Книжка минувшего года, типа
Есть один признак, отмечающий интеллектуальную честность и отвагу -- это готовность идти в выбранном направлении до конца. В интеллектуальной сфере, в области рассуждений, веры и сомнения способность увидеть дальние следствия любого утверждения дорогого стоит.
Скажем, какими увлекательными казались мне когда-то романы и рассказы того же Пелевина с его солипсическими построениями (от прочитанного первым “Девятого сна Веры Павловны” и до последовавших романов), или Кастанеды, или Ницше; идея о том, что субъективное представление о мире имеет не меньшее значение, чем объективная реальность, казалась важной и значимой. Но стоит один раз увидеть, что экономисты принимают в расчёт иерархии субъективных представлений (“rational behavior not only depends on economic agents’ beliefs about economic fundamentals, but also depends on beliefs of higher-order - i.e., players’ beliefs about other players’ beliefs, players’ beliefs about other players’ beliefs about other players’ beliefs, and so on”) -- то есть что субъективность не только признана значимой, но уже оказывается расчётным экономическим фактором, и масштаб всей картины радикально меняется. Начинаешь видеть, как постепенно развивается идея -- сначала она кажется смелой и прорывной, потом очевидной, потом превращается в инструментальное средство, в то время как человеческие представления идут всё дальше. И удивляешься, как это получается, что очевидные ныне вещи не были понятны с самого начала, как мысль могла останавливаться на самой первой ступеньке рассуждения: но, видимо, не всё возможно сразу, и, повторюсь, дорогого стоит каждый новый шажок, и способность видеть вперёд и идти вперёд в неведомое.
Отношение к детям (от проблемы беспризорности до ювенальной юстиции), проблема отцов и детей, вопрос воспитания и образования -- всем этим вопросам столько же, сколько самому человечеству. Но и в этой области происходило постепенное развитие. От естественной жалости и сочувствия к несчастным детям из бедных семей, несправедливо лишённым от рождения возможности развиваться так же, как их обеспеченные сверстники (все читали в детстве Марк Твена “Принц и нищий”, или “Детей подземелья”, или Диккнеса, или душераздирающие места из Гюго), -- дальше мысль шла к проблеме поколений (те самые “Отцы и дети”, а шире -- возможно, и всё, что касалось революций и смены мирового порядка: ведь бунтовала всегда в основном молодёжь), к проблеме передачи интеллектуального наследия (образование образованием, но как насчёт того, что старшее поколение “калечит детей по своему образу и подобию”?), и наконец к вопросу о том, являются ли дети “особыми существами”, и что такое человек вообще (из того, что читали все, можно вспомнить не только фантастику вроде Стругацких с их люденами и сверхцивилизациями, устраивающими пикники на обочинах, но и булгаковское “Собачье сердце”).
Добавила свой акцент и политическая история: “восстание масс”, массовость культуры, массовость войн, геноциды XX века привели от постановки вопроса в личном аспекте (отдельно взятый Евгений Базаров против Павла Петровича Кирсанова) к вопросам о социуме и его организации…
И так далее. И вот, событием минувшего года, завершающим (пока что) для меня огромный пласт идей и рассуждений о детях, взрослых и прочем, стал, как ни странно, совершенно неизвестный роман совершенно неизвестного писателя. Станислав Севельский окончательно станет моим Килгором Траутом, если напишет что-то ещё настолько же мощно действующее на мои мозги.
Теперь, стоит мне вспомнить о страшненьких ли детях у Бредбери или Кинга, или о “Повелителе мух” -- на всё я смотрю из новой открывшейся перспективы. Не так уж много Севельским добавлено. Но добавлено, на мой взгляд, очень важное. Это нечто, что носится в воздухе, что нельзя не понимать; что очевидно, но невыразимо (для меня даже сейчас, после прочтения книги) -- какой-то важный гвоздь, вбитый Севельским в центр круга, по которому ходили многие и многие до него.
“Дети” у Севельского отрезаны от “взрослых” во всех смыслах, по всем плоскостям: в биологии, в этике, в культуре. Роман во многом смешной -- но за юмором, а иногда и жёстким сарказмом надо стараться видеть, как точно ставятся вопросы и как точно даются на них ответы. Роман написан по-русски в период усиления политических протестов в России, когда политическое сообщество раскалывается -- на воинственных православных/националистов и воинственных либералов, на Поклоную и Болотную, не говоря о старых, не залеченных до сих пор разломах “Кавказ -- Россия” или “Россия -- Москва”. В некотором смысле роман Севельского может напомнить о чём-то важном и в этих вопросах тоже -- ибо раскол на детей и взрослых это универсальная модель абсолютного, полного раскола.
Наконец, это просто неплохо написано (говорю “неплохо”, так как эпитеты “отлично”, “превосходно” и т.д. суть компетенция более профессиональных критиков). Роман “держит”, “не отпускает”, в нём есть ритм и хорошая драматургия, при этом он совершенно не “высоколобый” и как тот же Пелевин обращён к практически любому читателю -- да, да, на вкус, на цвет… но мне понравилось.
Стоит сто рублей, выпущен безвестным издательством только в электронной версии. На SmashWords дешевле ($2.99), на Гугле дороже (130 рублей).
https://www.smashwords.com/books/view/382066
https://play.google.com/store/books/details?id=96gvAgAAQBAJ
На самом деле, моё удивление от этой книжки таково, что мне очень хочется, чтобы кто-нибудь ещё её прочёл. Просто сравнить впечатления.
Скажем, какими увлекательными казались мне когда-то романы и рассказы того же Пелевина с его солипсическими построениями (от прочитанного первым “Девятого сна Веры Павловны” и до последовавших романов), или Кастанеды, или Ницше; идея о том, что субъективное представление о мире имеет не меньшее значение, чем объективная реальность, казалась важной и значимой. Но стоит один раз увидеть, что экономисты принимают в расчёт иерархии субъективных представлений (“rational behavior not only depends on economic agents’ beliefs about economic fundamentals, but also depends on beliefs of higher-order - i.e., players’ beliefs about other players’ beliefs, players’ beliefs about other players’ beliefs about other players’ beliefs, and so on”) -- то есть что субъективность не только признана значимой, но уже оказывается расчётным экономическим фактором, и масштаб всей картины радикально меняется. Начинаешь видеть, как постепенно развивается идея -- сначала она кажется смелой и прорывной, потом очевидной, потом превращается в инструментальное средство, в то время как человеческие представления идут всё дальше. И удивляешься, как это получается, что очевидные ныне вещи не были понятны с самого начала, как мысль могла останавливаться на самой первой ступеньке рассуждения: но, видимо, не всё возможно сразу, и, повторюсь, дорогого стоит каждый новый шажок, и способность видеть вперёд и идти вперёд в неведомое.
Отношение к детям (от проблемы беспризорности до ювенальной юстиции), проблема отцов и детей, вопрос воспитания и образования -- всем этим вопросам столько же, сколько самому человечеству. Но и в этой области происходило постепенное развитие. От естественной жалости и сочувствия к несчастным детям из бедных семей, несправедливо лишённым от рождения возможности развиваться так же, как их обеспеченные сверстники (все читали в детстве Марк Твена “Принц и нищий”, или “Детей подземелья”, или Диккнеса, или душераздирающие места из Гюго), -- дальше мысль шла к проблеме поколений (те самые “Отцы и дети”, а шире -- возможно, и всё, что касалось революций и смены мирового порядка: ведь бунтовала всегда в основном молодёжь), к проблеме передачи интеллектуального наследия (образование образованием, но как насчёт того, что старшее поколение “калечит детей по своему образу и подобию”?), и наконец к вопросу о том, являются ли дети “особыми существами”, и что такое человек вообще (из того, что читали все, можно вспомнить не только фантастику вроде Стругацких с их люденами и сверхцивилизациями, устраивающими пикники на обочинах, но и булгаковское “Собачье сердце”).
Добавила свой акцент и политическая история: “восстание масс”, массовость культуры, массовость войн, геноциды XX века привели от постановки вопроса в личном аспекте (отдельно взятый Евгений Базаров против Павла Петровича Кирсанова) к вопросам о социуме и его организации…
И так далее. И вот, событием минувшего года, завершающим (пока что) для меня огромный пласт идей и рассуждений о детях, взрослых и прочем, стал, как ни странно, совершенно неизвестный роман совершенно неизвестного писателя. Станислав Севельский окончательно станет моим Килгором Траутом, если напишет что-то ещё настолько же мощно действующее на мои мозги.
Теперь, стоит мне вспомнить о страшненьких ли детях у Бредбери или Кинга, или о “Повелителе мух” -- на всё я смотрю из новой открывшейся перспективы. Не так уж много Севельским добавлено. Но добавлено, на мой взгляд, очень важное. Это нечто, что носится в воздухе, что нельзя не понимать; что очевидно, но невыразимо (для меня даже сейчас, после прочтения книги) -- какой-то важный гвоздь, вбитый Севельским в центр круга, по которому ходили многие и многие до него.
“Дети” у Севельского отрезаны от “взрослых” во всех смыслах, по всем плоскостям: в биологии, в этике, в культуре. Роман во многом смешной -- но за юмором, а иногда и жёстким сарказмом надо стараться видеть, как точно ставятся вопросы и как точно даются на них ответы. Роман написан по-русски в период усиления политических протестов в России, когда политическое сообщество раскалывается -- на воинственных православных/националистов и воинственных либералов, на Поклоную и Болотную, не говоря о старых, не залеченных до сих пор разломах “Кавказ -- Россия” или “Россия -- Москва”. В некотором смысле роман Севельского может напомнить о чём-то важном и в этих вопросах тоже -- ибо раскол на детей и взрослых это универсальная модель абсолютного, полного раскола.
Наконец, это просто неплохо написано (говорю “неплохо”, так как эпитеты “отлично”, “превосходно” и т.д. суть компетенция более профессиональных критиков). Роман “держит”, “не отпускает”, в нём есть ритм и хорошая драматургия, при этом он совершенно не “высоколобый” и как тот же Пелевин обращён к практически любому читателю -- да, да, на вкус, на цвет… но мне понравилось.
Стоит сто рублей, выпущен безвестным издательством только в электронной версии. На SmashWords дешевле ($2.99), на Гугле дороже (130 рублей).
https://www.smashwords.com/books/view/382066
https://play.google.com/store/books/details?id=96gvAgAAQBAJ
На самом деле, моё удивление от этой книжки таково, что мне очень хочется, чтобы кто-нибудь ещё её прочёл. Просто сравнить впечатления.