Почему в реальности сырьевых держав не существует
Как известно каждому уважающему себя патриоту, который смотрит на мир глазами ОРТ, Россия - энергетическая сверхдержава. Европа - да что там Европа, весь мир зависит от наших нефти и газа, и поэтому мы имеем уникальный геополитический вес.
Должна сказать, что это не такая уж уникальная ситуация. В мире было несколько стран, которые - в тот или иной период - являлись (почти или полностью) монопольными поставщиками совершенно необходимого развитым страна сырья. Рассмотрим судьбу, геополитическое влияние и экономическое развитие нескольких из них.
Дерьмовая сверхдержава
Первой сырьевой сверхдержавой нового времени была Перу.
Перу обладала абсолютной монополией на поставку в Европу гуано: обстоятельство, экономическое значение которого в XIX веке сложно преувеличить.
Дело в том, что в XV-XVII вв. Европа постоянно страдала от голода. Во Франции с 1500 по 1778 год случилось 40 общенациональных и региональных «голодоморов», в Англии с 1523-го по 1623-й - семнадцать, во Флоренции с 1371 по 1791 год на каждый урожайный год приходились семь «голодных». Ситуация изменилась только с интродукцией высокоурожайных американских культур: кукурузы (на юге), и прежде всего картофеля. Картофель приносил с сотки в четыре раза больше калорий, чем пшеница, а если сравнивать по массе - то в восемнадцать раз.
Угроза голода исчезла, зато возникла другая угроза - истощения почв, и европейцы очень быстро начали бороться с истощением почв совершенно так же, как инки, которые добавляли в почву гуано. В 1841 году Британия импортировала всего 1880 тонн гуано. Спустя всего четыре года эта цифра уже составляла 219 764 тонны.
Фишка, конечно, заключалась в том, что инки гуано возили с собственных островов. А Европа и США могли импортировать гуано только из одного места. Абсолютной монополией на его производство обладала Перу. Гуано добывалось на принадлежащих Перу островах Чинча - месте обитания многочисленных морских птиц. Океанские течения выносят к островам Чинча большое количество рыбы, и этими-то бескрайними косяками и питались гнездящиеся на Чинча бакланы и пеликаны. За несколько миллионов лет они навалили кучи дерьма в семьдесят метров высотой. Ничего, кроме гуано, на островах не было, ни единой травинки, ни единого листка на них не росло, даже скалы были скрыты под грудами экскрементов высотой с трехэтажный дом.
За сорок лет Перу экспортировала 13 млн тонн гуано на сумму, которая в пересчете на нынешние деньги составляла около 13 млрд долларов. Помогла ли эта фантастическая, несравнимая даже с газовой, монополия стать Перу сверхдержавой?
Увы, нет. Для начала, обнаружив золотую кубышку, Перу национализировала острова (задолго до всяких Лениных, заметим). С национализацией добыча, естественно, упала, и в 1849 году правительство любезно передало монополию на добычу гуано Доминго Элиасу, богатейшему рабовладельцу страны, одно время даже успевшему кратковременно поработать перуанским диктатором.
Предполагалась, что Элиас пошлет работать на острова своих собственных рабов со своих собственных хлопковых плантаций. Но своих рабов Элиасу стало жалко, вместо этого Элиас добился… государственных субсидий для компаний, которые доставляют на острова иммигрантов. Иммигранты эти были китайцами, которых звали говорящим именем «жужай», то есть «поросята». «Поросят», завербованных в Фуцзяне якобы для работы на золотых приисках Калифорнии, грузили в трюмы как скот. Каждый восьмой умирал в дороге. На судах, следовавших в Перу, случилось как минимум 11 бунтов, 5 из них были успешны.
Работа была адской. Несмотря на огромные прибыли, получаемые Элиасом, ни рабочим, ни обществу не перепадало ничего. Острова были бесплодны, вокруг не росло ни травинки, гуано выедало руки, глаза, кожу. «Поросята» работали по двадцать часов в день семь дней в неделю; многие кончали с собой.
В конце концов, правительство решило, что оно получает от Элиаса слишком мало взяток, отобрало монополию и выставило на аукцион. Элиас попытался вернуть ее, дважды устроив государственный переворот. Перевороты провалились, но Элиас благодаря взяткам вышел сухим из воды и даже баллотировался в президенты.
Все это время США и Европа были далеко не в восторге от того, что они зависят от монопольного источника удобрений из непредсказуемой и коррумпированной страны. Конгресс США даже принял Акт об островах гуано, который позволял любому американскому гражданину захватывать любой остров, ежели на нем было гуано: всего было захвачено 94 острова, большая часть из которых в подметки не годилась островам Чинча.
Увы, эта невероятная, фантастическая монополия так и не помогла Перу стать сверхдержавой. Все деньги, которые получила Перу, ушли в карманы Элиаса и чиновников, которых он содержал. Они не прибавили в Перу рабочих мест. Они никак не трансформировались в изобретения и технологические инновации, которыми тогда фонтанировал Запад. Поразительно - но та самая нехватка рабочих рук, которая в Европе и США привела к стремительному внедрению машин, в Перу, именно благодаря монополии, привела к возрождению рабства и крайней примитивизации труда. Привезти дармовых рабов, еще получив на это субсидии у правительства, в условиях монополии было проще, чем изобрести экскаватор.
Кончилось все это, в соответствии с законами рынка, в тот момент, когда были изобретены искусственные химические удобрения. Если есть спрос, то будет и предложение.
Резиновая сверхдержава
Вторым монополистом по эксклюзивной поставке жизненно необходимого для развивающейся западной цивилизации сырья стала Бразилия, а сырьем этим был органический каучук. Резина.
Резина - важнейший компонент промышленной революции, наряду с паровой машиной и двигателем внутреннего сгорания. Без вулканизированной резины не ездят ни автомобиль, ни велосипед. Без прокладок, втулок, резиновых уплотнителей, муфт, манжет и колец не работает почти никакая машина.
И вся эта резина в 1860-х годах росла в единственном месте - в Бразилии. Более того: гевейное дерево не выращивали на плантациях. Сок гевеи собирали с дикорастущих деревьев, не затрачивая никаких усилий на их выращивание, то есть доходы бразильского гевейпрома росли мгновенно и без усилий.
Экспорт каучука из Бразилии за сорок лет, с 1856-го по 1896-й, вырос в десять раз. К 1912-му он вырос еще в четыре раза. При этом цена на каучук возросла с 1870 по 1910 год в три раза! Понятно, что развитые страны были вовсе не в восторге от такой монопольной зависимости, с 1970-го Британия готова была платить за все семена гевейного дерева, которые ей привезут. Но пока суд да дело, Hevea brasiliensis росла только в Бразилии.
Сделала ли эта фантастическая монополия Бразилию развитой страной и тем более сверхдержавой?
Увы, нет. В Бразилии возникло два города - Белем, в устье Амазонки, финансовый центр торговли каучуком, и Манаус, в месте слияния рек Мараньон и Укаяли, которые, собственно, и образуют Амазонку.
Манаус был складским центром разбросанной по джунглям добычи. Это был едва ли не самый богатый город на земле. В центре его построили гигантский оперный театр, украсив его мрамором из Каррары, светильниками из Венеции, черепицей из Страсбурга, зеркалами из Парижа, даже железные решетки привезли из Глазго - великая каучуковая держава Бразилия сама не умела производить достойных светильников, зеркал и черепицы.
Мостовые Манауса были вымощены булыжником из Португалии, любовницы каучуковых магнатов купались в шампанском, сигары разжигали только крупными купюрами.
Жизнь била ключом; богатство в буквальном смысле, как замечает Чарльз Манн в своей великолепной книге «1493», росло на деревьях, и каждый резиновый магнат жил, как набоб, в своей огромной усадьбе, заставленной новейшими импортными гаджетами и окруженный домашней раболепной челядью.
Как эти огромные богатства перетекали к людям, которые были заняты собственно добычей каучука? Никак. Огромные богатства Манауса и были, собственно, результатом нищенских условий, в которых трудились сборщики.
Пробираясь малярийными, труднодоступными местностями, они гибли тысячами от болезней и укусов змей. Рабочих не хватало. Деревья, напомню, обирались дикие. Скоро сборщики перестали доить деревья. Они срубали их полностью, сдирали кору, и латекс натекал в яму, выкопанную под срубленным стволом.
К началу 1880 года манаусские олигархи нашли рациональное и простое решение проблемы нехватки дешевой рабочей силы: они превращали местные индейские племена в своих рабов, и те рубили гевею, а если отказывались - их расстреливали до последнего человека. Полностью опустошив участок, сборщики перебирались на новое пространство.
Одним из самых успешных каучуковых баронов стал Джулио Сезар Арана, империя которого в бассейне реки Путамайо, притоке Амазонки, простиралась на 22 тыс. кв. км; он обратил в рабство пять индейских племен. Все конкурирующие каучейро были вытеснены из региона или убиты, двадцать три построенных на заказ и хорошо вооруженных лодки патрулировали реку, и Арана контролировал своих рабов с помощью частной армии чернокожих громил, импортированных с Барбадоса. Когда в 1907 году двое американских туристов случайно попали на его земли и имели глупость вступиться за индейца, чью жену украли головорезы Араны, они попали в частную тюрьму, стражи которой, по их словам, «развлекались с тринадцатью девочками возрастом от девяти до шестнадцати лет». Сам господин Арана был изысканный интеллектуал и даже имел самую большую библиотеку в Манаусе.
Увы, при таких методах хозяйствования каучуковая сверхдержава Бразилия не могла стать и не стала процветающей экономикой. Кончилось все печально: к началу ХХ века гевею начали сажать в Юго-Восточной Азии, а затем подоспела и синтетическая резина. Спрос рождает предложение, и в отношении сырья это так же верно, как в отношении высокотехнологического товара. Если где-то появилось что-то, что нужно миру, то рано или поздно у сырья найдется аналог. Манаус пришел в запустение. Джулио Арана умер в 1952 году в нищете.
Нефтяная монополия
Наверное, мои читатели уже поняли, куда я клоню. К «ресурсному проклятию» resource curse, термину, который был впервые употреблен Ричардом Оти в 1993 году для объяснения того, почему государства, богатые сырьевыми ресурсами, не способны использовать это богатство для развития экономики. Ричард Оти говорил, естественно, в основном о петрократии - арабских нефтяных деспотиях.
Поэтому я теперь расскажу историю еще одной страны, которая в 1860-х годах стала монополистом по поставке нефти в Европу.
Эта страна называлась США.
Собственно, нефть и начали качать в США. Первую в мире нефтяную скважину пробурил авантюрист и весельчак «полковник» Эдвин Дрейк, который никогда полковником не был, а был кондуктором на железной дороге.
Пробурил он ее вовсе не случайно: к этому времени потребность индустриального мира в каком-нибудь постоянном горючем для освещения все росла и росла. Ее решали с помощью китового жира - но китов уже почти вывели, и цены на китовый жир поднялись до 2,5 долларов за галлон. Использовали кафмин - взрывоопасное производное скипидара. Использовали «городской газ» - продукт перегонки угля. Именно рожок с «городским газом» забыл погасить Паспарту в своей комнате, отправляясь с Филеасом Фоггом в турне вокруг света за восемьдесят дней, и именно «городским газом», а не газпромовским, разумеется, москательщик Джозия Эмберли отравил свою жену и ее любовника в рассказе Конан Дойля: «Москательщик на покое».
Идея добыть для освещения что-то из нефти впервые пришла в голову американцу Джорджу Бисселу. Биссел был прямым воплощением «американской мечты». Он зарабатывал на жизнь с 12 лет, что не помешало ему стать директором школы и выучить несколько десятков языков, включая иврит и санскрит. В 1853 году, проезжая через Западную Пенсильванию, он увидел места, где нефть просачивалась прямо на поверхность - ее собирали тогда с поверхности ручьев и использовали как лекарство от глистов и водянки.
Санскрит Биссел знал, а химию - нет. Поэтому он поручил проработать вопрос извлечения чего-нибудь освещающего из нефти одному из ведущих американских химиков - профессору Силлиману. Тот выставил за свою работу счет в 526,08 доллара. Биссел и сорганизованные им инвесторы два года отказывались платить, пока Силлиман не пригрозил обнародовать свой доклад для публики.
Делать «светильное масло» из нефти было нетрудно, но количество нефти, которое можно вручную собрать с поверхности земли, не позволяло, мягко говоря, развернуть масштабное производство. В 1856 году Биссел догадался первым в мире, что нефть можно бурить (китайцы к этому времени умели бурить землю на глубину до километра уже добрую тысячу лет, но они добывали так соль). Бурить и послали «полковника» Дрейка, который с этой целью приехал в декабре 1857 года в крошечную деревушку Тайтусвилль, с населением в 125 душ, занимавшихся вырубкой уже почти вырубленных вокруг лесов. Дрейка преследовали неудачи. Соляные мастера, нанятые им, один за другим оказывались неумехами и проходимцами. Окрестное население показывало на Дрейка пальцем. Деньги кончились. Расходы Дрейка из своего кармана оплачивал последний из заинтересованных Бисселом инвесторов - Джеймс Таунсенд, владелец крошечного банка в городишке Нью-Хейвен. В конце августа 1859 года отчаялся и он, и послал Дрейку денежный перевод с наказом закрыть предприятие.
Если бы в те времена был e-mail и SWIFT, то так скважину бы и не пробурили, потому что когда чек и письмо были отправлены по почте, Дрейк еще ничего не нашел. Но, по счастью, почта тогда шла несколько дней: и 27 августа 1859 года, позже, чем было отправлено письмо, но раньше, чем оно было получено, Дрейк добурился до нефти. Он и его мастера за одну ночь заполнили нефтью всю тару, которая у них была; потом они скупили все бочки из-под виски в округе.
Что же произошло дальше? А вот что: в следующую неделю население Тайтусвилля увеличилось в несколько раз. Цена земли рванула чуть не за ночь. Те же люди, которые смеялись и показывали на Дрейка пальцем, бросились ему подражать. Авантюристы, одиночки и деловые люди со всего США хлынули в Тайтусвилль, через пятнадцать месяцев после открытия Дрейка в Тайтусвилле действовало 75 скважин и 15 установок для переработки нефти, еще 5 действовал в Питтсбурге. На следующий год после открытия Дрейка в Пенсильвании было добыто 450 тыс. баррелей нефти, через два года это число возросло до 2 млн баррелей.
В чем же дело? Почему «ресурсное проклятие» подействовало в Перу, Бразилии и Саудовской Аравии и не подействовало в США?
Ответ очевиден: другая структура общества. Заметьте - ни Бисселу, ни Таунсенду, ни Дрейку не пришло в голову добиться от Конгресса монополии на добычу нефти, хотя бы под тем благовидным предлогом, что они действительно совершили открытие и владеют уникальным know-how. Правила игры в США были очень просты: ты купил участок земли, и ты можешь делать с ним, что хочешь, - хоть бурить, хоть просто на нем валяться. Никому не пришло в голову сказать: «Нефть - это национальное достояние, негоже, чтобы им владели какие-то проходимцы». Никому не пришло в голову сказать: «А давайте-ка учредим госкомиссию, чтобы проверить добычу нефти на environment - а вдруг так какой-нибудь местный пеликан пострадает?» И уж никак владелец новоявленной монополии не мог раздавать в Конгрессе взятки, чтобы, к примеру, государственная казна стала субсидировать ввоз каких-нибудь филиппинских рабов с целью повышения рентабельности добычи важного элемента национального благосостояния.
Тайтусвилль был весь - частная инициатива. Участки перепродавались и покупались. Люди разорялись или, наоборот, делались миллионерами. Цена нефти колебалась дико: 10 долларов за баррель в январе 1861 года, 10 центов за баррель ровно через год, и 7,25 доллара за баррель еще через два года. Некоторые скважины были пусты, другие давали 15 тыс. долларов прибыли на каждый вложенный доллар. В местах, переживающих нефтяной бум, царила нечеловеческая грязь, смешанная с нефтью, «улицы городов имели вид жидких озер или дорожек грязи», а «местность смердела, как полк солдат, больных поносом». К сентябрю 1865 года в городке Питхоул-Крик, в 15 милях от Тайтусвилля, добывалось две трети нефти США, и крошечная ферма возле этого городка ушла с аукциона за 2 млн долларов. В 1878 году эта же ферма была продана за 4,36 доллара (четыре доллара тридцать шесть центов).
Люди, стоявшие у истоков нефтяного бума, просто не выдержали этой фантастической энергии конкуренции. Их отбросило прочь, как нефтяной фонтан, вырвавшийся из-под земли, сминает и отбрасывает заглушку. Дрейк так и остался нищим - у него просто не было денег для скупки мгновенно подорожавшей земли; Джеймс Таунсенд, в общем-то, ничего не заработал на своем венчурном капитале. Миллионером стал один Биссел, но и ему для этого пришлось приехать в Тайтусвилль и скупать участки на общих основаниях, меся грязь наравне с другими.
При этом надо заметить, что та же самая нефть, которая просачивалась в ручьи в Пенсильвании, многие тысячи лет выходила на поверхность на Ближнем Востоке. Стены самого древнего города в истории человечества - Иерихона - были обмазаны битумом, и перед штурмом Вавилона Кира предупреждали об опасности «огненных атак».
Что же помешало арабам в середине ХIХ века иметь своих Биссела, Таунсенда и Дрейка? Структура общества. И не случайно, что когда в 1880-х Джон Рокфеллер все-таки почти добился нефтяной монополии, это была: а) монополия на переработку, а не добычу; б) результат действия естественного коммерческого отбора, а вовсе не хождения Рокфеллера по высоким кабинетам; и в) американское общество ее в конце концов разрушило, усмотрев в этой монополии, пусть и окрепшей внебюрократическим путем и имевшей массу полезных следствий, - угрозу самому американскому обществу.
Какое отличие от перу, бразилий, саудовских аравий и россий, где каждый раз государство находило высокодуховные аргументы, почему добывающую отрасль надо передать в руки правителя или его друзей!
Это структурное превосходство США сохраняется до сих пор. С 2008 года США (а не «сырьевая сверхдержава Россия») занимают первое место в мире по объемам добычи природного газа, и к 2015-му США (а не «сырьевая сверхдержава Саудовская Аравия») будут занимать первое место в мире по объемам добычи нефти.
И то и другое стало возможно благодаря «сланцевой революции» - добыче сланцевого газа и сланцевой нефти, которая, в свою очередь, основана на том, что во многих штатах США бизнес до сих пор прост, а частная собственность до сих пор священна: купил землю - делай на ней, что хочешь. В Европе сланцевый газ не добывается до сих пор не потому, что природа другая, а потому, что сначала надо получить лицензию, разрешение, уведомление, постановление, и еще должна собраться комиссия и решить: а не испортите ли вы, проклятые загрязнители, вашим газом какую-нибудь экологию?
Однако никому не приходит в голову говорить о «сырьевой сверхдержаве США». Во-первых, потому, что львиная доля добываемого в США газа и 100% добываемой нефти потребляется в США же - богатыми потребителями и могучей промышленностью. Во-вторых, потому, что в США отсутствует «Газпром», или Доминго Элиас, или Джулио Сезар Арана - короче говоря, отсутствует лицо или группа лиц, которые увеличивают свое состояние за счет внеэкономических рычагов и рассказывают, почему в целях «национальной безопасности» государство должно субсидировать для них импорт рабов или строить трубопроводы.
В переводе с языка политических манипуляций и деструктивных мемов на язык здравого смысла - «сырьевая сверхдержава» возникает тогда, когда некая группа интересов (диктатор, его друзья или группа баронов-разбойников) максимизирует свою прибыль за счет уменьшения общественного блага и пытается скомпенсировать очевидно летящую под откос экономику за счет промывки мозгов.
(с) Юлия Латынина