Теллурия Сорокина: Nailed Lunch
Совсем недавно прочитал я сорокинскую "Теллурию", и остался в ошеломлённо-радостном состоянии, которое разделит наверно только тот, кто прочитает книгу (да и то не всем она придётся по вкусу). Но поделиться некоторыми впечатлениями очень хочу. Присоединяйтесь.
С одной стороны, это конечно "классический Сорокин". Продолжение - и в пространстве, и во времени - истории мира, описанного в "опричной" трилогии. И неизбежно всплывают уже знакомые образы - да и не только из "Опричника". Вот появляется знакомая машина, трансформирующая слова в еду ("Пир"), а вот туристы-сталинисты в теллуровом трипе отправляются в гости к молодому Сталину - не ровен час, в прелестные альтернативные миры "Голубого Сала".
Естественно, много "приветов" современному культурному пространству - и многое вызывает улыбку. Тут и "герой уральской войны" Мигуэль Элиазар, и идол "трёх великих лысых", трактованных вполне в духе Миши Вербицкого ("всё что приближает распад поганой рашки - хорошо"), и чудовищная бизнес-коммуно-шансонно-православная молитва. Отдельно хочется отметить перекличку с коллегой-антиподом Пелевиным. По-моему, это никакая не карикатура и даже не пародия, а то, что называется "дружеский шарж" - как, кстати, и у Пелевина в его "вызове". Не вдаваясь в подробности, обратите внимание хотя бы на такую маленькую деталь - "Виктор Олегович" в соответствующей главе хоть и упарывается теллуром, как и прочие персонажи, но он единственный, кто при этом сам себе плотник. В общем, "милые бранятся, да нас тешат".
Ну и традиционные сорокинские "фетиши": изысканная еда, всяческие сексуальные пертурбации, трансформации тела, и, в первую очередь, техномагическая субстанция, философский камень - любимый образ писателя, принимавший образы "жидкой матери", "голубого сала", "космического льда", а теперь теллура. Да и по насыщенности языковыми играми - это, пожалуй, самое монументальное творение, такое впечатление, что Сорокин тут показывает всю мощь своего гения. Кстати говоря, давно и плотно обсуждается "теория" о том, что упомянутый Виктор Пелевин - это псевдоним коллектива авторов. Мол, не под силу одному такое наворотить. Удивительно, что, кажется, никто не заявляет такого о Сорокине - вот уж где какое-то сверхчеловеческое владение языком. Владимир Георгиевич просто каким-то Ганнибалом Лектером от литературы кажется иной раз, настолько тонко, изысканно, и при этом беспощадно готовит он своё блюдо.
И вот, при всей "сорокинскости" и наборе ожидаемых признаков, тут есть нечто совершенно новое и свежее, благодаря чему Сорокин преодолевает целый набор вроде бы противоречий.
Во-первых, сама форма - роман-коллаж, составленный из полусотни зарисовок, набросков, - идеально отражает её содержание и то, что кажется мне главным посылом произведения. Не секрет, что эпоха long-read в известном смысле уходит в прошлое: длинные повествования требуют усилий, которые в эпоху мозаичных медиа (ТВ и интернет) не каждый способен сделать. После недолгой концентрации хочется щёлкнуть мышкой или пультом, переключиться на соседний канал. Сорокин блестяще решает эту проблему, написав чуть ли не самое длинное из своих произведений в виде коллажа из чуть ли не самых коротких - иногда в несколько строк. Конечно, его же "Сахарный Кремль" и концептуальные сборники вроде "Пира" или "Нормы" имеют с таким подходом много общего - но там всё же другое, там либо описывался однородный мир, либо произведения просто объединялись какой-то общей концепцией. А здесь - цельное творение, но такое многоликое.
Форма идеально соответствует содержанию, описанию "дивного нового мира" - дивного в смысле "диво какое!". Это мир, с одной стороны, цельный, с другой стороны, состоящий из множества маленьких, непохожих, чудаковатых обществ-республик. В памяти возникают картины Босха, где фантастические химеры, одна страннее другой, всё-таки складываются в единое полотно. "Новое средневековье", как отмечали многие критики и сам автор - результат очередного фазового перехода в обществе. Как человеку, высоко ценящему идеи Маклюэна, мне было особенно интересно следить за сорокинской интуицией - можно сказать, что описанный мир и есть пресловутая "глобальная деревня" - только жителями её оказываются не отдельные люди, а целые группы, общины, кланы, и каждый сам по себе, но все друг друга знают. Так решается противоречие номер два - между "глобализмом" и "сепаратизмом". Мир един, но многообразен.
Предвидение структурных изменений в мире, проявляющееся в самой форме "Теллурии", напоминает джойсовский "Улисс" и берроузов "Naked Lunch" - но даже эти аналогии весьма отдалённые. Это не исследование отдельного ума, и не вивисекция социальных болезней. Скорее, беспристрастная панорама возможных конфигураций ума и общества заодно. Такое ощущение, что тут авторской оценки вообще нет - не чувствуется, что кто-то с его точки зрения "хороший" или "плохой". Автору интересны все, а оценка оставлена на совести читателя. В романе таинственный теллур, правильно вбитый в мозг, позволяет каждому попасть туда, куда он хочет, не навязывая чуждых галлюцинаций и идеологем. Вот и сама книга такая - кто аккуратно пустит её в голову, может увидеть в ней что его душе угодно - не вступая в противоречие с остальными. И так решается противоречие номер три - между "авторской позицией", и многообразием читательских интерпретаций.
Ну и ещё один парадокс - то настроение, которое оставляет после себя книга. Вроде бы нам рисуют "семантический апокалипсис", полный распад привычных схем мышления, общения, восприятия. Пресловутая "потеря ориентиров" тут становится единственным общим местом. Как сказал поэт,
"Things are going to slide, slide in all directions
Won't be nothing, nothing you can measure anymore
The blizzard, the blizzard of the world has crossed the threshold
and it has overturned the order of the soul"
Каждый из осколков, каждая из этих скользких дорожек кажется антиутопией - ну в самом деле, мало кто захочет прожить жизнь в любом из описанных государств (включая и то, что могло бы хоть как-то претендовать на роль "центра" этого мира - Теллурию, описанную в двадцать третьей главе). Но как раз в этом и свобода - многообразие вариантов столь велико, что каждый найдёт себе по вкусу. И вот так множество антиутопий складывается в своего рода утопию. Впрочем, это тоже зависит от личных предпочтений читателя.
Что касается моей личной интерпретации книги, то мне сейчас нравится смотреть на неё как на метафору современного медиапространства и медиатехнологий. Ведь этот вот мир, населённый девушками с головами рысей, буддистами с гвоздями в головах, рыцарями-тамплиерами, ваххабитами, героями-спасителями котиков, православными коммунистами, эльфами, сталинистами-олигархами, мёртвыми мышатами, живыми хуями и чёрт знает кем ещё - он лежит тут прямо перед вами, прямо там, где вы читаете этот мой отзыв. В киберпространстве, в сети Интернет. Пара переходов по ссылкам - и вы найдёте любой из сорокинских миров, живой и функционирующий, мутирующий, и взаимодействующий с другими. Можно продолжить метафору, рассмотрев сорокинский теллур как образ мгновенных и всемирных коммуникаций ("растворяющий Пространство и Время", дающий каждому тот мир, который тот пожелает), а также задуматься, кто играет роль плотников и клепальщиков... Но я, пожалуй, оборву свой поток слов на этом месте, как обрываются истории в этой удивительной книге.