себе только формально, а не содержательно.

Уровень утилитаризма или прагматизма - это потолок понимания для современных развитых государств. Во второй статье нашей конституции написано, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а обязанность государства - это признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина.
Права и свободы - это не что иное, как иное определение свободы мотиваций, а с "правом на жизнь" они захватывают и жизненные потребности. Политическая система препятствует отступлению от этих определений: пусть кто-нибудь на выборах попробует сказать о снижении уровня жизни, о жертвах. Не выберут.

Логическая необходимость не имеет такого воздействия, как физические силы или довление желаний. Человек или государство могут действовать неразумно или из-за противоречащих мотиваций, или из-за ошибок. Но свобода действовать неразумно - это свобода произвола, которая опять же либо производна от мотивации, либо принципиально иррациональна. Но сама возможность алогичного поведения человека даёт основания предполагать, что существует ещё один уровень, несводимый на социальную определённость или физическую необходимость.

В пользу этого уровня говорит и другой факт: наличие в общественном и личном сознании понятия долга. Как бы ни сводили долг к традициям, к каким-то социальным механизмам, в нём имеется неустранимый элемент: безусловность и противоречие (хотя бы потенциальное) всем остальным мотивам или потребностям. Долг являет собой другую "причинность" - нравственную, и именно в ней в нахожу возможность постановки собственных целей государства.

Сверхзадачи - базис собственной политики

Все собственные цели государства могут быть достижимы только на главном пути человечества. Это главный путь - развитие человека, и чтобы под этим развитием не предполагалось, в результате такого развития всегда должно быть стремление к созданию новой социальной реальности, к какому-то качественному переходу в обществе. Иные пути логически не существуют. Стабилизация как цель ведёт нас к реактивной политике. Как цель она может быть оправдана, только и только если общество или человек стали совершенными. Поэтому стабилизация - это фиксация текущих пороков и болезней, которые со временем неминуемо подточат существующие достижения и преимущества.

Но что может быть вообще таким развитием? В сфере физической или умственной никакого развития человека быть не может. Современные люди нисколько не умнее тех, кто жил пару тысяч лет назад. Физические кондиции стали лучше из-за питания, но не настолько, чтобы ими можно было хвалиться. Генетические ограничения - это, конечно, направление для поисков собственных целей, но пока это направление сугубо гипотетическое и по сути антигуманное, противочеловеческое. Это развитие через отрицание самого человека.
Стремительный технический прогресс - главный двигатель современного социального развития - является следствием реактивного поведения человеческих обществ, направленного на создание комфортной среды обитания, увеличение материального богатства и усиление военных возможностей.
Из того, что достойно именоваться целями технического прогресса, я бы назвал удлинение жизни, уменьшение болезней, искоренение голода и нищеты. Но неуправляемость природы сильно ограничивает движение в этом направлении. Эксперименты с человеческим организмом, достижения с\х технологии, распространение доступной еды уже давно обнаружили побочные эфффекты, могущие перечеркнуть положительный эффект.

Нет, физическая сфера не годится для главного пути человечества. Разумеется, голод и болезни, сопровождавшие человеческие сообщества в доиндустриальную эпоху, а сегодня - экологические изменения могут претендовать на главную цель человечества какое-то время, пусть и очень продолжительное. Голодающему человеку неуместно говорить, что физическое неважно. Но борьба с голодом - это реактивная политика, которая, как уже сказано, необходима. Голод - это не несовершенство человека, а следствие несовершенства социального устройства и/или условий географической среды. "Мир - народам, земля - крестьянам, хлеб - голодным" - этот лозунг может служить символом реактивной политики почти всей истории человеческой цивилизации.

А вот нравственная история человечества, развитие морального поведения и этических представлений показывают колоссальные перспективы в том смысле, что людям принципиально ничего не мешает вести себя радикально иначе, чем обычно. Нравственный прогресс, похоже, единственный прогресс, который, с одной стороны, можно связывать с развитием именно человека, а, с другой стороны, этот прогресс ведом умозрительными принципами, не имеющими существенной связи с общественно определёнными мотивами и лично определёнными физическими потребностями и чаще этим двум противоречащий.

Это противоречие составляет основу трагедии человечества. Несовершенство человеческой природы не просто вынуждает совершать ошибки, но подменяет, искажает и извращает всё, что мы делаем в направлениях для себя важных и значительных. Именно из такого понимания родилась идея невмешательства. Но всё-таки свобода человека состоит не просто в осознании необходимости, а в возможности творить, не уничтожая себя самого. Поэтому-то так часто в высших своих проявлениях истинная свобода трагически ведёт к осознанной смерти. Герои Войны дают нам пример такой свободы.

Мне представляется, что разрешение этого ключевого противоречия и должно лежать в основе собственной политики.

Представления о развитии человека можно видеть в главных мировых религиях, хотя конкретные цели этого развития в религиях различаются. В христианстве это развитие - подготовка к Смертному суду, это надежда на воскрешение. В буддизме - уничтожение желаний для прекращения круга страданий.

Светское представление о развитии целовека воплотилось в русском коммунизме, о котором уже (или пока) можно говорить в прошедшем времени. Обязательное наличие в наших учебных вузовских стандартах философии и физкультуры, удивляющее иностранных преподавателей, является в некоторой степени наследием стремления к гармоничному развитию человека как строителя коммунизма.

Человек есть существо не только природное и общественное, но ещё и духовное. Не только чувственность и ум есть у человека, но ещё и воля, а воля логически необходимо стремится к добру (благу), каким бы последнее не представлялось. Если свободная воля определяется только сама собой, то и добро с логической необходимостью ценно само по себе безотносительно к каким-нибудь мотивам или условиям, а также желательно в качестве всеобщего закона. Эта всеобщность является не просто логически необходимой характеристикой, но и ключ к истинно всечеловеческому.

Описанное представление, выработанное старым классическим идеализмом Нового времени, исходит из того, что человек принципиально отличается от животного. Поэтому, чтобы быть человеком, надо ставить какие-то сверхзадачи, выходящие за пределы природного и общественного. И наоборот, чтобы ставить сверхзадачи, нужно быть человеком. Это необходимый и почти достаточный признак человечности вообще.

Об сверхзадачах по-разному в разное время писали философы самого разного направления.
Человек есть нечто, что должно быть преодолено, говорил Ницше устами своего Заратустры. Человек есть существо, преобразующее самого себя (Франк). Человек - это существо, недовольное самим собой и, следовательно, стремящееся себя перерастать (Бердяев).
Соловьёв определял человека как существо с бесконечными возможностями.

Дух и воля - именно в них сосредоточено собственное стремление человека, из них и только из них может выходить субстанциональное, самостоятельное движение человека. В нашем же мире признаются только ум и чувственность, рационализм и материальность, и обе эти добродетели подвергаются очень большим искажениям. Без духовной составляющей человек - это только функция, лишённая самостоятельности, средство для внешних целей, акциденция без субстанции.

Содержание сверхзадачи - это не количественное, а качественное изменение существующего, преображение. Сверхзадача выводит человека за рамки обыденности, сиюминутности и позволяет прикоснуться к тому, что стоит выше отдельного человека, но значимо для каждого разумного существа. Сверхзадачи придают смысл науке, глубину искусству и перспективу государственному строительству. Собственные цели государства, таким образом, есть отражение сверхзадач, которые имеются у некоторой заметной совокупности подданных этого государства, на текущие условия, в которых данное государство существует.

Мы не способны сейчас на собственную политику

Как же сегодня обстоит дело с возможными собственными путями нашего государственного строительства.

Сегодня существует запрос на государственную идеологию. Поговаривают даже о необходимости соответствующей поправки в конституции.
Многие люди чувствуют, что им не хватает того, что выходило бы за рамки текущей борьбы за существование государства или за повышение уровня жизни.
Если людей, говорящих о государственной идеологии, не считать фантазёрами, то этот запрос есть просто признак наличия духовного измерения, но не более того. Полагаю, что мы неспособны сегодня родить никакой идеологии, и об этом свидетельствуют два соображения.

Во-первых, представление о духовном, описанное выше, это метафизическое представление. Поэтому, чтобы хоть как-то построить идеологию, придётся хотя бы косвенно оперировать метафизическими (точнее, субстанциональными) категориями, а это для преобладающего современного сознания неприемлемо. Последний исторический опыт субстанционализма - это опять русский коммунизм, хотя в нём самом была сильна тенденция открещиваться от метафизики.

Для большинства практических людей сегодня того, что нельзя измерить каким-нибудь прибором, не существует вовсе, а т.к. дух измерить нельзя, то вся нравственная сфера у таких людей будет сводиться либо к природной, либо к социальной сферам, то есть уничтожаться вовсе.

Во-вторых, сегодняшнее наше государство основано на главенстве прав, а не обязанностей. Во второй статье нашей конституции пишется, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина есть обязанность государства.
Кстати, согласно нашей же конституции у граждан имеются обязанности шести следующих видов: защищать Родину, заботиться о детях, беречь памятники, получать основное образование, выполнять законы и платить налоги.

Полагаю, что в этих положениях конституция вполне увязана с текущим состоянием общественного сознания. Мне кажется, в нашем обществе отсутствует готовность нести потери. Не потому, что люди все такие эгоисты, а потому что в общественном сознании нет ничего такого сверхценного, кроме мотивов и потребностей, гробиться из-за которых означает их терять. Нет смысла.
Конечно, существует много людей, которым хочется чего-то большего в будущем, и они ради этого терпят лишения в настоящем, но очевидно, что всё это ограничено личными и только личными задачами, поэтому никакой общественно значимой сверхзадачи отсюда не возникает.

Согласно Лосеву, человеческое сознание (в широком смысле) имеет два идеальных типа: авторитарный и либеральный. Авторитарное сознание предполагает существование вечных объективных ценностей, в конечном счёте определяющих всё мироздание. Либеральное сознание такие ценности отрицает, сводя в конечном счёте всё к субъективному. ( Вот тут есть мой подробный конспект Лосева на эту тему.)
Из такого определения ясно, что последовательный либерализм неспособен к собственной политике, ибо в последней предполагается нечто, выходящее за пределы жизни отдельного человека. Последовательно либеральное государство существовать, однако, не сможет вовсе по причинам, несвязанным с существованием-отсутствием собственной политкии. Современные либеральные государства демонстрируют нам некоторые элементы авторитарного сознания, которое воплощается в элементы собственной политики.

А не самообман ли это всё

Многие из тех, кто считает себя реалистами, скажут, что все эти сверхцели - выдумка, надстройка, субъективность и т.д. И даже если не обращать на этих реалистов внимания, правильно будет задать самому себе некоторые вопросы. Ведь красивые слова, как и всё человеческое тоже имеют свойство подмены. Мы склонны к самообману, и вся эта идельная нравственная надстройка, может быть, тоже не более чем красивые слова.

На этот счёт можно однозначно утверждать, что пока не существует эмпирической теории общества или эмпирической теории человека (а их и не будет никогда), "реалисты" находятся в том же самом положении, что и "идеалисты". В отличие от естественных наук, прочно стоящих на общезначимости опыта и математики, способ нашего понимания человеческого или общественного поведения совершенно иной, основанный на словесных интерпретациях и аристотелевой логике, не обладающих достаточной однозначностью, а потому и не имеющих общезначимости.

Требование сверхзадачи это гипотеза, на которую можно теперь можно взглянуть исторически.

Нет сомнения, что потребность в собственной политике может возникнуть только тогда, когда вообще появится возможность ставить свои собственные цели. Можно было бы сказать, что в доисторическое время люди были заняты только выживанием и потому никакой иной политики, кроме реактивной иметь не могли. Однако изначальное существование искусства (даже, как будто, и у неандертальцев) опровергает такое представление. Искусство - это, конечно, никакая не политика, но это явное выражение чего-то своего, собственного. Искусство это не только отражение действительности, но ещё и при этом совершенно неадекватная реакция на эту действительность. Искусство - это признак существования духовного уровня в человеке.

Принятие христианства в качестве государственной религии Византии в 330 г. означало появление государства с собственной политикой. Здесь не важно, были ли ранее государства с собственной политикой. Важно, что существование государств, признающих перед собой идеальные цели, является историческим фактом.

Другим фактом, о котором уже упоминалось, является современный поиск нашей "государственной идеи". Вот, наш президент 10 мая 2020 г. заявил, что наша национальная идея заключается в патриотизме. Последние несколько лет внедрение этой "идеи" в наше общество идёт очень бурно, и общество не остаётся безучастным, а это и есть свидетельство запроса на собственную политику. Никаких идеальных целей из патриотизма, конечно, не вывести, но это уже другой вопрос.
Пока же ничего более объединяющего, чем память о Войне, в нашей стране не обозначилось, культивирование темы Великой Отечественной будет объективным процессом в нашем обществе, которое перестало распадаться или пытается сохраниться.
Нечастые всплески в нашей стране обсуждений про необходимость цензуры в кино или на ТВ - это тоже элементы, в которых можно видеть запросы на постоянные ценности человека, образующие границы поведения и выражения.

А как же дела обстоят у "бездуховного Запада"? У Запада собственная политика уже давно есть. Это насаждение культуры педерастов, трансвеститов и прочих подобных недочеловеков, насаждение, не отвечающее ни на какие текущие вызовы, но лежащее целиком в нравственной сфере и вполне "развивающее" человека. Можно обозначить эту политику как политику толерантности или политику отвлечённого либерального морализма, который ведёт к отрицанию личности. Подробно структуру этого духовного явления я описывал здесь.

Полагаю, что интерпретация этих и некоторых иных исторических фактов сугубо в экономическом и/или политическом духе неудовлетворительна, и вижу в них в том числе (и даже главным образом) проявление собственных целей общества.

Заключение

Необходимость в управлении собственной духовной сферой пока отрицается официальной политикой, но современные информационные технологии уже позволяют видеть, как такое управление возможно. И как только это управление будет признано рациональным в экономическом или политическом смысле, его обязательно внедрят в практику. Однако если при этом у государства и у людей, его составляющих, не будет собственных целей, это управление просто закрепит человека как функцию экономики. Если в прошлом веке или ранее в условиях авторитарных государств можно было полагать, что личная духовная свобода представляет некоторую ценность как противопоставление авторитаризму в духовной сфере, то сегодня отсутствие такого авторитаризма грозит небывалым закабалением человечества, полным подчинением духовой сферы текущим задачам экономики и политики.

Проблематика

Previous post Next post
Up