Опять включаем прибор ПУАЗО и крутим время на год назад
Я пил из этого фонтана
в ущелье Рима.
Теперь, не замочив кафтана,
канаю мимо.
Моя подружка Микелина
в порядке штрафа
мне предпочла кормить павлина
в именьи графа.
(Отрывок из "Пьяцца де Маттеи".фото автора)
Ракурс немного не тот. Неважно
И ещё фрагмент фонтана. Далее фото Белки
Пленное красное дерево частной квартиры в Риме.
Под потолком -- пыльный хрустальный остров.
Аллея героев на Яникулла. Бродский любил этот холм, старался поселиться именно здесь, когда гостиницы надоедали
Звуки рояля в часы обеденного перерыва.
Тишина уснувшего переулка
обрастает бемолью, как чешуею рыба,
и коричневая штукатурка
дышит, хлопая жаброй, прелым
воздухом августа, и в горячей
полости горла холодным перлом
перекатывается Гораций.
VII
В этих узких улицах, где громоздка
даже мысль о себе, в этом клубке извилин
прекратившего думать о мире мозга,
где то взвинчен, то обессилен,
переставляешь на площадях ботинки
от фонтана к фонтану, от церкви к церкви
-- так иголка шаркает по пластинке,
забывая остановиться в центре, --
Однажды торкнуло, старик, остановившийся у лотка, чем-то остро напоминал Бродского
Вид с холма Яникулла. Бродский мог запросто назвать все видимые здания. Белка задумалась
Наверняка Бродский сидел где-нибудь в кафе в районе римского гетто
А уж де Треви он точно не обошёл
III
Черепица холмов, раскаленная летним полднем.
Облака вроде ангелов -- в силу летучей тени.
Так счастливый булыжник грешит с голубым исподним
длинноногой подруги. Я, певец дребедени,
лишних мыслей, ломаных линий, прячусь
в недрах вечного города от светила,
навязавшего цезарям их незрячесть
(этих лучей за глаза б хватило
на вторую вселенную). Желтая площадь; одурь
полдня. Владелец "веспы" мучает передачу.
Я, хватаясь рукою за грудь, поодаль
считаю с прожитой жизни сдачу.
И как книга, раскрытая сразу на всех страницах,
лавр шелестит на выжженной балюстраде.
И Колизей -- точно череп Аргуса, в чьих глазницах
облака проплывают как память о бывшем стаде.
(Отрывки из "Римских элегий")