Вопросы и ответы -22
Ну вот и отгремела наша премьера. Уже появились хорошие отзывы и это радует. Ты боялся, что эта роль будет мне не по силам, я этого тоже побаивалась. Но - удивительно, на сцене во мне словно появляется другое существо, на меня непохожее. А я, настоящая, прощаюсь с ней с последними аплодисментами.
Настоящая я - с тобой. В наших полетах во сне и наяву, в наших "безумствах", как ты их называешь. Я забываю все и какая-то могучая сила несет нас на своих крыльях. Иногда мне кажется, что я пугаю тебя своей неистовостью... Или я ошибаюсь?:)
Я стою перед афишей Валмиерского театра и вижу твоё лицо. Сначала думал, мне показалось. Потом до меня дошло, что это могут быть какие-то обмены, гастроли. Подтверди мои сомнения, а то я буду думать, что сошёл с ума и твой лик чудится мне повсюду:)
Ты не ошибаешься, твоя неистовость иногда действительно пугает. Мне начинает казаться, что ты хочешь раствориться в самозабвении. И я тоже тону вместе с тобой в слепом грохоте океанского прибоя, ещё какие-то секунды колеблюсь - вынырнуть ли, хлебнуть воздуха? Но твоё урчание умиротворяет, мы замираем и наши тела парят в толще пронизанной солнцем воды. Мне такое иногда снится. Расскажи мне про твои сны.
24 июня 1912 года
К моей грусти, почта видимо в языческом действе погрязла, а прямое своё дело - приносить мне твои письма забыла. Невшательский кенотаф, - её единственный, непревзойдённый пока рекорд.
Он, конечно, прекрасен. С высокомерием, естественным при его древнем происхождении он соседствует со своим юным цветастым потолком, глядя на них я слышу орган, всех условных Сен-Сансов и Вагнеров им исторгнутых, поднимаясь на башню со всеми её переходами, закоулками и заблуждениями, вижу голландскую Брунгильду, играющую со своим хрупким партнёром. Игрушечный Муртен; закат, замок, звенящие овечки, удивительный мир зазеркалья, живущий с размеренностью часового механизма, который никогда не забывают заводить. Городок в табакерке. Мне с каждым днём, он кажется всё менее реальным, хотя сегодня ровно месяц, всего месяц, как я оттуда вернулась. Швейцария разделилась для меня на две части: на облачную- то дождь, то солнце - с тобой и на безмятежно ясную, но без тебя.
Снятся мне дурные сны и в душе не отпускающее тревожное...
Посылаю тебе рисунок, на котором ты похож на весёлого турка. Хотелось бы мне когда-нибудь ещё увидеть тебя хотя бы наполовину столь счастливым.
Что ты делаешь сейчас?
Your sincerely
Nelly
2 июля 1912 года
Подражание Тэффи
Художница А. Хандрила. Писем не было уже две недели.
Конечно, можно было свалить на почту и набраться терпения.
Всё раздражало: хорошая погода, глупый муж, коммерческие наклонности сына, германские амбиции...
Она недавно вернулась из Европы и ещё помнила себя там.
Звонков тоже не было. Можно было позвонить самой,... а если подойдёт жена, или тёща? Повесить трубку или попросить искусственным голосом?
Пока было слышно эхо его последнего письма она отсылала то, что само собой записывалось из бесконечных внутренних бесед. Потом записывать перестала. Стало страшно, что.......................................................»
Не хочу, не хочу, не хочу, никогда не смогу писать, слишком мнительна и суеверна чтобы не бояться нафантазировать и впустить в мир враждебную идею.
Сначала о снах. О двух я уже писала в нашей переписке. Там где ты ребенок и там, где ребенок -я. А ты мой отец, и ты несешь меня на руках в море. Другие - почти не помню, неясные образы. В итоге ты все время куда-то уходишь, оставляя меня одну. Но ведь я привыкла быть одна. Когда ты пишешь о поклонниках, я всегда улыбаюсь - это всего лишь чужие люди, которые на какое-то время пленились моим образом на сцене. А об образах и сцене я уже писала - образ остается где-то вне меня, на меня не влияя. Так же не влияют и поклонники. Редко кто из них становится близким человеком. Очень редко.
О твоей боязни. Я ее не очень понимаю - ведь двое всегда дополняют друг друга. Ни с кем я не была так свободна - а, оказалось, свобода должна тоже иметь свои границы. Как мне себя вести с тобой теперь - ума не приложу. Может, тебе нужно просто от меня отдохнуть? Заведи себе подружку помоложе, легкую девочку без проблем. Ведь прогуливаешься же ты со своими студентками и, мне кажется, они тебя не напрягают. Я очень не хочу нарушать твою привычную размеренную жизнь.
В Валмиере мы, действительно, играли, и зал был очень чуткий. Твоих нелюбимых цветов было немного, я их все отдала своему бывшему педагогу, в которого была влюблена когда-то. Он страшно постарел, но все еще работает, ставит очень хорошие спектакли. Меня похвалил, сказал, что всегда верил в меня. Однажды у нас с ним была безумная ночь, но я чего-то испугалась...
Теперь вот боишься ты. Объясни мне, что не так? Может, все ещё поправимо? А мне-то казалось...
Да, одного поклонника, который стал близким человеком, я даже знаю - с рыбьей фамилией:)
Только я чувствую обратное - ты не привыкла быть одна. Я это знаю даже по нашим ночам. Когда я просыпаюсь и ухожу в кабинет, через какое-то время просыпаешься и ты, приходишь ко мне, ложишься на холодную кожу дивана, укрываешься пледом и снова засыпаешь. Приходится как ребёнка тащить тебя обратно в спальню и прислушиваться к твоему дыханию, не смыкая глаз до утра. Так что, моя боязнь - только из-за того, что ты не выспишься:) А насчёт того, что ты меня пугаешь, так это была шутка. С тобой я ничего не боюсь, уже говорил.
И, кстати, с лёгкой девочкой мне было бы не интересно, это ты и сама знаешь:)
Настоящая я - с тобой. В наших полетах во сне и наяву, в наших "безумствах", как ты их называешь. Я забываю все и какая-то могучая сила несет нас на своих крыльях. Иногда мне кажется, что я пугаю тебя своей неистовостью... Или я ошибаюсь?:)
Я стою перед афишей Валмиерского театра и вижу твоё лицо. Сначала думал, мне показалось. Потом до меня дошло, что это могут быть какие-то обмены, гастроли. Подтверди мои сомнения, а то я буду думать, что сошёл с ума и твой лик чудится мне повсюду:)
Ты не ошибаешься, твоя неистовость иногда действительно пугает. Мне начинает казаться, что ты хочешь раствориться в самозабвении. И я тоже тону вместе с тобой в слепом грохоте океанского прибоя, ещё какие-то секунды колеблюсь - вынырнуть ли, хлебнуть воздуха? Но твоё урчание умиротворяет, мы замираем и наши тела парят в толще пронизанной солнцем воды. Мне такое иногда снится. Расскажи мне про твои сны.
24 июня 1912 года
К моей грусти, почта видимо в языческом действе погрязла, а прямое своё дело - приносить мне твои письма забыла. Невшательский кенотаф, - её единственный, непревзойдённый пока рекорд.
Он, конечно, прекрасен. С высокомерием, естественным при его древнем происхождении он соседствует со своим юным цветастым потолком, глядя на них я слышу орган, всех условных Сен-Сансов и Вагнеров им исторгнутых, поднимаясь на башню со всеми её переходами, закоулками и заблуждениями, вижу голландскую Брунгильду, играющую со своим хрупким партнёром. Игрушечный Муртен; закат, замок, звенящие овечки, удивительный мир зазеркалья, живущий с размеренностью часового механизма, который никогда не забывают заводить. Городок в табакерке. Мне с каждым днём, он кажется всё менее реальным, хотя сегодня ровно месяц, всего месяц, как я оттуда вернулась. Швейцария разделилась для меня на две части: на облачную- то дождь, то солнце - с тобой и на безмятежно ясную, но без тебя.
Снятся мне дурные сны и в душе не отпускающее тревожное...
Посылаю тебе рисунок, на котором ты похож на весёлого турка. Хотелось бы мне когда-нибудь ещё увидеть тебя хотя бы наполовину столь счастливым.
Что ты делаешь сейчас?
Your sincerely
Nelly
2 июля 1912 года
Подражание Тэффи
Художница А. Хандрила. Писем не было уже две недели.
Конечно, можно было свалить на почту и набраться терпения.
Всё раздражало: хорошая погода, глупый муж, коммерческие наклонности сына, германские амбиции...
Она недавно вернулась из Европы и ещё помнила себя там.
Звонков тоже не было. Можно было позвонить самой,... а если подойдёт жена, или тёща? Повесить трубку или попросить искусственным голосом?
Пока было слышно эхо его последнего письма она отсылала то, что само собой записывалось из бесконечных внутренних бесед. Потом записывать перестала. Стало страшно, что.......................................................»
Не хочу, не хочу, не хочу, никогда не смогу писать, слишком мнительна и суеверна чтобы не бояться нафантазировать и впустить в мир враждебную идею.
Сначала о снах. О двух я уже писала в нашей переписке. Там где ты ребенок и там, где ребенок -я. А ты мой отец, и ты несешь меня на руках в море. Другие - почти не помню, неясные образы. В итоге ты все время куда-то уходишь, оставляя меня одну. Но ведь я привыкла быть одна. Когда ты пишешь о поклонниках, я всегда улыбаюсь - это всего лишь чужие люди, которые на какое-то время пленились моим образом на сцене. А об образах и сцене я уже писала - образ остается где-то вне меня, на меня не влияя. Так же не влияют и поклонники. Редко кто из них становится близким человеком. Очень редко.
О твоей боязни. Я ее не очень понимаю - ведь двое всегда дополняют друг друга. Ни с кем я не была так свободна - а, оказалось, свобода должна тоже иметь свои границы. Как мне себя вести с тобой теперь - ума не приложу. Может, тебе нужно просто от меня отдохнуть? Заведи себе подружку помоложе, легкую девочку без проблем. Ведь прогуливаешься же ты со своими студентками и, мне кажется, они тебя не напрягают. Я очень не хочу нарушать твою привычную размеренную жизнь.
В Валмиере мы, действительно, играли, и зал был очень чуткий. Твоих нелюбимых цветов было немного, я их все отдала своему бывшему педагогу, в которого была влюблена когда-то. Он страшно постарел, но все еще работает, ставит очень хорошие спектакли. Меня похвалил, сказал, что всегда верил в меня. Однажды у нас с ним была безумная ночь, но я чего-то испугалась...
Теперь вот боишься ты. Объясни мне, что не так? Может, все ещё поправимо? А мне-то казалось...
Да, одного поклонника, который стал близким человеком, я даже знаю - с рыбьей фамилией:)
Только я чувствую обратное - ты не привыкла быть одна. Я это знаю даже по нашим ночам. Когда я просыпаюсь и ухожу в кабинет, через какое-то время просыпаешься и ты, приходишь ко мне, ложишься на холодную кожу дивана, укрываешься пледом и снова засыпаешь. Приходится как ребёнка тащить тебя обратно в спальню и прислушиваться к твоему дыханию, не смыкая глаз до утра. Так что, моя боязнь - только из-за того, что ты не выспишься:) А насчёт того, что ты меня пугаешь, так это была шутка. С тобой я ничего не боюсь, уже говорил.
И, кстати, с лёгкой девочкой мне было бы не интересно, это ты и сама знаешь:)