Белоснежка
Название: Белоснежка
Автор: cassiulia
Вид: фик
Жанр: романс, ангст
Пейринг: Ягудин/Плющенко
Рейтинг: G
Предупреждение: слэш
Отказ от прав: все герои вымышлены, все сходства с реальными персонажами случайны. Тексты песен принадлежат их авторам.
Примечание: Написано для моего Бэби, как и всё, что я когда-либо напишу. Аакелыш, с праздниками тебя! А также для милой Келли, спевшей мне потрясающе романтическую серенаду, вдохновившую на написание этой высокохудожественной хни :DDD
О, донна моя, краски дня догорели,
Так выйди скорей на балкон.
Моя королева, уж скоро неделя -
Как я безнадёжно влюблен.
Алёша. 13 лет. Начало.
Ничто не предвещало беды. На улице по-прежнему сияло солнце, чирикали птички, не знающие забот и тревог. Взрослые спешили по своим делам, по дорогам ехали машины, в реках текла вода. Это было не просто катастрофой, а расплатой. Ударом в спину, предательством. Ценой за все мои идиотничества, удачи, списанные контрольные, безнаказанно выбитые окна, прогуляные уроки, порно-журналы и лень, за все мои выходки, грубость маме и капризы, отговорки и препирательства с тренером, за все те случаи, когда я выходил сухим из воды. Пришло время расплатиться. Это было подло. Это было нечестно. Это было не вовремя. Сука судьба скалила свои клыки и адски хохотала, предъявляя на блюдце чек за всё. Это был конец.
Я влюбился.
Я встретил тебя на мосту у канавы,
Когда ты стояла, бранясь,
С торговкой базарной,
Как ты величаво ее опрокинула в грязь.
Алёша. Всё ещё 13 лет. Начало конца.
Нет, в самом фатке любви нет ничего плохого, все мальчишки в моём возрасте влюбляются. Кто в учительницу по литературе, как Илья, кто в соседку Машу с длинными косами, как Серёжка, кто в Наташу Королёву, как Артём... Это нормально. Эти девчонки такие милые, такие глупые, такие приставучие, что по-другому просто не получается. Это ведь здорово, гулять вместе по парку, или прогуливать уроки и есть весь день мороженое, а потом вместе болеть и хрипеть по телефону всякие глупости, не спать ночами и вдыхать запах "нечаянно" оставленного платка, зависать, вспоминая нежные губки и мягкие волосы. Всё это просто замечательно, так оно и должно быть. Но моя любовь не роняла надушенных платков. Моя любовь не ворковала со мной по телефону и не давала дёргать себя за косы. И погулять вместе по парку, взявшись за руки, мы могли бы только хорошенько напившись. Поцеловать мою любовь я смог бы наверное... Вырубив чем-нибудь тяжёлым. Моя любовь не красила губки и не завязывала банты. И хотя имела самые потрясающие на свете голубые глаза, они всё больше сверкали от ярости, чем от любви. Тонкие, хрупкие запястья вводили глупых и наивных в заблуждение. Удар левой у моей любви был поставлен мастерски. Проблема в том, что моя любовь не была девчонкой.
И звали его Женя.
О, донна моя, и с тех пор я страдаю,
И тихо пою при Луне.
Так выйди ж скорее ко мне, дорогая.
Ну выйди, что жалко? Ко мне!
Алёша. 13 лет. Этого не может быть со мной!
Я захотел его ярко и остро, сразу как только увидел. По телу пробежал жар и низ живота приятно скрутило. Он переехал к нам из какой-то жопы, но вёл себя по-царски. Уж не знаю чем я это заслужил, но меня он возненавидел сразу и, кажется, навсегда. Тренер представил его нам и попросил меня всячески его опекать. От его угрюмого "Здрасьти" старшие мальчишки одобрительно зашумели, и я тут же понял, что придётся ему не сладко. Но его мало что интересовало. Горящий взгляд был устремлён только на тренера. Так, наверное, смотрят на спасательную лодку, когда тонут. Я знал, что тренер не любит подлиз и льстецов, но тут было что-то другое. «Белый огонь», подумалось мне, да, именно так. Пацан горел. Алексей Николаевич это тоже заметил. Как заметил и прямую спину, и высоко вздёрнутый нос, и фантастическую, нечеловеческую, недетскую работоспособность и талант. Да, ещё бы старый лис пропустил такое. Короче, мы стали тренироваться вместе. Я когда видел эти белые волосы, эти горящие щёки, это худое тонкое тельце, ни о чём другом думать не мог, как только вжать его в стену и оттрахать, так, чтоб охрип от крика. Пацаны дали ему прозвище «Белоснежка». Не знаю, почему, но оно задевало его сильнее любых толчков и издевательств. Я как-то сразу свыкся с мыслью о том, что он мой. Вот избранный, весь полностью мой. Эта черта - не думать слишком много, а принимать дела в том виде, в каком они есть, упрощала жизнь. Я полюбил мальчишку. Ничего с этим не поделаешь. И как настоящий мужчина, я сразу решил, что птенца этого в обиду не дам. Он был хорошеньким, как девчонка, и сильным, чёрт, таким, крышу сносило только так. Потом мы поняли все, что сильно прогадали. Наш Женя оказался героем совсем другой сказки.
Я страстью горю, мне не будет покоя,
Так кинь мне хотя бы цветок -
О, боже мой, что это, снова помои:
Могучий и бурный поток.
Алёша. 16 лет. Терпение и труд!
- Да заткнись ты, грёбаная Снежная Королева!
- Да заткнись ты сам, и вали давай, пока не получил!
Любовь бывает разной. Если вначале мне казалось, что он меня не взлюбил, то теперь наши отношения, кроме как НЕНАВИСТЬ, назвать не получалось. Мы готовы были вцепиться друг другу в глотки. Мы изводили друг друга и жалили больно, отчаянно, не задумываясь, принимая это как данность, как будто это чувство родилось вместе с нами, а потом росло, росло, пока не приняло страшные, разрушающие формы. Он уже не был ребёнком, а я стал молодым человеком, любимым учеником тренера, любимцем всех... Безответно влюблённым идиотом. Сначала это беспокоило меня, я не мог найти, с какой стороны к нему подойти. Любые дружеские намерения он воспринимал как жалость. Я вовремя понял это и оставил его в покое, предупредив ребят, чтобы не лезли к Белоснежке. На самом деле, с такими мыслями в голове меня первого стоило бы держать в заперти. Я хотел его до одури, до темноты в глазах, пару раз чуть не сорвался, когда мы были вместе в раздевалке, от него так пахло, от парней в 14 лет так точно не пахнет, что я... Не знаю, провидение или ещё что, но тогда ничего не произошло. Я просто знал, чувствовал, что если заставлю его сейчас, потеряю навсегда. Эту нитку тонкую, это что-то, что нас держало, эту ненависть, пусть хотя бы её. Но она была только наша. Мы никого не пускали между собой. Наше соперничество было идеальным. Мне даже казалось иногда, что он смотрит на меня как-то иначе, чем на других. На долю секунды что-то мелькало в его глазах, но он прятал это так быстро... Я никогда не успевал...
Я только цветок попросил, дорогая,
О нет, не бросай, пощади...
Не надо в горшке, я и так умираю,
И сердце разбито в груди.
Алёша. 16 лет. Всё случается рано или поздно. Так или иначе...
Бью в нос со всей дури. И пока противник ошарашен, с рыком дикого зверя прыгаю на него и валю на пол. Мне всегда нравилось драться. У меня это хорошо получается. Женя стоит чуть в сторонке, зажав рот ладонью. Я луплю конкурента с энтузиазмом, достойным похвалы. Всё-таки не стоило приводить его в такое место.
Соревнования и сборы - это всегда отдельная песня. Бардак, хаос, бордель на выезде. После дня адских тренировок мы всей компанией завалились в какой-то местный бар. Нет, конечно, напитков нам никто бы не продал, но для чего тогда нужны старшие товарищи? Вот тогда всё и произошло. Я давно замечал, что на него смотрят, сразу обращают внимание, он же такая куколка, чёрт, руки так и тянутся. И вот какой-то урод шлёпнул его по заднице, когда он выходил подышать свежим воздухом. Не знаю, что со мной случилось, просто взорвалось что-то в голове. Он просто вскинул свои глазищи огромные, блестящие, такой трогательный и беззащитный, что у меня крышу снесло сразу же. И вот мы валяемся на поле боя, стол опрокинули, стаканы побили, но это всё фигня. У меня в голове шумит, и так хорошо, так сладко снять напряжение, столько любви и радости я вкладываю в свои удары. Нас начинают разнимать, и я чувствую что он обхватывает меня за шею, щёки у него мокрые, горячие, и шепчет так ласково, как больному ребёнку: «Алёшенька, отпусти, ну же. Да, вот так, оставь его, хорошо? Вот так хорошо». Мы кое-как встаём, и мне так светло, так спокойно и плевать на всё. Он тянет меня сесть, но я подаюсь назад, и он упирается спиной в стенку. Руки всё ещё вокруг моей шеи. Я дышу часто и шумно, у меня всё ещё кружится голова от нашего поединка. Я вроде как честь его защитил. Он такой тёплый и мягкий, что стоял бы вот так целую вечность.
- Вот дебилы малолетние, устроили тут разборки... - слышу бормотание бармена, кто-то поднимает опрокинутый стол, начинает собирать осколки. Левый бок отзывается болью на малейшее движение, а правый глаз как-то подозрительно плохо видит. Так, пора сваливать отсюда. Беру Белоснежку за руку и вывожу с поля битвы.
О, как ты прекрасна при лунном сиянье,
Когда ты кидаешь цветком.
Клянусь, ты сейчас одержима желанием,
Убить меня этим горшком!
Алёша. 18 лет. Пылкие забавы юности.
- Просыпайся. Слышишь? Пора вставать!
- Что за нах..? Слезь с меня, липучка...
- Алёшка, уже 6: 30.
- Нет, нет, нет, нет... - обычно, когда говорю таким голосом, меня все жалеют. И сразу дают поспать ещё полчасика. Но на это чудище малолетнее ничего не действует.
- Если сейчас не встанешь, я начну петь.
- О БОЖЕ! - отрываюсь от подушки моментально. Встать не могу, потому что одно адское создание, посланное мне за все мои грехи, восседает на моих бёдрах, сверкая глазами из-под длинной чёлки. Ещё мокрый после душа, Женька выглядит до тошноты бодро.
- Ты почему не вытираешься? Что за привычка идиотская припереться после душа именно на мою кровать и развести болото... - бубню себе под нос, знаю что тебя это всегда очень смешит. Заливаешься звонким смехом и падаешь на меня, обхватив руками и ногами, не отодрать... После той драки в баре ты очень скоро оказался в моей кровати. Нет, на льду наши отношения никак не изменились, если я прыгал один раз, он прыгал три. Я был лучшим во всём, я уже был чемпионом и самой настоящей не восходящей, а ярко светившей звездой. И ты был тут же рядом, в двух шагах от меня. Ты сиял не менее ярко, но как-то совсем по-другому. Ты искрился. Я понял это потом, когда сам почувствовал - тебе нравилось кататься. Тебе нравилось побеждать и показывать, каким красивым и сильным ты стал. Тебя приводил в восторг страх соперников. Тебя можно было не кормить, не поить, не выпускать с катка вообще, ты был бы сыт одним чувством превосходства. Собственного умения и результата адской работы. Мы могли орать друг на друга на тренировке, материть последними словами, не разговаривать на соревнованиях, но в постели... Уговор дороже денег. Работу, лёд, холод, мы учились оставлять там, где им и место. Я трахал его, тёплого, сонного, податливого, и он шептал мне такие нежности, такие непристойности, что звёзды расцветали перед глазами. Он учился быстро не только на льду. Не знаю, что на него иногда находило, но он начинал рассказывать мне, что повстречал другого, что хотел другого, и представлял, как это будет с ним, и смотрел мне прямо в глаза, и я потом такое с ним делал, в общем жутко становится, как вспомню. Я ревновал его ко всем воображаемым мужикам мира. И ему это очень нравилось. Я ждал его очень долго. И теперь ничто не могло нам помешать. Нет, ничто. Точно.
О, донна моя, я торчать тут не стану!
Топиться пойду вместо сна.
Вот сцена - выходишь ты утром к фонтану,
А я вдруг всплываю со дна.
Алёша. Почти 19 лет. Будто выгнанный тобой из рая.
- Чего? - смотрит на меня не моргая. Как змея. На самом деле, от такого взгляда становится не по себе. Но я слишком вымотан, в голове пусто. Увидел бы сейчас привидение, поздоровался бы и пошёл дальше.
- Я ухожу. От вас ухожу, перевожусь к другому тренеру, - усталость накатывает тёплой волной, хочется просто растянуться на скамейке и заснуть на неделю. Он открывает рот, хочет что-то сказать, но только качает головой и отворачивается к стене.
- Всё настолько плохо?
- Да, - отвечаю просто, продолжая запихивать вещи в сумку.
Плохо это когда... Как бы плохо, а потом наступает хорошо. Так вот, это был тот случай, когда плохо переходило в безысходно. Не знаю, сколько это уже продолжалось, но я видел только один конец этой трагикомедии. Я оказался не нужен, не понят, не любим. Прорыдав всю ночь, утром я разорвал все нити, сжёг все мосты и заказал билет в новую жизнь. А теперь собирался сделать то, от чего меня потряхивало и тошнило. Я же не думал на самом деле, что он будет писать мне письма...
- Белоснежка, я...
- Заткнись. Просто заткнись.
- Я придумаю как, я...
Он заходится истерическим хохотом. Я ничего не делаю, просто смотрю на него. Это предательство? Так это называется? Я предаю его?
- Блядь, ты кретин! - он вцепляется в мои плечи и смотрит прямо в глаза:
- У тебя всё рушится вокруг, всё к чертям, а он придумает... - он утирает глаза рукавом. - Ты полный отморозок, Алёшка, ты... Я не могу.
Он отпускает мои плечи и садится на скамейку спиной ко мне.
- Послушай, всё что у нас... Всё что между нами, это настоящее, я никогда не играл, никогда...
- Просто помолчи, Алёша, Алёша, просто замолкни. Я знаю. Ты когда того типа мутузил, я думал сдохну от счастья. Что вот так кто-то за меня, это... Короче, ты псих полный. Единственный, - и совсем охрипшим голосом, вникуда, совсем тихо, почти не разобрать: - Ты уверен, что так правильно? Ты не останешься, если я попрошу?
Молчим. О да, я знаю, как он умеет «просить». Предъявляет такие «аргументы», что вряд ли откажешься. Сладкий мой, ненасытный.
- А ты попросишь?
- Нет.
Встаю и начинаю идти к дверям. Знаю точно, ещё слово и просить буду я. Буду валяться у него в ногах, хватать за коленки и умолять всё вернуть, всё исправить, всё терпеть, лишь бы только видеть рожу его надменную.
- Алёшка! - останавливаюсь, держась за ручку.
- Что?
- Постарайся, Алёшка. Хорошо работай, потому что я тоже буду стараться. Потому что я буду... - кажется, набирает воздух в лёгкие, - я буду лучше тебя, во всём, ты понял? Так что старайся, чтобы в следующий раз я удостоил тебя хотя бы взглядом.
Улыбаюсь, как последний идиот. Чёрт подери, а мозги у него что надо. Манипулятор хренов.
- Ну пока, Белоснежка. Не скучай тут.
- Да пошёл ты, было б по кому... - и уже закрывая двери, слышу его обиженное: - Дебил...
Ну ладно, прощай, ухожу, моя донна,
Ведь мне еще надо успеть
К двоим забежать постоять под балконом
И всем серенады пропеть.
Алёша. 19 лет. Любовь моя, да будет смерть тебе.
Если бы у меня оставались на это силы, я бы, наверное, всё время плакал. Я скучал в первые месяцы так, что готов был пить не просыхая и глотать таблетки. Если бы мне это было позволено. Татьяна не просто держала меня в узде. Она тащила меня наверх, используя всё на свете.
- Ты очень ранимый, - и, немного подумав: - Это надо использовать.
Мы стали использовать всё, не ломая меня прежнего. Она просто позволяла мне самому находить, делать всё так, как нравится мне, как удобно мне, как могу только я. Она носилась со мной, как с драгоценным цветком, обожала и сдувала пылинки. Меня вдруг окружили такой любовью, что не долго было съехать с катушек. Она называла меня гением, самым красивым, самым умным, самым талантливым ЕЁ мальчиком. Мне стоило только подумать о чём-то, а она уже знала, мне стоило только захотеть, и это у меня было. Взамен она выпивала меня до капли. Я никогда в жизни так не тренировался. Я буквально доползал до кровати и засыпал прямо в одежде. Только потом я понял, что именно она делала. Она просто не позволяла мне думать, не позволяла вспоминать. И я был самым благодарным учеником на свете. О нём я ничего не слышал. И не думал. Ну, как не думал... Он мне снился постоянно. Горячий, мягкий, податливый, но каждый раз что-то шло не так, и его глаза были такие злые и полные обиды, нет, ненависти. Я ужасно скучал по его плохому настроению. О том, с кем он и где, я старался не думать. Эта мысль была на первом месте в топе запретных. Очень скоро я понял, что мы оказались в двух разных кланах, я и мой мальчик. Нас обоих готовили к битве на смерть. Да, тогда я уже знал, что буду готов... Что убью тебя, а потом буду выть и рыдать, и никто и ничто не сможет утешить меня, но я был готов. Мы начинали наш смертельный танец, кружась и касаясь, задевая, раня и опрокидывая, слизывая кровь с клинков. Любя и убивая, убивая, убивая...
А пьяный вечер снова лезет в авто, меня не греет ни вино, ни манто. - Не то, не то, - я говорю. - Всё не то! Я просто задыхаюсь! Я знаю, кто-то наверху видит всё, он по сценарию нас точно спасёт, однажды мы с тобой обнявшись уснём, уже не расставаясь...