Широкая масленица в Риге
... если припомнить теперь о том количестве питей и еды, которые в состоянии были проглотить за один «присест» наши деды, невольно страх берёт за желудок.
Разыграть вдвоём-втроём «марфу в сарафане», т.е. четвертную бутыль водки, было явлением обычным. Отказ от принятия угощения считался оскорблением и, беря во внимание, что известное русское хлебосольство тогда играло первенствующую роль в каждой семье, легко можно было себе представить, сколько приходилось выпить и съесть уважаемому русскому рижанину в старину.
Ещё с рождественских святок, заблаговременно распределялись дни масленичной недели, т.е. в который день и к кому нужно сходить «на блины» и когда у самих блины.
О приближении Масленицы первым долгом давал чувствовать рынок. В продаже появлялось большое количество привозных из России в замороженном виде судаков, снетков, икры, специального для блинов русского сухого творога, топлёного масла и... мало идущей в обыденное время гречневой муки.
К четвергу масленичный разгул доходил уже до высших точек. Не только останавливались работы в правительственных учреждениях, но и в промышленных.
Зимы были как-то устойчивее, и на Масленице обыкновенно был хороший санный путь, и подгулявшая масса русского населения, преимущественнно на розвальнях, запряжённых рабочими лошадьми, под звуки гармошек с гиком ездила из трактира в трактир.
Рабочие завода Кузнецова, тогда преимущественно русские из центральных губерний, устраивали традиционный выезд «Широкой Масленицы».
Прощёное воскресенье заставляло домашних собраться к раннему вечернему ужину. После ужина наступала минута прощания на пост. Младшие кланялись в ноги старшим, прося прощения, и таким образом вступал в русскую семью Великий пост.
Ранним утром с колоколен церквей раздавался грустный звон. Русские пекари начинали печь калачи, имеющие в Риге спрос лишь в Великом посту.
(из «Слово», 1927, Ф.С.Павлов, орфография и пунктуация автора)
Разыграть вдвоём-втроём «марфу в сарафане», т.е. четвертную бутыль водки, было явлением обычным. Отказ от принятия угощения считался оскорблением и, беря во внимание, что известное русское хлебосольство тогда играло первенствующую роль в каждой семье, легко можно было себе представить, сколько приходилось выпить и съесть уважаемому русскому рижанину в старину.
Ещё с рождественских святок, заблаговременно распределялись дни масленичной недели, т.е. в который день и к кому нужно сходить «на блины» и когда у самих блины.
О приближении Масленицы первым долгом давал чувствовать рынок. В продаже появлялось большое количество привозных из России в замороженном виде судаков, снетков, икры, специального для блинов русского сухого творога, топлёного масла и... мало идущей в обыденное время гречневой муки.
К четвергу масленичный разгул доходил уже до высших точек. Не только останавливались работы в правительственных учреждениях, но и в промышленных.
Зимы были как-то устойчивее, и на Масленице обыкновенно был хороший санный путь, и подгулявшая масса русского населения, преимущественнно на розвальнях, запряжённых рабочими лошадьми, под звуки гармошек с гиком ездила из трактира в трактир.
Рабочие завода Кузнецова, тогда преимущественно русские из центральных губерний, устраивали традиционный выезд «Широкой Масленицы».
Прощёное воскресенье заставляло домашних собраться к раннему вечернему ужину. После ужина наступала минута прощания на пост. Младшие кланялись в ноги старшим, прося прощения, и таким образом вступал в русскую семью Великий пост.
Ранним утром с колоколен церквей раздавался грустный звон. Русские пекари начинали печь калачи, имеющие в Риге спрос лишь в Великом посту.
(из «Слово», 1927, Ф.С.Павлов, орфография и пунктуация автора)